Ирек Грин - Дневник дьявола
— Вы помните, — обращалась она к классу, — случаи одержимости и убийств после премьер «Экзорциста» и «Омена»? Почему же мир так удивляется, когда какой-то психопат начинает подражать иным образцам?
— Нас поражает тот факт, — робко ответил один из тетиных интеллектуалов, — что «Поэт из Лондона» и ему подобные используют в качестве примера для подражания элементы классических произведений. Влияние триллеров и массовой культуры можно понять, но Гамлет, Макбет…
— А что в этом такого? — раздраженно возразила тетя. — Разве они менее универсальны, чем какая-нибудь одержимая девочка из Джорджтауна?
— Они не так привлекательны, как герои фильмов, — присоединился второй.
— И не столь известны…
Тетя задрожала от обиды.
— Ничего-то вы не понимаете! — почти крикнула она. — Тупицы! Нам еще повезло, что какой-нибудь сумасшедший не решил инсценировать «Тита Андроника»… или, например, «Ричарда III». Там трупов еще больше!
Думаю, мы понимаем, что имела в виду тетя. Если Эдип мог стать частью коллективного бессознательного, то, вероятно, и Шекспир имеет на это право?
Теперь я расскажу о погибшей учительнице, и потом мы сразу же вернемся к беседе Фишмана с отцом. Когда мы вернулись из Румынии, я, как обычно, организовывал продажу снимков. Фишман тоже был чем-то занят, не посвящая меня в подробности своей деятельности.
— Он тоже позвонил вам? — Молодой голос говорил с американским акцентом.
— Кто?
— «Шекспир».
— Не понимаю, о чем ты.
— Понимаете.
— Что?
— Это же очевидно.
— Ближе к делу!
— Я хотел бы воздать почести кумиру.
— Шекспиру?
— «Шекспиру», — ответил он с ударением.
— И что?
— После представления «Бури» я открою стрельбу в своей школе.
– Желаю удачи.
— Пожалуйста, приезжайте.
Меня позабавил умоляющий тон юного извращенца.
— Позвони на телевидение.
— Они сообщат в полицию. И потом… у вас лучше получится.
— Парень, прошло больше десяти лет, никто уже не помнит тех событий. Ты не прославишься…
— Я поступаю так не ради себя, а ради него.
— Зачем ты звонишь?
— Чтобы было так же, как тогда. Вам стоит приехать. Вы свободны на следующей неделе?
Вот это да! Сопляк боялся, что Фишман может быть занят, когда школьный театр будет давать премьеру. Однако он был свободен, хотя, судя по записям в дневнике, не до конца поверил в правдивость обещаний юнца.
— Попробуй убедить меня. — Я положил трубку и в очередной раз подумал, что пора сменить номер телефона, а новый телефон засекретить.
Я лично сообщил Фишману о посылке из Штатов, которую доставил курьер. В ней оказалось несколько снимков и кассета с любительским видео.
— Такова цена славы, шеф, — сказал я, когда мы просмотрели материал, а Фишман, нарушив свои правила, в двух словах рассказал мне, о чем шла речь.
Сначала на экране возникло дергающееся изображение какой-то комнаты, а потом в кадре появился улыбающийся мальчик лет двенадцати. Курносое лицо, веснушки, копна рыжих вихров, торчащих во все стороны.
— Привет! Меня зовут Рей. Я рад, что у меня есть возможность говорить с самим Адрианом Фишманом. Высылаю вам фотографии объектов, предназначенных для уничтожения. На сегодняшний день это приоритет А1. Мне бы хотелось, чтобы вы увековечили этот момент. Я все продумал. Будучи руководителем школьной фотолаборатории, я готовлю выставку ваших работ. Некоторое время назад я связался с вашим ассистентом, попросив предоставить мне копии нескольких фотографий, имеющих для меня особое значение…
Фишман вопросительно посмотрел на меня, а я пренебрежительно пожал плечами и кивнул головой, подтверждая, что действительно выслал в какую-то американскую школу несколько снимков.
— …Выставка откроется в воскресенье, двадцать шестого, утром, а вечером состоится премьера школьного спектакля. Уверен, вы согласитесь принять участие в этом событии, хотя, когда я говорю, что вы посетите нас, все отвечают, что я сошел с ума… Но вы же приедете, правда?
На снимках, довольно неплохих, если говорить о технике, было изображено несколько фрагментов репетиций спектакля. Лица юных артистов были перечеркнуты толстым черным фломастером. Однако решающую роль сыграл вложенный в посылку рисунок, который привлек внимание Фишмана. Он был копией одного из снимков, изображавших массовую сцену. Разница заключалась только в том, что люди на рисунке были окружены множеством красных взрывов, а по их лицам текли кровавые слезы. На первом плане была нарисована оторванная рука, рядом с ней — еще и еще, причем все, кроме той, первой, были очерчены пунктирной линией, что, вероятно, должно было означать, что рука движется или ползет.
А парень талантлив, у него острый глаз. Жаль, что он предпочитает убивать, а не фотографировать.
— Подтверди, что мы приедем, — велел Фишман, когда закончил рассматривать рисунок. — Где это находится?
— В Салеме. Там, должно быть, любят кровавые представления, — не задумываясь ответил я, потому что в то время уже не пытался переубеждать Фишмана в чем-либо. Я даже чувствовал легкое волнение — и немного стыдился этого чувства — при мысли, что Адриан наконец-то решился сфотографировать убийство детей. С тех пор, как в Бейруте произошла та история, он как огня избегал подобных ситуаций. И наверняка так же боялся. Однако я не нашел рисунка, который мог бы стать эскизом для снимка, поэтому не представлял, зачем мы туда отправляемся.
Мы приземлились в Салеме рано утром. Было довольно холодно.
— Вот так мы здесь и живем. Мы — люди Севера, — заявила представительница школы, которая с двумя учениками встречала нас в аэропорту. — Это Рей Фитцпатрик, организатор выставки, он же Просперо в нашем школьном спектакле…
И она болтала без умолку, всеми силами стараясь подчеркнуть, какая это честь для их школы и что Рей просто гениален, «такой смышленый юноша, вы меня понимаете» и «господин Фишман, вы ведь будете снимать во время спектакля?» и, в конце концов, когда привезла нас в школу: «Мы восхищаемся вами и понимаем, сколько вам пришлось вытерпеть, чтобы с честью выполнять свой долг…» Вот и прекрасно!
Школа как школа. Длинные, чистые коридоры, множество детворы, слетевшейся к нам словно мухи на мед, почести, оказанные преподавательским составом, словно к ним в гости приехал по меньшей мере центровой баскетбольной команды из Портленда. Мне понравился этот рыжий мальчишка, который все время крутился где-то рядом, поэтому, так как Фишман не реагировал на приставания, я взял на себя обязанность вести переговоры с веснушчатым чертенком.
