Бентли Литтл - Святилище
Боцефус гавкнул один раз, громко. Затем коротко и неприятно взвизгнул, и тут же замолк.
Потом наступила тишина.
— Боцефус! — закричал Кэл. Он вбежал в дом, затем помчался дальше, по коридору.
Собака уже была распластана на кресте, все четыре лапы были растянуты в позе распятия, из них торчали длинные гвозди.
Мать выронила молоток и опустилась на колени. Слёзы катились по её щекам, но это были не рыдания. Она начала молиться:
— Благослови наш дом, благослови наши ноги. Добрая еда, доброе мясо. Боже, отведай его. Блаженны кроткие, блаженны умирятели. Во имя Отца, Дочери и Святой Собаки. Аминь.
Она преклонила колени сперва перед Отцом, затем перед Крисси, а потом перед псом.
Кэл оставался стоять. Она была помешанной, сумасшедшей, и он понял сейчас, что у него только один выбор: обратиться к властям и выдать её. Внутри него всё задеревенело, и сильно разболелась голова. Отец, скорее всего, счёл бы его решение кощунственным, а вот Крисси, вероятно, нет, пусть она тоже всегда была на стороне Господа.
Мать вышла из Святилища, затем через несколько минут вернулась, волоча изувеченное тело мальчика. Она швырнула его в яму и подожгла. Несмотря на включенный вентилятор, Святилище заполнил чёрный зловонный дым, и Кэл, пошатываясь, пошёл в спальню, хватая ртом свежий воздух. В голове его раздавался сводивший с ума звук крови, стекающей в чаши на алтаре: кап-кап-кап.
Наверное, ему следует убить её.
— Кэл.
Голос Крисси. По-прежнему чуть громче шёпота, пробиваясь сквозь шум и дым, он прозвучал мягко и совершенно отчётливо. Ему захотелось вернуться в Святилище и поговорить с ней, но не смог заставить себя это сделать.
— Нет, — прошептала Крисси и повторила это слово опять. — Нееееееет.
«Нет»? Что это значило?
Тем не менее, он понял, что она имела в виду. Крисси передумала. Может быть, она поговорила с Отцом, может, с самим Господом, но она больше не хотела, чтобы он убивал мать. Несомненно, она не хотела, и чтобы он её выдавал.
Что же ему делать?
— Нет, — шепнула Крисси.
Он выбежал из дома и рухнул на траву газона, выходившего на улицу. Горячей щекой он чувствовал прохладу свежей влажной травы,
Тодд МакВикар поднимался вверх по улице на своём трёхколёсном велосипеде.
— Что с тобой такое? — спросил он.
Голос у него был противным.
И тут Кэл почувствовал, как к нему пришёл Гнев. Он понял, что произошло, и не хотел, чтобы так получилось, однако неистовая ненависть к Тодду заполнила его изнутри, и он понял, что ничто не сможет успокоить его ярость и злобу, кроме смерти мальчика. Мысли о том, как он прямо на тротуаре разбивает в кровь голову Тодда, придали его голосу необходимое спокойствие.
— Иди сюда, — сказал он. — Я хочу показать тебе кое-что в гараже.
Он надеялся, что мать ещё не избавилась от лопаты.
Кэл стоял посередине Святилища. Он плакал, терзаемый тоской и раскаянием, и не представлял, что его сейчас ожидает. Позади него, в яме, горело тело Тодда МакВикара, и запах дыма, казалось ему, был свежим и очищающим.
Он взглянул на мать.
— У тебя нет выбора, — задыхаясь от рыданий, проговорила она. — Я должна заплатить за твои грехи. Она протянула трясущуюся руку к перекладине креста и погладила. Пальцы её нервно подёргивались.
Кэл прижал остриё гвоздя к линии жизни на её ладони и отвёл молоток назад.
Голоса в голове выражали ему своё ободрение:
— У тебя нет выбора, — отец.
— Ты должен, — Крисси.
Он с силой ударил молотком и вздрогнул, когда мать закричала. Сквозь её ладонь гвоздь вошёл в дерево. Тёплая красная кровь ручьём заструилась вниз.
Это сумасшествие, думал он. Это неправильно. Так нельзя. Но как только он посмотрел наверх, ему показалось, что он видит одобрение и в закрытых глазах Крисси, и в пустых глазницах отца.
Он взмахнул молотком снова.
И снова.
К тому моменту, когда он закончил с последней ногой и закрепил крест рядом с Боцефусом, он уже чувствовал себя лучше — очищенным, как будто бы родился заново — невинным и свободным от всех грехов.
Он с благодарностью опустился на колени.
— Матерь наша, — сказал он. — Иже еси на небесах…
Конец
