Ксандр Лайсе - Моя любимая сказка
— До завтра? — повторил я.
— До завтра… Наверное… — как странно она это сказала! — Наверное, до завтра… — не холодно — бесконечно грустно, словно надежды, что завтра наступит, почти нет.
Пустив горячую воду я оттирал руки под обжигающей струёй. Что это было? Кокетство? Да нет, не похоже. Она действительно устала, действительно… Может быть — она просто испугалась быстроты, с которой мы… С которой у нас… Это ведь может быть? Ещё как может! Тем более — такой день… Насыщенный, так сказать…
Мне вспомнилось, какой она была тогда, когда стояла между мной и туманом. И ещё — я не сразу понял, почему — вспомнилась одна легенда. Про англичанина, который учился в Японии стрелять из лука.
Кажется, в какой-то буддийской притче рассказывалось, что он никак не мог попасть в цель. До тех пор, пока учитель не велел ему стрелять в горах, встав на самом краю пропасти. И вот там, ужасаясь обрыву за своей спиной, тот вдруг ощутил, что он — уже не он, а всего лишь стрела. Стрела, для которой на свете существует только её цель, и ничего больше. Он выстрелил. И попал. И больше никогда не промахивался.
Так вот. Когда Ярослава одну секунду стояла, замерев, перед этой зеленоватой стеной тумана… Она не думала, не целилась… Она просто была. И сделала то единственное, что надо, что можно было сделать.
Её-то стрела попала в самое яблоко. А моя? Куда угодила моя стрела? За моей спиной нет обрыва. Надёжная стена. В меру, конечно, надёжная… Но всё равно — стена. И при этом порой я чувствую себя полнейшим дегенератом. В то время, как она, даже промахнувшись, попадает в цель… А возможно и так… Возможно то, что мне кажется её промахом, на самом деле — точнейший выстрел?
Но я её люблю. Причём — не соврал тогда, в машине, — чем дальше, чем больше её узнаю — тем сильнее влюбляюсь!
И она… Любит. И просто не хочет спешить, не хочет торопить события. Наверное… За этими мыслями я и уснул, не успев все хорошенько обдумать. За последние дни просыпаться от различных звонков стало уже традицией. Только на этот раз пробуждение приятно. Ведь это, конечно, пришла Ярослава!
В прихожей я мимоходом ужаснулся своим ботинкам. Такое впечатление, что я неделю бродил в них по болоту.
Но всё это не важно! Яра…
Путаясь в ключах, я торопливо щёлкнул замком… И забыл сделать то, что делал всегда ещё с детства. Не посмотрел в глазок.
Ярославы за дверью не оказалось. И, честно говоря, лучше бы там оказаться кому угодно — хоть пьяному Роме с Егорычем… да хоть птеродактилю во фраке! Кому и чему угодно, лишь бы не… Это бледное, белое лицо с чёрными дырами вместо глаз…
— Всё ходишь, милай? — обнажились страшные обескровленные дёсны. — Всё не уймёшься?
Лицо старухи чуть ли не прижималось к моему. Гладкая безносая маска качнулась вперёд, ещё чуть-чуть и она коснётся… Я непроизвольно шагнул назад. Нормально гнуться ноги не желали. Под одной из них оказался ботинок, я пошатнулся, но отвести глаза от лица старухи не смог. Она тоже шагнула. Ко мне. И её глаза опять оказались напротив моих.
— Тебе что было сказано? — она как будто не говорила — пела, её голос с каждой фразой повышался и становился громче. — А? Говорили тебе — не лезь, не ходи! Говорили?! Щенок! — последнее слово она крикнула.
Её глаза. Огромные, чёрные, почти вытеснившие белки. За ними не было видно даже лица. Они смотрели не на меня, а куда-то насквозь. И спрятаться от их взгляда не было никакой возможности. Ветер и лёд. Лёд и ветер, пронизывающий всё тело. Тело, душу, разум… Стало очень холодно и больно. Я стоял совершенно голый посреди какой-то ледяной белой равнины, а ветер порывами, словно плетями, хлестал меня. Мелкая снежная крупа царапала, сдирала кожу, выжигала горло с каждым вдохом, колола глаза и всё лицо ледяными иголками…
И вдруг всё кончилось.
Старуха неожиданно развернулась и, не сказав ни слова, зашаркала в сторону своей квартиры. Вернее — Яриной квартиры.
Хлопнула дверь, блеснув цифрами — «2, 2, 1» — а я так и стоял на пороге, не в силах шевельнуться.
* * *В конце концов я поднял руку и ощупал лицо. Нет, ничего. Разумеется, ничего! Какая ещё снежная пустыня?! Я стою в дверях своей квартиры и…
Колени задрожали, и я опустился на пол прямо в дверном проёме. Что это такое было? Гипноз? Моя фантазия? Да причём тут гипноз! Больная она, эта Ярина родственница! Боль-на-я! Чего ей от меня надо?! Чтобы я не ходил к Яре? А почему? Может, это — старческая ревность? Помноженная на безумие? Да какая разница, что это! Она — больная. И место ей — не в квартире, а в психушке. В дурдоме ей место. И Яра тоже хороша! Родственные связи, одиночество, сочувствие — это понятно… Но она же может быть опасна! Если она знает, что мы с Ярой встречаемся, значит, Яра ей об этом рассказывает: я же заходил только один раз… Что она там вытворяла? Грохот стоял — аж стёкла дрожали. И где она тогда пряталась, вот что интересно… Дверь — будто сама открылась. Чудеса в решете. А Яра, похоже, просто её жалеет. Яра добрая. Чересчур. Вчера Ромку пьяного пожалела, боялась, что простудится. С бабкой этой живёт, которая, которую… Ведьма старая. «Милай!» Аминазин что ли в прихожей теперь держать?!
Но ведьма — не ведьма, а бабка очень странная. Даже если про все её закидоны забыть. Она же ростом — мне по плечо будет. Не выше, иначе бы номер квартиры головой загораживала… А когда говорила — прямо мне в лицо смотрела, будто со мной одного роста… Как это так? На цыпочки вставала? Да ладно, какие там могут быть цыпочки…
Я поднялся на ноги и взглянул на дверной косяк… Сейчас вспомню… Она тут стояла… Бррр! Гадость какая! В памяти всплыли голые дёсны.
Нет, точно. Как будто сначала повыше была, а потом — уменьшилась… Чертовщина какая-то!
* * *Замок Яриной квартиры опять щёлкнул. Господи! Это что, сейчас вторая серия будет?!
Но на пороге, вопреки моим опасениям, появилась Ярослава. Радужный шарфик сменила не менее радужная кофточка, джинсы и ботиночки, в отличие от моих, выглядели как ни в чём не бывало. Увидев меня, она улыбнулась. Свежая и светлая… Сказать ей о старухе? Сейчас?
— Приветка!
Вспоминать о старой ведьме и её странном поведении сейчас мне показалось кощунством. Нет. Не буду. Не хочу сейчас говорить об этом, и всё! Или всё-таки стоит?
— Привет, милый… — она подошла ко мне вплотную. Да какие там старухи, какие там странности!
Яра была тёплой и нежной. Мы поцеловались, и все неприятности этого утра словно растворились в нашем поцелуе. Она погладила мои щёки.
— Ёжик! — она засмеялась. — А ты чего тут в таком виде стоишь? Меня ждёшь?
— Ага… — я сразу почувствовал, что небрит, нечёсан, и что грязь с моих джинсов отваливается слоями. — Сигнал во сне принял, что ты выходишь, вот и…
