Татьяна Форш - Цыганское проклятье
Выключив свет, он выглянул в коридор:
– Быстрее!
Следом за ним бесшумной тенью выскользнул Макс. У лестницы Феде на миг показалось, будто он видит движение возле закрытого тканью от любопытных глаз входа в аварийное крыло. Он даже остановился, старательно вглядываясь во вполне себе обычную, не мерцающую женскую фигуру, и тихо спросил:
– Лена?
– Ты сдурел? – тут же обернулся Макс. – Или последствия сегодняшнего дня сказываются?
– Вон там. Видишь? – Федор взглянул на друга и поднял руку, чтобы указать на стоявшую у ткани фигуру, но тут же растерянно моргнул: – Она там была. Мне подумалось, что это Лена… Пойду посмотрю.
– Никуда ты не пойдешь! А если твоя Лена сошла с ума, чтобы ходить тут ночью – на здоровье!
– Но…
– Никаких «но»! – Максим не поленился спуститься, ухватил его за руку и чуть ли не волоком потащил вверх по лестнице.
В коридоре они встретили друзей:
– Федька? Макс! Ну, наконец-то!
– А вы где были?
– С Пальцапупой в карты играли.
– Ага. Скучно стало. А вы что так поздно? – Кир присмотрелся и присвистнул: – И такие красивые.
– Давайте такие вопросы обсуждать за закрытыми дверями. – Петр первым вошел в комнату. Парни не отставали. Мгновением позже они закрыли на щеколду дверь и попадали на лежанки.
– Так что случилось? – Петр, как самый старший из квартета, сначала посмотрел на Макса, затем перевел взгляд на Федора, отрешенно разглядывающего дневник. – Откуда вы такие красивые нарисовались? Куда вы сегодня вечером запропастились? И что это за книга?
– Да местные наваляли, – отмахнулся Макс и пошутил: – Там, «куда запропастились»… А если честно, пострадали из-за девушки.
– А книга эта – дневник Русалова, – сказал Федор. – Мы ее ненадолго одолжили…
– Интересно… – Петр задумчиво покусал губы и посмотрел на светлеющее окно. – Давайте обо всем этом поговорим завтра! Спать осталось часа четыре.
– Наконец-то! – Кир, не раздеваясь, довольно растянулся на матрасе и закрыл глаза: – Считайте, что меня уже с вами нет.
Федор смотрел, как друзья ложатся спать, но продолжал сидеть, не выпуская из рук дневник.
– Ты чего? – Макс скинул на пол джинсы и присел на краешек матраса. – Спать не хочешь? А завтра как будешь? Съемки с утра.
– Макс, дай мне свечку, – вдруг попросил Федя.
Тот сонно посмотрел на дневник, затем на друга и выразительно покрутил у виска.
– Ну, ты точно – ку-ку! – Заглянув в стол, он выудил свечку, поджег и протянул Федору: – На. Только смотри, не спали нас! – улегся на матрас и, уже засыпая, восхитился: – А ты точно двинутый!
Федор оглядел посапывающих друзей, примостил свечку на табурет и с каким-то странным волнением открыл дневник на первой попавшейся странице.
1896 год. Силантий Русалов.
Зверь застыл в дюжине локтей от него. Припал на передние лапы, оскалился, но нападать не спешил.
Страха не было. С такого расстояния болт арбалета пробьет волчий череп как спелый арбуз. Надо только выждать момент, иначе не получить удовольствия от охоты.
Зверь нервничал, шерсть на холке вздыбилась, рык стал настойчивым и громким. У мужчины на лбу выступила испарина. Это плохо. Волчий нюх необычайно остер, а уж страх они чувствуют за версту. Что же зверь медлит? Почему не нападает? На мгновение мелькнула мысль спровоцировать волка на бросок, но этак можно испугать коня. Пусть верный Буян приучен к охоте и ведет себя спокойно, но рисковать не стоило.
За этими мыслями он едва не пропустил момент, когда волк атаковал. Он распластался в прыжке, оскалив пасть, из которой падали хлопья пены.
Мышцы охотника сработали сами, палец дернулся, и тяжелый болт арбалета, со свистом разрезав воздух, нашел цель. Зверь взвизгнул, как самый обычный пес, и рухнул к копытам Буяна. Вороной конь покосился на поверженного врага и презрительно фыркнул.
Осень в этот год пришла рано. Сентябрь еще только начинал красить деревья в позолоту и охру, а по утрам уже поскрипывал лед в мерзлых лужицах и на ветках серебрился иней. День катился к закату, в лесу темнело рано. Силантий даже не заметил, как на землю упали сумерки, будто кто-то покрывало накинул.
– Эх, Буянушка, – всадник потрепал коня по загривку, – не та нынче охота. Думы мои не здесь, а далеко в Петербурге. Как там моей доченьке, Марьюшке, с дедом и бабкой живется? Люблю ее беззаветно. Скорее бы свидеться. Слышишь меня, Буян?
Конь успокаивающе пофыркал, точно понимал речь хозяина, и вдруг настороженно замер истуканом каменным, только ушами прядет. Дурной знак. Силантий не был трусом, но сейчас все его тело сковал мороз. Да не тот, что крепчал с каждым часом, другой… Словно чары наложили, что пошевелиться не дают.
В серой мгле стали загораться зловещие угольки глаз. Закружились в страшном танце, завораживая смертельной красотой. Волки подступали бесшумно, даже листва не шелестела под их мягкой поступью.
Звенящую тишину разорвал леденящий кровь вой. Буян заржал и встал на дыбы. Волки, словно только этого и ждали, кинулись к всаднику. Одного Силантий успел сбить из арбалета, еще одному жеребец размозжил череп копытом. Но их все равно было еще слишком много. Серое кольцо, переливающееся золотистыми огоньками глаз, начало смыкаться. В ушах стояло злобное рычание.
– Прощай, Буянушка, и прости за все.
Всадник, перезарядив арбалет, соскочил с коня, и вот еще одна туша упала замертво.
Арбалет Русалову достался от отца, а тому – от деда. Таким оружием уже почти не пользовались, но Силантий никак не мог отказать себе в удовольствии почувствовать мощь предков, их злость, азарт. Вырезанный из черного дерева, украшенный серебряным кружевом, он был похож на смертоносный цветок, что выстреливает ядовитыми иглами. Арбалет ложился в руку, срастаясь с ней в единое целое, и еще никогда не подводил своего хозяина. Потому Силантий не признавал ружей и винтовок, хотя и не раз становился объектом насмешек со стороны приятелей. А маменька хваталась за сердце всякий раз, когда они с отцом собирались охотиться.
Родителей давно нет, а он и сейчас слышит обеспокоенный голос матушки:
– Матвей, ты чему сына учишь? Может, завтра на медведя с голыми руками его пошлешь?
– Жизнь пострашнее охоты будет, потому как сам дичью можешь оказаться, – грозно отвечает отец, хотя уголки его губ предательски дрожат и тянутся вверх. – Не всегда при нем будет оружие, потому надо уметь обороняться. И не перечь мне, Анастасия!
