Бенджамин Перси - Красная луна
Уильямс держит спину прямо и слегка улыбается. Но чувствует себя не очень уверенно. Не совсем собой. В нем теперь две сущности: внутри засел возбудитель инфекции, который грозит в любой момент вырваться на свободу. Иногда учащаются пульс и дыхание. Иногда болят мышцы. На зубной щетке остается кровь. Волосы слипаются от пота. От него теперь постоянно пахнет: мускусный запах исходит от повлажневших подмышек и паха. Временами в голове словно происходит короткое замыкание: сквозь мелькающие огни проступает меняющийся силуэт — то волк, то человек.
Буйвол его об этом предупреждал. Нужно приспособиться к своему нынешнему состоянию, физически и эмоционально. Для этого потребуется время. Внутри его засело нечто, и тело готово в любую минуту разродиться ужасным созданием, которое удушит родителя пуповиной. Буйвол называет это симбиозом, а Чейз — проклятием. С люпексом дела пойдут лучше. Ремингтон обещал, что, когда они раздобудут люпекс, лекарство подействует на болезнь как ошейник-строгач.
Хорошо бы. Из-за инфекции надпочечники увеличились почти в два раза. Пострадало и миндалевидное тело. Оно входит в лимбическую систему и тесно связано с гипоталамусом, который контролирует выработку гормонов. Страх, гнев, волнение вызывают гормональный всплеск, а это, в свою очередь, воздействует на надпочечники. Во время трансформации организм подвергается воздействию, схожему с воздействием убойной дозы диссоциативных анестетиков.
Журналисты наконец прекращают снимать, и зрение у Чейза проясняется, белый туман рассеивается.
— Я стою здесь перед вами, гордый, но скромный орегонский парень.
Он замолкает и, наклонив голову, вслушивается. Что это за звук? Да это же ручки скребут по бумаге. Словно сотни насекомых дружно работают челюстями. В последние несколько дней все чувства у Чейза обострились. Он ощущает, как трутся о кожу швы рубашки, чувствует пальцами ног выпуклый узор на носках. Очень странный привкус у еды. Вода из-под крана отдает металлом и фтором. Он улавливает вонь, которую испускает дохлая белка, валяющаяся под кустом в трех кварталах отсюда.
В дальнем конце зала, за спиной у журналистов стоит Буйвол. Он машет рукой — мол, продолжай. Чейз прокашливается.
— Три поколения моей семьи жили в этом штате. Мой прадед прокладывал дороги в восточном Орегоне. Дед построил лесопилку, которая в течение долгих лет была самым главным предприятием в Олд-Маунтине. Отец управлял ранчо и имел стадо в шесть тысяч голов. Мои корни уходят глубоко в эту землю.
Почти никогда раньше он не произносил заученных речей, но Буйвол сказал, что теперь придется все поменять. Нельзя ничего оставлять на волю случая, дабы не допустить вспышки страха или гнева.
Откуда-то издалека доносится вой сирены. Наверняка это полицейская машина. Хотя Чейз вряд ли сумел бы отличить ее по звуку от пожарной или «скорой помощи». Как бы то ни было, кто-то попал в беду.
— Некоторые из вас, возможно, помнят — раньше на границе нашего штата стояли щиты, на которых значилось: «Приветствуем вас в Орегоне. А теперь отправляйтесь туда, откуда пришли». — (Многие слушатели улыбаются.) — Это, разумеется, была шутка, но в каждой шутке есть доля правды. Наш Орегон — настоящее сокровище. И мы не хотим, чтобы чужаки его испортили. А именно это и произошло. Наш край превратился в пристанище для ликанов, особенно либеральные города вроде Юджина и Портленда. Мы подвергли опасности наши границы. Я простой парень с ранчо и одно знаю наверняка: нужно уметь строить надежные заборы. Хочу представить один законопроект и надеюсь, что к концу года его утвердят.
Репортеры принимаются щелкать фотоаппаратами, и Чейз ненадолго замолкает. Перешептывание в зале похоже на набирающий силу ветер.
— Более строгие проверки, уголовное преследование, постоянное наблюдение и общедоступный список — единая база данных с указанием имени, фамилии, домашнего адреса и обязательной фотографией. Такой список должен быть выложен в Интернете. Мы также восстановим Консультационный совет по вопросам ликанов, который распустили в тысяча девятьсот семидесятом году. Я попросил главу своей администрации, Августа Ремингтона, стать его президентом.
Журналисты молча, опустив головы, строчат в блокнотах и яростно стучат по клавиатурам ноутбуков. Звонит чей-то мобильник, но хозяин не отвечает. Чейз смотрит прямо в мигающий красный глаз направленной на него видеокамеры.
