Джим Батчер - Халтура
— Мистер Мак-Энелли, — произнес молодой человек, поворачиваясь к Маку. — Она так и не появилась! — Затем перевел взгляд на меня. — Это он?
Мак кивнул.
Я протянул руку:
— Гарри Дрезден.
— Роджер Брэддок, — представился встревоженный молодой человек. — Кто-то похитил мою жену.
Его рукопожатие было слишком сильным, а пальцы — холодными и немного липкими. Я еще не понял, что здесь произошло, но Брэддок действительно испугался.
— Похитил? Вы видели, как это случилось?
— Вообще-то нет, — ответил он. — Не совсем. Никто не видел. Но она не могла просто уйти. Не сегодня. Мы поженились утром и собирались отправиться в свадебное путешествие, сразу после фестиваля.
Я поднял бровь:
— Вы отложили свадебное путешествие ради пивного фестиваля?
— Я открываю собственный паб, — объяснил Брэддок. — Мистер Мак-Энелли давал мне советы. Вроде как наставлял меня. То есть… Я хочу сказать, я бываю здесь каждый год, и фестиваль проводится только один раз в году, а выиграть его было бы так… Связи и все такое… — Он замолк и огляделся.
О да. Мрачный призрак внезапной утраты заставляет по-новому взглянуть на мир. Иногда невозможно понять, что для тебя действительно важно, пока не столкнешься с угрозой это потерять.
— Вы вместе были в этой кабинке? — спросил я.
— Да, — ответил он. Облизнул губы. — Она пошла взять салфетки в баре, это совсем близко. Отошла на двадцать футов — и вдруг исчезла.
В глубине души я склонялся к версии копа. Люди в большинстве своем эгоистичны, жадны и ненадежны. Разумеется, существуют исключения, но никто не хочет верить, что низменные устремления человеческой природы могут встать между тобой и тем, кто тебе небезразличен.
Парень казался предельно искренним — однако именно милые, искренние люди, чьими решениями управляют исключительно эмоции, часто совершают колоссальные ошибки. Чем ужасней выглядит реальность, тем отчаянней они ищут причины, чтобы не замечать ее. Казалось более вероятным, что девушка бросила его.
С другой стороны, вероятность не есть истина, а Мак не станет звать на помощь по пустякам.
— Как долго вы встречались? — спросил я Брэддока.
— С пятнадцати, — ответил он. Слабо улыбнулся. — Почти десять лет.
— Решили сделать все официально, да?
— Мы оба поняли, когда пришло время, — ответил он и перестал улыбаться. — Точно так же, как сейчас я понимаю, что она ушла не по своей воле. Ее кто-то заставил.
Я обошел Брэддока и осмотрел кабинку. На столе красовался кег, рядом с ним — небольшой картонный знак с карикатурной пчелой, облаченной в скандинавский шлем и с мечом на перевязи. Надпись под пчелой гласила: «КОРИЦА ПОЛУНОЧНОГО СОЛНЦА БРЭДДОКА».
Хмыкнув, я взял с сиденья простую черную дамскую сумочку. Не из дорогих.
— Навряд ли она бы сбежала без своей сумочки, — заметил я. — Это уж точно.
Брэддок прикусил губу, зажмурился и произнес:
— Элизабет.
Я вздохнул.
Что ж, черт побери. Теперь у нее было имя.
Элизабет Брэддок, новобрачная, — может, она просто сбежала, но, может, и нет. Вряд ли я испытаю душевное удовлетворение, если сейчас уйду — а потом выяснится, что ей действительно грозила опасность.
Так какого черта? Вполне можно оглядеться.
— Полагаю, игра началась, — сказал я. Приподнял сумочку. — Можно?
— Конечно, — ответил Брэддок. — Разумеется.
Я положил сумочку Элизабет на стол, за пивным кегом, и начал рыться в ее содержимом. Ничего необычного — бумажник, немного косметики, мобильный телефон, «клинекс», предметы дамской гигиены, пластмассовый футляр для противозачаточных таблеток с приклеенным кусочком бумаги.
И щетка для волос, старинная на вид штуковина с длинной остроконечной серебряной ручкой.
Я извлек из щетки несколько темных волнистых волосков.
— Это волосы вашей жены?
Брэддок недоуменно посмотрел на меня, затем кивнул:
— Да. Конечно.
— Не возражаете, если я ее возьму?
Он не возражал. Я спрятал щетку в карман и посмотрел на футляр для таблеток. Открыл его. Пустовали лишь первые отделения. Я отклеил бумажку, развернул — и увидел инструкцию по применению препарата.
Кто хранит инструкции от лекарств, скажите на милость?
Пока я над этим раздумывал, тень накрыла Брэддока, и чрезмерно татуированная мясистая рука прижала его к перегородке между кабинками.
Подняв глаза, я увидел, что к руке крепился мясистый здоровяк, весь в наколках. Он был лишь на несколько дюймов ниже меня, но его мышцы заплыли жиром. Лысый, со встопорщенной бородой. Шрамы вокруг глаз выдавали драчуна, а бесформенный, неоднократно сломанный нос говорил о том, что на этом поприще громила не завоевал особых лавров. Одет в черную кожу, кольца на правой руке такие внушительные, что вполне тянут на кастет. И голос под стать — сиплый и невыразительный. Задира швырнул в Брэддока маленький картонный треугольник.
— Где мой кег, Брэддок?
— Каин, — заикаясь, выдавил из себя молодой человек, — о чем ты?
— Мой кег, сучонок, — прорычал здоровяк. Двое парней, явно жаждавших походить на Каина, маячили у него за спиной молчаливой группой поддержки. — Он исчез. Что, понял, что в этом году тебе ничего не светит?
Я посмотрел на лежавший на полу кусок картона. На нем тоже была маленькая вагнеровская пчелка, а еще надпись: «КАИНОВ ПИНОК».
— У меня нет на это времени, — ответил Брэддок.
Каин снова прижал его к кабинке, на этот раз сильнее.
— Мы не закончили. Не двигайся, сучонок, если не хочешь, чтобы я скормил тебе твою же задницу.
Я покосился на Мака: нахмурившись, он смотрел на Каина, но не вмешивался. Мак вообще не любит вмешиваться.
Он умнее меня.
Я шагнул вперед, схватил руку Каина и с энтузиазмом пожал.
— Привет. Я Гарри Дрезден, сыщик. Как поживаете? — Я с улыбкой кивнул ему, после чего улыбнулся его дружкам. — Кстати, у вас нет аллергии на собак?
Каин так удивился, что едва не забыл попытаться раздавить мою руку. Однако мне все равно стоило некоторых усилий не сморщиться от боли. Я не отличаюсь крепким телосложением, но мой рост превышает шесть с половиной футов, и не всякому под силу со мной справиться.
— Чего? — остроумно ответил Каин. — Чего на собак?
— Аллергии, — любезно повторил я и кивнул на Мыша. — Иногда люди плохо реагируют на мою собаку, и мне бы не хотелось, чтобы это произошло здесь.
Байкер нахмурился, затем посмотрел вниз.
В ответ на него уставились две сотни фунтов Мыша — и куда только подевалась его дружелюбность? Мой пес не рычал и не скалился. Ему это не требовалось. Он просто смотрел.
