Ричард Матесон - Существо
Лэс развернулся. Мэриан теперь смотрела на него. Ее лицо побелело, кожа на щеках туго натянулась.
— Что это? — спросила она едва слышным, дрожащим голосом.
— Не знаю.
Он еще раз заглянул в клетку, как будто уже сомневался, что действительно это видел. Потом снова посмотрел на Мэриан.
— Не знаю, — повторил он, чувствуя, как тяжко колотится сердце.
Они еще секунду смотрели друг на друга, в глазах у обоих читалось смятение.
— Что будем делать? — почти прошептала Мэриан.
Лэс проглотил застрявший в горле комок. Снова заглянул в клетку.
— При-вет, — услышал он собственный голос, — вы можете…
И тут же осекся, горло у него дернулось. Человек был без сознания.
— Лэс, что, если…
Он посмотрел на нее. И вдруг по коже пошли мурашки, потому что Мэриан в безмолвном ужасе смотрела на соседнюю клетку.
Он побежал по засохшей земле, взбивая пыль.
— Нет, — проговорил он, заглядывая в следующую клетку.
Он почувствовал, как его колотит нервная дрожь. Подбежала Мэриан.
— О боже, это же просто безумие, — воскликнула она, увидев еще одного узника.
Они оба смотрели на него, а он глядел на них блестящими мертвыми глазами. В один миг вялое тело дернулось, придвинувшись на пару сантиметров. Пересохшие губы задрожали — похоже, он силился заговорить. Ниточка слюны потянулась из угла рта и легла на заросший щетиной подбородок. На мгновение покрытое грязью и потом лицо превратилось в маску страстной мольбы.
А потом его голова запрокинулась набок и глаза закатились.
Мэриан отпрянула от клетки, прижимая к щекам трясущиеся руки.
— Он псих, — проговорила она и резко обернулась, глядя на молчаливый дом.
Лэс тоже обернулся, и они оба внезапно осознали присутствие в доме человека, который предложил им пойти посмотреть зоопарк.
— Лэс, что нам делать? — Голос Мэриан дрожал, она была на грани истерики.
Лэс не мог произнести ни слова, все еще потрясенный тем, что видит. Долгий миг он был способен только стоять, сотрясаемый дрожью, и глядеть на жену, ощущая себя так, будто угодил в кошмарный сон.
Затем он плотно сжал губы, и на него словно обрушился поток жары.
— Давай убираться отсюда, — отрезал он, схватив ее за руку.
Единственными звуками было их хриплое дыхание и торопливое шлепанье ее сандалий по жесткой земле. Воздух кривился от неистовой жары, иссушал легкие, заставлял кожу источать ручьи пота.
— Быстрей, — задыхался Лэс, дергая ее за руку.
Но, повернув за угол дома, оба сейчас же отскочили назад, ощущая, как судорожно сжимаются все мышцы.
— Нет! — Лицо Мэриан перекосило от ужаса.
Между ними и машиной стоял хозяин дома, нацеливая на них длинное двуствольное ружье.
Разум Лэса вдруг заполнила единственная мысль. Он внезапно понял, что ни одна живая душа не знает, где они, никто даже не догадается, в каком месте их искать. С нарастающим ужасом он вспомнил, как этот тип спрашивал, куда они едут, как он смотрел на их калифорнийский номер.
А потом Лэс услышал его самого, его жесткий, лишенный эмоций голос.
— А теперь вернитесь обратно, — приказал хозяин, — в зоопарк.
Заперев парочку в одной из клеток, Мерв Кетгер медленно побрел в дом, правую руку оттягивал тяжелый дробовик. Сделанное не принесло ему ни малейшего удовольствия, лишь волну облегчения, которая всего на миг расслабила его завязанное в тугой узел тело. И напряжение уже возвращалось. Оно никогда не покидало его больше чем на несколько минут, которые требовались, чтобы схватить очередного человека и заточить его в клетку.
И сейчас напряжение было сильным как никогда. Он первый раз запер в клетке женщину. От отчаяния в груди образовался ледяной ком. Женщина, он посадил в клетку женщину. Грудь содрогалась от сиплых вдохов, пока он поднимался по шатким ступенькам заднего крыльца.
Затем, когда затянутая москитной сеткой дверь захлопнулась за ним, он поджал широкий рот. Да, но что ему оставалось делать? Он с грохотом положил ружье на застеленный желтой клеенкой кухонный стол, грудь сотряс очередной мощный вздох. Что еще я могу сделать, спорил он с самим собой. Ботинки громко скрипели по старому линолеуму, пока он шел к двери в тихую, залитую солнцем гостиную.
От старого кресла поднялась пыль, когда он тяжело опустился в него. Что еще ему оставалось делать? У него не было выбора.
В тысячный раз он взглянул на левое предплечье, на слегка покрасневшую шишку чуть ниже локтевого сгиба. Прямо в плоти по-прежнему тихонько жужжал крошечный металлический конус. Он знал это, даже не прислушиваясь. Конус не умолкал никогда.
Он с усталым стоном откинулся назад и опустил голову на высокую спинку. Тусклый взгляд блуждал по комнате, по косому потоку солнечного света, в котором дрожали пылинки. И по каминной полке.
Маузер, люгер, снаряд для базуки, ручная граната все еще в рабочем состоянии. Неясная мысль посетила его смятенный разум: а что, если приставить к виску люгер, нацелить в сердце маузер или даже выдернуть из гранаты чеку и прижать ее к животу.
Герой войны. Эти слова жестоко царапали душу. Они лишились прежнего смысла, приносящего утешение. Некогда они что-то значили для него, ему было важно сознавать себя награжденным медалями воином, человеком с орденскими планками, осыпанным похвалами, вызывающим восхищение.
Потом умерла Элис, потом слава и почет канули в прошлое. Он остался в пустыне наедине со своими трофеями.
И как-то раз пошел в пустыню на охоту.
Он закрыл глаза, горло конвульсивно подергивалось. К чему размышлять об этом, сожалеть? Желание жить все еще не покидало его. Наверное, это было глупое, бессмысленное желание, но оно оставалось незыблемым, он не мог от него отделаться. Ни после того, как пропало два человека, ни после того, как пропало пять, ни даже после того, как пропало семь.
Грязные ногти безжалостно впивались в ладони, пока не прорвали кожу. Но вот женщина, женщина! Эта мысль резала острым ножом. Он не хотел сажать в клетку женщину.
В тщетной ярости он колотил тугим кулаком по ноге. У него не было выбора. Ну конечно, он заметил калифорнийский номер. Однако все равно не собирался этого делать. Но потом женщина спросила о воде, и он внезапно понял, что у него нет другого выхода, он просто обязан.
Ему как раз не хватало двоих.
К тому же выяснилось, что парочка едет в Нью-Йорк, и напряжение нахлынуло и спало, ослабило и снова усилило хватку в знакомом спазматическом ритме, после чего он осознал всем своим существом, что должен предложить им поехать и взглянуть на его зоопарк.