Роберт Маселло - Страж
— Позвольте, я удалюсь и оденусь, — сказал Руссо. — Одежда у меня есть, — заверил он Бет.
Картер остался в кухне с Бет. Опустошив бумажные пакеты, она аккуратно сложила их, убрала и тихо проговорила:
— Твой анализ утром… все действительно прошло нормально?
— Да, — ответил Картер. — Я с честью выдержал испытание.
— Мне тебя так жалко, — усмехнулась Бет, хотя было видно, что она не очень сильно жалеет Картера. — А Джузеппе…
— Называй его просто Джо — ему так больше нравится.
— Похоже, очень славный, — закончила начатую фразу Бет и добавила еще тише: — И очень большой. Твой халат на нем едва сошелся.
— Хочешь верь — хочешь нет, но с тех пор, как мы в последний раз виделись, он похудел.
— Он голоден? Я еще купила упаковку котлет из индейки. Или ты думаешь, что он захочет прогуляться?
Картер рассмеялся.
— Ты как будто о собаке говоришь. Не волнуйся — он мне скажет, чего ему хочется. Уж чего Джо лишен, так это стеснительности.
— Это я уже заметила.
Когда Руссо оделся, оказалось, что ему больше всего хочется размяться. Он так засиделся в кабине самолета и такси, что мечтал о прогулке. Картер, Бет и Джо вышли и направились к парку на Вашингтон-сквер. Когда Руссо остановился, чтобы закурить сигарету, у него над головой пролетела пластмассовая «летающая тарелочка». Картер посмотрел на Бет и тихо напомнил: «Я тебе говорил, он много курит».
Они пошли по парку, где в субботний вечер было много народа. Картер показал Руссо некоторые местные ориентиры, такие как арка Вашингтона[23] и стоящая на противоположной стороне улицы университетская библиотека имени Бобста. В библиотеку то и дело входили студенты с рюкзаками и с наушниками.
— У нас в Италии это тоже есть, — сказал Руссо, сложив ладонь лодочкой и прижав к уху, когда мимо него прошел студент, кивая в такт музыке.
— Наушники, — подсказал ему слово Картер.
— Stupido.[24] Почему вместо этого просто не поговорить друг с другом? — Он бросил окурок на землю и затоптал. — Если люди не общаются, они ничему не учатся.
— Тебе стоит прийти на одно из моих занятий, — сказал Картер и сам удивился, почему не додумался до этого раньше. — Мои студенты любят поговорить. Если хочешь, можешь прочесть гостевую лекцию.
Он подумал о Кэти Койн, еще не было такого лектора, в которого она не пожелала бы запустить зубы.
— Отличная идея, — сказала Бет. — А если вам захочется немного погрузиться в мир искусства, Джо (она произнесла имя Руссо так, словно попробовала, получится или нет), — вы можете зайти ко мне в галерею.
— Да, я бы с удовольствием. Картер говорит, что вы продаете работы старых мастеров.
— Да.
— Старых итальянских мастеров.
— А разве есть другие? — улыбнулась Бет.
Ужинать они пошли в «Спаркс». Картер заказал отбивные-портерхаус для себя и Руссо. Бет от отбивных, естественно, отказалась. Она заказала себе салат «Цезарь» и печеную картофелину, фаршированную сливками, маслом и шнитт-луком.
— Никто не сказал, что она будет размером с мою голову! — ужаснулась Бет, когда ей принесли это блюдо.
От вина она тоже отказалась. Картер и Руссо, наоборот, без особого труда распили бутылку хорошего каберне-совиньон, а с десертом пропустили еще по паре рюмок бренди.
Когда они пришли домой, Картер заметил, что Руссо буквально валится с ног. Они с Бет разложили диван, расстелили простыню и одеяло. Только они успели сделать это, как Руссо вернулся из ванной в старом халате Картера и улегся.
— Если я сегодня ночью не усну, значит, я вообще больше не буду спать в этой жизни, — устало выговорил Руссо.
— Если захотите что-нибудь взять в холодильнике, не стесняйтесь, — сказала Бет.
— А есть я уже точно больше никогда не буду.
— Утром увидимся, — сказал Картер.
— Buona notte,[25] Боунс, — сказал Руссо, и Картер сразу вспомнил о тех ночах, когда они вместе с остальными участниками раскопок на Сицилии спали на жесткой земле.
Пока Бет принимала душ, Картер разделся и открыл окно в спальне. Когда Бет вернулась, на ней была длинная белая ночная сорочка.
— В знак почтения к нашему гостю, — объяснила она.
— Очень мило. И давай завтра купим ему халат, — сказал Картер, выходя в коридор в боксерах и в футболке с изображением Годзиллы.
Вернувшись из ванной, он прикрыл дверь спальни (раньше они оставляли ее открытой) и скользнул в постель.
— Если он проснется завтра раньше полудня, я буду очень удивлен, — сказал он.
— Да, вид у него изможденный. — Бет опустила голову, и ее темные волосы разметались по подушке. — И у тебя тоже получился долгий день.
Картер придвинулся ближе к жене.
— День еще не закончился, — сказал он и начал расстегивать пуговки на ее сорочке. — Неужели обязательно было их все застегивать?
— Я читала в «Космополитэн», что мужчины любят препятствия.
— Не особенно.
Картер разделался с пуговицами и прижался лицом к нежной коже Бет, пахнущей ее любимым сандаловым мылом. Бет закрыла глаза. Картер снял с нее сорочку.
— А утром, в клинике… — прошептала Бет, — это было ужасно?
— Почему ты шепчешь?
— Не хочу разбудить Джо.
— Сейчас может взорваться ядерная бомба, а Джо не услышит. — Картер нежно погладил бедра и живот Бет. — Да, было довольно тяжко.
— И как же ты… В смысле, о чем ты думал?
— Об этом, — ответил Картер и поцеловал Бет.
Она обняла его.
— Помогло? — спросила она.
— Как волшебство.
Потом он остановил поток вопросов еще одним, долгим поцелуем и выбросил из головы воспоминания о клинике. Он растворился в теплых объятиях Бет, в запахе ее кожи и волос, в ее вкусе.
Порыв страсти был так силен, что Картер не услышал, как скрипнула дверь спальни, не почувствовал, как в комнату хлынул прохладный воздух. А Бет услышала шум, и в следующий момент Картер почувствовал, как ее пальцы с силой надавили на его плечи. Бет смотрела куда-то через его плечо и повторяла:
— Обернись, обернись!
Картер застонал и неохотно повернул голову. В дверном проеме что-то темнело. Ему пришлось оторваться от Бет и присмотреться. Он не сразу понял, что на пороге стоит Руссо. Стоит, запахнув халат, и смотрит в одну точку.
— Джо, — спросил Картер, — с тобой все в порядке?
— Lapietra, — монотонно произнес Руссо. — Eall'interno della pietra.
— Камень? Что-то внутри камня?
На Сицилии Картер выучил итальянский «по верхам», но и те знания теперь, что называется, проржавели. Но тут он понял, что Руссо не отвечает ему. Он сомневался, что друг вообще слышал его вопрос.