— В своем штате мы не должны выказывать никакого милосердия ликанам-правонарушителям. Наше законодательство должно гарантировать неотступное наблюдение за ними, мы должны защитить себя. На первом месте — безопасность людей, поэтому придется радикально пересмотреть все старые взгляды на политкорректность. Новая политика потребует от нас способности более широко и открыто мыслить, желания поменять и ужесточить стандарты. Некоторые пострадают, но ради блага большинства. И наш штат может подать пример политикам по всей стране. Тем, кто считает, что я слишком разошелся и требую чересчур радикальных мер, скажу лишь: то ли еще будет! — Он поворачивается к флагу и, положив руку на грудь, поет «Америку прекрасную».
На вопросы Чейз не отвечает, но журналисты все равно их задают. Губернатор быстрым шагом поднимается по лестнице и слышит за спиной их голоса. Как и предсказывал Буйвол, ни один не интересуется увеличением количества рабочих мест, корпоративным налогом на прибыль, налогами на коммерческую недвижимость или состоянием его здоровья.
Тетя и племянница рубят дрова, используя в качестве колоды древний, покрытый засечками пень. Рядом свалены в кучу благоухающие смолой сосновые бревна. Их совсем недавно распилили пилой. Каждое бревно они поднимают на колоду и колют топором. А получившиеся дрова относят в поленницу, сложенную вдоль стены коттеджа.
Клэр всегда очень любила этот осенний ритуал. Отец получал разрешение на вырубку, и они вдвоем отправлялись на машине в угодья лесничества. Спиливали несколько специально помеченных стволов, обрубали ветви и грузили бревна в кузов грузовика. А следующие несколько недель кололи дрова возле дома.
Девушка вспоминает отца. Боль, пронзающая сердце, такая же сильная, как и боль в запястье. Она старается не обращать на нее внимания, когда поднимает колун. Погода нежаркая, но они с Мириам обливаются потом. Пришлось снять свитера и таскать дрова голыми руками. Теперь кожа на руках зудит. Тетя постоянно оглядывается на деревья, то и дело дотрагивается до висящего на поясе «глока».
Рукоять топора отполирована до блеска многочисленными прикосновениями. Клэр замахивается, и лезвие с глухим кашляющим звуком врезается в бревно. Дерево высушили неправильно, сердцевина у него влажная и белая, как яблочная мякоть, и плохо поддается. Некоторые бревна приходится колоть при помощи клиньев и кувалды. Руки приятно ноют от работы.
Они работают молча, им хорошо в обществе друг друга, но в какой-то момент Мириам не выдерживает:
— Что ты знаешь о своих родителях?
Клэр ждала этого, ведь сама она не знает, как подступиться к тете. Удар получается неточным, и лезвие застревает в древесине. Девушка дергает топор и пинает бревно ногой.
— Ну… Мама любит шить лоскутные одеяла. И не пользуется косметикой. Маринует помидоры, огурцы и свеклу. Читает по книге в неделю, обычно исторические романы или мемуары политиков. Любимый цвет — желтый.
Только тут Клэр замечает, что рассказывает в настоящем времени. Ну и пусть.
— Папа…
Мириам забирает у нее топор и заносит его над бревном.
— То есть на самом деле ты ничего не знаешь о своих родителях.
— Они самые скучные люди на белом свете. Что такого я должна о них знать?
Мириам подается вперед и опускает топор. Полено раскалывается надвое, а лезвие врезается в колоду.
— Ясно, тебе ровным счетом ничего не известно.
Светлая полоска на небе постепенно тает, все ближе подступает темнота. День еще не закончился, но ночь уже рядом. Август отвозит Чейза в свой дом в Кейзере. Белый особняк в неоколониальном стиле с темными занавесками на окнах. Гостей он к себе никогда не приглашает. Белые голые стены сохранились точно в таком виде, как когда он въехал. Комнаты пустуют, только в кухне несколько стульев и стол из «ИКЕА», в гостиной — телевизор с широким экраном и диван, а в хозяйской спальне наверху — кровать. Самая важная часть дома — кабинет. Там громоздятся шкафы с документами, полки забиты книгами, а два письменных стола образуют букву «Г».
Подвал не отделан: стены из голого кирпича, потолок с торчащими балками, в наклонном бетонном полу — сток. Тускло светят три голые лампочки. Окна Август забил фанерой и звукоизолировал, теперь никто не заглянет внутрь и ничего не услышит. По его заказу охранная фирма установила в подвале стальную клетку с толстенными железными прутьями, каждое соединение выполнено при помощи сварки. Дверные петли держатся на болтах с фланцами, замок сделан из специального закаленного сплава.
