Антон Фарб - Глиф
Пришла и даже поздоровалась с ней лично, к легкому удивлению Ники, Илона — та моделька, с которой они познакомились на брифинге автоквеста. Все-таки Житомир — город маленький… Илона сразу примкнула к светским львицам, оттачивая коготки и зубки в легкой непринужденной беседе о способах кастрации подонка Киселевича.
Наташа Зинченко притащилась с пакетом эклеров и большой папкой под мышкой. Ника собиралась поговорить с журналисткой наедине (тем более, что Наташу она уже видела по телевизору, именно Зинченко делала репортаж о самоубийстве Чаплыгина), но тут Анжела хлопнула в ладоши, и семь женщин — хозяйка, две светские львицы, Марина, девочка-эмо, Илона и Наташа — под чутким руководством Анжелы и восхищенным взглядом Ники на удивление быстро, четко и организованно передвинули в центр комнаты круглый стол, накрыли его пестрой скатертью, расставили свечи, принесли стулья из другой комнаты и расселись — каждая на свое место — согласно отработанному ритуалу.
Анжела, Марина, обе дамы в мехах, хозяйка квартиры и Илона выложили перед собой на стол по камешку — обычный янтарный кругляш, кристалл кварца, черный с золотинками кусок пирита, пластинку розового гранита, мутный обломок слюды и очень красивый, бледно-голубой камень, который Ника опознать не смогла. Наташа выставила пакет с эклерами, а папку сжала под мышкой. Девочка-эмо скрестила руки на столе, как примерная школьница, левую поверх правой. На запястье у нее был дешевый железный браслет с рунами, а глаза под длинной челкой (на какой-то миг она посмотрела прямо на Нику, и тут же отвела взгляд) косили к переносице.
— Итак, — произнесла Анжела глубоким грудным голосом джазовой певицы. — Дорогие дамы! Мы собрались здесь сегодня для того, чтобы я могла сообщить вам пренеприятное известие.
Совершенно мимо воли Ника прыснула в кулак. Львицы одарили ее злобными взглядами, за которым обычно следует шипение и выпускание когтей — Нике даже показалось, что мех на их шубках встал дыбом; Наташа лишь глупо хлопнула ресницами, Марина и Маргарита Петровна едва заметно улыбнулись краешками губ, а эмо никак не отреагировала. Или правильнее будет сказать — не отреагировало, задумалась Ника.
— Шучу, шучу, конечно, — уже нормальным голосом и с мягкой улыбкой сказала Анжела. — Во-первых, дорогие мои, я очень рада вас всех видеть в добром здравии. А во-вторых, сегодня у нас будет не совсем обычный сеанс. Мне нужна будет ваша помощь.
Коллективный женский разум пришел в волнение, которое Анжела погасила одним-единственным взмахом руки. Все-таки дисциплина в ее оккультном кружке была потрясающая.
— Как вам уже, наверное, известно, за последнюю неделю в нашем городе произошел ряд событий, несколько… ммм… выбивающихся из привычного хода вещей. Я имею в виду странные рисунки, которые все мы, без сомнения, видели на улицах Житомира, и череду загадочных происшествий, связанных с их появлением. Наташа, зайка, будь так любезна…
Судорожно прожевав эклер, Наташа раскрыла папку, вытащила оттуда тоненькую стопочку черно-белых фотографий и пустила по кругу.
— Посмотрите внимательно, — проворковала Анжела, — и скажите, что вы об этом думаете.
Рассматривая фотографии, дамы в шубах шевелили губами, будто читая, хмурили лбы и глубокомысленно качали головами. Эмо осталась (осталось?) бесстрастным, а Ника оценила фотографии уже знакомых ей символов с чисто профессиональной точки зрения — снято отвратительно, на телефон или на мыльницу, зато отпечатано качественно. Кто-то здорово потрудился над снимками, вытягивая контрастность, благодаря чему белые рисунки почти светились на мутном сером фоне. Ника протянула фото сидевшей рядом Марине, и та, мельком взглянув на них, встала, зажала в кулаке свой камушек и, откашлявшись, сказала:
— Это vévés.
Над столом повисло недоуменное молчание, и только Анжела улыбнулась Марине, как добрая учительница, радующаяся успехам лучшей ученицы.
— Совершенно верно, — подтвердила Анжела. — Мы имеем дело с символами духов из вуду. Гаитянскими лоа на улицах нашего родного города. Сможешь назвать их поименно?
На Марину жалко было смотреть. Она явно рассчитывала поразить всех находкой, но вместо первооткрывательницы Анжела уготовила ей роль школьницы на экзамене. Анжела, при всем своем напускном добродушии, не собиралась уступать (даже на время) место альфы в иерархии этого странного, чисто женского прайда.
— Гранде Айзан, — чуть запнувшись, назвала Марина, откладывая снимок ромба на телецентре, — лоа торговли и инициации в вуду. Папа Легба, — (крест на площади), — царь перекрестков, посредник между миром людей и духов. Дева Эрзули, — (сердце на костеле), — лоа любви и материнства, калька с католической богородицы. Барон Самеди, — (могила на синагоге), — повелитель кладбищ. И, наконец, Дамбалла, — (змеи на соборе), — Великий Змей, отец всего сущего.
— Браво! — захлопала в ладоши Анжела. — Ты умничка, Марина, просто ум-нич-ка!
Хозяйка квартиры смотрела на Марину с восхищением, дамы в шубах — со снисходительным превосходством, и даже во взгляде эмо появилось нечто похожее на интерес. Илона же, как зачарованная, таращилась на снимки, и Ника последовала ее примеру.
Снимки Марина выкладывала один за другим, рядышком, в одну линию, и это было неправильно. Нике вдруг захотелось разложить их по-другому, но она пока не понимала, как.
— Ну что ж, милые мои девочки, предлагаю поделиться своими соображениями…
Это Анжела сказала зря. «Девочки», молчавшие уже целых пять минут, делиться своими соображениями принялись очень охотно, громко, а главное — все вместе, превратив оккультную, пахнущую парафином тишину в подобие базара. Нику аж передернуло от неожиданности, когда все дамы (за исключением Анжелы и, разумеется, девочки-молчуньи-эмо), одновременно и наперебой стали излагать теории.
Нике вообще, с самого раннего детства, были глубоко неинтересны девчачьи компании, женские посиделки и прочие формы общения «между нами, девочками». Было ли виновато в этом дедово воспитание, или, как ей потом плел один знакомый психолог, раннее созревание, тянувшее Нику к мальчикам («своей в доску пацанкой» она никогда не была, и за попытки фамильярничать била в нос и по яйцам, как учил дед) — бог его ведает, но много позже, на войне, понаблюдав за чисто мужскими компаниями и ритуалами, Ника пришла к выводу, что однополый коллектив, как правило, значительно глупее и несдержаннее коллектива смешанного. Видимо, отсутствие потенциальных сексуальных партнеров ослабляет тягу человека быть (или хотя бы казаться) лучше, чем на самом деле.
Вот и сейчас, после десяти минут базарного гвалта, когда Анжела, не выдержав, хлопнула в ладоши и призвала всех к порядку, ничего разумного так и не прозвучало.
