Алекс Флинн - Зачарованный
Язык отказывает мне. Почему я ее интересую?
— Скажи что-нибудь! — шипит Фарнесворт, стуча мне по спине.
Будто он сам был таким красноречивым!
— Меня зовут Джонни. Я… — Вдруг я начинаю стыдиться того, что хочу сказать, но все-таки продолжаю: — Я чиню обувь, у нашей семьи здесь мастерская по ремонту обуви. — Моя рука машет в направлении отельных магазинов.
— Туфли! — Принцесса хлопает в ладоши, будто это самая замечательная новость, какую она когда-либо слышала. — Я обожаю туфли! У меня их чемодан!
Я смеюсь. Конечно обожает. Она принцесса.
— Ты надо мной смеешься? Думаешь, что моя любовь к обуви… как ви это називаете — пустая?
— Я не…
— Может бить, и так. Но я верю, что туфли — они волшебние, как в «Cendrillon», по-вашему это «Золушка», или в «Красних башмачках». Я верю и волшебство. А ти?
Я с изумлением смотрю на нее.
— Уф, думаю, да.
Лебедь из фонтана проходит мимо, и ищейка начинает лаять, не агрессивно, а мягко, спокойно, будто разговаривая с ним. Викториана выставляет свою маленькую руку перед собакой, и та замолкает.
— Там, откуда я родом, в Алории, — говорит принцесса, — много волшебства. Иногда оно доброе, иногда не очень…
Она останавливается и встряхивает головой, очевидно осознавая, что производит впечатление чокнутой и что нужно сменить тему разговора.
— Ти никогда не должен стидиться обуви, а работать на свою семью почетно. Я тоже в семейном бизнесе. Это не всегда легко.
Я киваю, хотя думаю, что путешествовать по миру и ходить на вечеринки довольно просто, но, может, это и не так. Когда внимательно смотришь в глаза Викторианы, кажется, что она не может быть той тусовщицей из газет и таблоидов, которую волнуют только шмотки и пьянки. Наоборот, ее взгляд немного грустен, будто она чувствует себя в плену у своей жизни, так же как и я.
Фарнесворт, должно быть, решает, что с меня хватит, так как предлагает принцессе свою руку.
— Ваш номер уже готов. Я могу проводить вас.
Викториана задерживает свой взгляд на мне, перед тем как сказать:
— Очень хорошо.
Она игнорирует управляющего и идет к лифту. Фарнесворт спешит за ней.
Мы с Райаном уходим в обратном направлении.
— Господи! Я, похоже, влюбился, — сообщаю я ему у коридора, ведущего в бассейн.
— М-да… и в кого бы, вы думали? В принцессу, помешанную на туфлях. Да… был бы ты посимпатичнее… и работал бы, как я, в бассейне… Я вот, наверное, буду каждый день видеть ее в бикини.
— Ага.
Я никогда ее снова не встречу. Принцессы не отдают свои туфли в починку. Они посылают слуг за новыми.
Райан начинает свистеть, потом прекращает, может быть заметив, как сильно я расстроен.
— Сейчас нужен новый спасатель. Попробуй устроиться.
— Не могу, — качаю я головой.
— Плавать не можешь?
— Нет. Я классный пловец. Но мне надо помогать маме в мастерской. Нас там только двое.
— Обрежь пуповину! Тебе сколько — семнадцать? Пора принимать свои собственные решения. — Он пожимает плечами. — Подстраивайся под себя.
Я смотрю на лифты. Викториана входит в тот, который едет до самого верха, в пентхаус. Она чешет собаке за ушами. Я представляю себя рядом с ними взлетающим до самого неба.
Глава 3
А скоро нашелся и покупатель на сапоги. И так они ему понравились, что заплатил он за них большие деньги. Смог теперь сапожник купить себе кожи на две пары сапог.
Братья Гримм. Маленькие человечки— О, да тут все гораздо лучше, чем когда я уходил.
Спеша на помощь ждущим меня клиентам из «Джонстон и Мерфис», я прохожу мимо кафе Мэг. Его заполнили участники конгресса, но на столах уже нет вчерашних пятен от кетчупа, пол сверкает, как песок на пляже, с него исчезли салфетки и обертки от соломок. Мэг и еще одна сотрудница наливают кофе и раскладывают по тарелкам круассаны.
— Как тебе удалось так быстро убрать?
— Когда я пришла, здесь уже было чисто, — говорит она. — Так ты встретился с ее королевским величеством?
— Она показалась мне милой, — киваю я, а сам все продолжаю осматривать кофейню.
— Ты хочешь сказать — миловидной, — говорит Мэг. — Ты ж на самом-то деле не разговаривал с ней.
— На самом деле разговаривал. — Я сам еще не могу в это поверить. — У нее есть собака, и она сказала, что чинить обувь… почетно.
Мэг издает звук, похожий то ли на смех, то ли на хмыканье.
Я оглядываюсь. Даже медовыжималка вытерта начисто, а сахарница просто блестит.
— Вчера вечером Шон и Брендан оставили все в полном беспорядке. Я думал, ты будешь в бешенстве, когда увидишь.
— Ты был тут, когда они закрывали кафе? — спрашивает Мэг.
Я киваю.
— И ты вернулся в семь утра?
— В шесть. Но это не имеет большого значения.
— Нет, это имеет большое значение. Нельзя вкалывать по шестнадцать часов в день.
— Нам нужны деньги.
Мэг кивает. Она понимает. Зимой мы обычно нанимаем еще одного сотрудника, но лето — трудное время года, в отеле останавливается не так много людей, счета накапливаются. Я не хожу на пляж, но и не ночую на работе. Мэг не знает, что мама нашла другую работу и поэтому я совсем один.
— «Наши доходы — как наши туфли: если слишком маленькие, они стесняют нас и раздражают, а если слишком большие, то заставляют оступаться и падать», — цитирует Мэг. — Это сказал Джон Локк.
— Думаю, сейчас я справился бы со слишком большими доходами. — Я смотрю вниз. — А под тем столом ведь было разлито молоко?
— Вытерла.
— До этого ты сказала, что тут к твоему приходу все уже было чисто.
— Я соврала. Я не хотела, чтобы ты знал, что я гений уборки. Если об этом станет известно, то меня могут захотеть нанять горничной, а мне будет не хватать пленительного мира кофе. Ладно, мы можем уже перестать это обсуждать?
— Если мы перестанем обсуждать, что мне не следует работать в две смены.
Мэг хмурится и кладет руку мне на плечо.
— Извини, я просто… хотела бы помочь.
— Можешь сделать мне эспрессо.
Я стряхиваю ее руку.
— Поняла.
Она достает чашку.
Я иду в мастерскую и продолжаю чинить подошву. Не то чтобы я не был согласен с Мэг. Но мне нужно здесь работать. Мне приходится, потому что сотрудник моего уровня будет слишком дорого нам стоить. А потеря семейного бизнеса станет тяжелым ударом для моей матери.
Хорошо хоть, что вчера вечером я закончил с большей частью обуви. Может, после этой пары я смогу поработать над тем, что хранится в моей секретной коробке, той, которую я держу под просроченными счетами.
