Райдо Витич - Флора и фауна
— Одно плохо, ты много хочешь. Но мало даешь… Ты холодна, как лед. Может, тебе не нравится?
— Нравится, — заверила, простонав, как ей казалось, страстно.
— Тогда, наверное, просто не хватает опыта. Но это исправимо, правда?
— Да! — скрипнула, сжав подушку руками: да закончи ты, наконец!
Бройслав окончательно разозлился: еще одно продажное тело, способное стерпеть что угодно, только заплати! Как же ему надоело то, что сейчас называется любовью!
Он впился губами в плечо девушки, не сдерживая себя, вымещая на ее теле свою ненависть, и точно знал, она не оттолкнет, ведь что бы он ни захотел и ни сделал — имеет право. Потому что заплатил!
Взял в аренду, как помещение или мебель.
И ни гордости, ни уважения к себе, ни желания воспротивиться, возмутиться у этой мебели нет.
Что ж, ты сама согласилась. Сама продалась. Пеняй на себя, отрабатывая.
Утром, когда окончательно раздавленная и обессиленная девушка заснула, Бройслав зашел в комнату к Гарику и бросил:
— Убери шлюху из спальни, заплати ей десять тысяч и пробей генерал-майора Чигинцева. Это куратор Макрухина.
— Знаю.
— Откуда? — прищурился.
— Тот человечек, что нам нужен, человек Макрухина и он бы не сдал его не надави на него сверху.
— Ясно, — улыбнулся Бройслав. — Тогда пошли завтракать… Кстати, шлюшку пригласи на завтра, опять на семь.
Глава 10
Валя появилась на службе в двенадцать и с таким постным лицом и замороженным видом, что Макрухин даже спрашивать ничего не стал. Оценил ее монашеский наряд: кофту под горло и юбку до лодыжек и сухо бросил:
— Покувыркалась, дура… Кофе принеси!
Та всхлипнула и, кивнув, быстро сообразила начальнику напиток.
И перекрестилась, что избежала вопросов. Чтобы она ответила? Что Бройслав любит болтать во время секса? А кому нужна такая информация?
То, что Энеску пригласил ее на завтра вновь, она тем более говорить Макрухину не хотела, потому что сама не знала, пойдет или нет. Если нет — смысл ему докладывать? А если да, то все равно она ничего не узнает. Толк болтать?
День прошел бесплодно, лишь к вечеру в дверь позвонила Галя и пригласила меня на пирог с яблоками. Я засмущалась и была чуть не силой перемещена в соседскую квартиру.
На кухне уже был накрыт стол и за ним сидел Леонид.
— Здравствуйте, — кивнула ему и чинно уселась напротив.
— Добрый вечер.
Взгляд почти без интереса мазнул по моему лицу, чуть задержался на стопе, изучая выглядывающий из открытых домашних туфель рисунок на ногтях, и ушел в сторону.
— Вы уже познакомились? — спросила Галя, разливая чай.
— Да, вчера.
— Торт вы зря, Зоя, покупали.
— Что вы. Конечно, я понимаю, по сравнению с вашей выпечкой любое кулинарное чудо просто набор продуктов. Но мне хотелось хоть чем-то отплатить вам за доброту. Не люблю быть должной, к тому же я намучилась за те сутки настолько, что вы представить себе не можете. И кругом столько злости, непонимания, что ни спроси — грубость в ответ. А вы настолько доброжелательно приняли меня, я не могла не отблагодарить вас.
— Спасибо, но не стоило тратиться. И беспокоиться не о чем — вы ничего не должны. Будь я на вашем месте, вы бы пожалели для меня чашку чая и кусочек хлеба?
— Нет.
— Вот видите.
— Галя сказала, вы приезжая. Откуда, если не секрет?
— Из Балашихи. Бывали?
— Не довелось.
Женщина разрезала душистый пирог и по кусочку положила на тарелки. Я с минуту разглядывала выпечку, чувствуя себя первоклассницей. Меня словно окунули в тот год, в то время, когда печаль и беда еще не разъели атмосферу тепла и уюта в нашем доме. На какое-то мгновение мне показалось, что все вернулось: я дома, рядом мама и папа, и я, зная, что нас всех ждет, еще могу что-то исправить. Только как?
Я подняла взгляд и заметила, как переглянувшись, Леонид и Галя, тепло улыбнулись друг другу, почти так же, как мама улыбалась отцу, а тот ей.
Намек, знак? Я будто меж матерью и отцом вбиваю клин, становясь причиной их развода, хотя и не была им. Но если подумать — такая же, как я много лет назад была на моем теперешнем месте и точно так же терпеливо и намеренно окручивала отца…
Я лезу в жизнь Леонида и Гали, в отношения, что без слов и объяснений ясны и понятны и на зависть удивительны. Если любовь такая, я бы поклонилась ей без всякой желчи, но червячок сомнения все же ел меня. В моих руках оказались жизнь и счастье двух человек, не в первый раз, но возможно в последний, и впервые я не имела желания влезать меж ними, давить и ломать их отношения, хоть и должна, хоть и выбора не было. Ведь моя жизнь тоже была в чьей-то безжалостной руке, и все это была моя жизнь, а я никому не позволяла решать за себя жить мне или умирать, говорить или молчать. В той среде, где я жила, ни один не имел морального права судить меня и потому не мог решать.
А я вот могла сейчас здесь по праву сильного и владеющего информацией. И это было выгодно мне, но… я готова была сама расплатиться за чужое, чем заставить платить их за себя.
Странно. Мои мысли меня не радовали и очень удивляли. Мне казалось, я напрочь лишила себя жалости, понимания, желания помочь, совершить нечто глупое, но благородное, как лишила себя всяческих морально обременительных раздумий, всего, что может как-то побеспокоить мою душу. Она не беспокоила других, не интересовала, так почему я должна беспокоиться о них, интересоваться, больно им будет, плохо, хорошо?
Но душа конфликтовала с разумом, устроив бунт не первый раз, но, как всегда, не к месту и времени. А тут еще просто повальная череда мистических видений — к чему? Или это сверху кто-то решил дать мне шанс исправить хоть что-то и намекает о приближающемся суде Божьем?
Но я подожду каяться — это всегда успею.
И принялась за пирог, давая себе время справиться с ненужными метаниями. В таком настроении ворону не очаруешь, а уж что говорить о мужчине? Они любят веселых и беззаботных.
Леонид то и дело поглядывал на меня, но взгляд был скорее изучающим, чем завлекающим. Зоя тоже странно косилась на меня и болтала о погоде, телесериалах и прочем вздоре. А мне казалось, я все это уже слышала и видела: эту кухню, пирог и пузатые чашки с позолотой. И сидящих рядом за столом знаю тысячу лет, и они близки мне, известны очень хорошо, несмотря на то, что я вижу их второй раз в своей жизни, не считая изученных вскользь стандартных автобиографических подробностей и фотографий.
Вот только мистики на мою голову не хватало.
— Простите, Зоя, — сказал Леонид, отодвигая чашку, и совсем не как англичанин облокотился на стол. — У меня такое чувство, что я вас где-то видел. Мы не могли встречаться раньше? Силюсь вспомнить, но не могу, хотя у вас очень приметная внешность, яркая.
