1Уильям Ходжсон - Дом на краю
Открыв массивную дверь наверху лестницы, я в тревоге на минуту остановился, ощутив незнакомый запах запустения. Затем, выставив перед собой ружье, медленно спустился во тьму подземелья.
Дойдя до конца лестницы, я задержался и прислушался. Все было тихо, только слышалось, как где-то слева слабо, капля за каплей, капает вода. Остановившись, я обратил внимание на то, как спокойно горит свеча, не вспыхивает и не меркнет — никакого движения воздуха в подвале не было.
Я неторопливо обходил подвал за подвалом, с трудом припоминая их расположение. Впечатления от моего первого обхода были путаными: ряд больших подвалов и один, самый большой, потолок которого поддерживали столбы, все остальное было как в тумане. Запомнилось ощущение холода, темноты и уныния. Сейчас же все было по-другому. Несмотря на тревогу, я был достаточно собран, чтобы оглядеться вокруг и обратить внимание на расположение и размеры помещений, которые обходил.
Разумеется, со светом, который давала моя свеча, было невозможно подробно исследовать каждый подвал, но, перемещаясь, я не мог не заметить, что стены сооружены с удивительной точностью и тщательно отделаны. Через правильные промежутки стояли массивные столбы, служившие опорой сводчатых потолков.
В конце концов я пришел в большой подвал, о котором у меня сохранились воспоминания. Вход в него представлял собой арку, на которой я заметил удивительную, фантастическую резьбу, при свете свечи отбрасывавшую странные тени. В задумчивости рассматривая резьбу, я удивлялся, что так мало знаю собственный дом. Но это, впрочем, легко понять, если представить себе размеры громадного старинного здания и вспомнить, что здесь живу только я со своей старушкой сестрой, занимая всего несколько комнат.
Подняв свечу, я вошел в подвал и, двигаясь по правой его стороне, добрался до дальнего конца. Я не торопился и внимательно осматривал все кругом. Но, насколько хватало света, я не увидел ничего необычного.
Дойдя до конца и повернув налево, я продолжал идти по стене, пока не обошел все огромное помещение. Продолжая двигаться вперед, я заметил, что пол был сделан из массивного камня, местами покрытого влажной землей, местами чистого, если не считать тонкого слоя светло-серой пыли.
Я остановился у входа. Повернулся и пошел к центру между столбами, посматривая по сторонам. На половине пути я задел что-то ногой, раздался звон металла. Мгновенно остановившись, я поднял свечу и увидел, что это было большое металлическое кольцо. Наклонившись, расчистил вокруг пыль и понял, что кольцо приделано к почерневшему от времени массивному люку.
В волнении, испытывая жгучее желание узнать, куда он ведет, я положил на пол ружье, укрепил свечу в спусковой скобе, обеими руками взялся за кольцо и потянул. Люк заскрипел — по просторному помещению отдалось слабое эхо — и с трудом открылся.
Став коленом на край, я взял свечу и, поднеся ее к отверстию, стал водить ею вправо и влево, но ничего не разглядел. Я был удивлен и озадачен. Не было никаких ступенек и никаких следов того, что они когда-то были. Ничего, только чернота. Я смотрел в огромный бездонный колодец — смотрел до тех пор, пока мне не померещился доносившийся из немыслимых глубин легкий, как шепот, звук. Я наклонился ниже и прислушался. Возможно, это было воображение, но могу поручиться, что расслышал еле слышное хихиканье, которое переросло в отвратительное фырканье, неясное и далекое. В испуге я отпрянул, люк захлопнулся с глухим стуком, отчего помещение наполнилось эхом. И даже тогда, мне казалось, я слышал издевательский, непристойный хохот; но я понимал, что это работа воображения. Звук, который я слышал, был слишком слаб, чтобы проникнуть сквозь толщу люка.
Наверное, с минуту я стоял, дрожа и нервно оглядываясь, но в просторном подвале было тихо, как в могиле, и постепенно мне удалось избавиться от страха. Успокоившись, я снова заинтересовался тем, куда ведет люк, но не мог набраться храбрости для дальнейших исследований. Но одно я понял: люк нужно обезопасить, что я и сделал, навалив на него несколько больших кусков обработанного камня, которые приметил, проходя вдоль восточной стены.
Затем, внимательно осмотрев весь подвал, направился к лестнице и выбрался на дневной свет с бесконечным облегчением, сознавая, что тяжелая задача выполнена.
Время ожидания
Солнце ярко светило и пригревало, создавая дивный контраст с темными и мрачными подвалами, и я, можно сказать, с легким сердцем поднялся в башню осмотреть сады. Там тоже было все тихо, и через несколько минут я спустился к комнате Мэри.
Постучав и получив ответ, я отпер дверь. Сестра тихо сидела на кровати, словно в ожидании чего-то. Она выглядела как прежде и не пыталась убежать при моем приближении. Но я заметил, что она внимательно, с беспокойством рассматривает мое лицо, как будто сомневаясь и не вполне веря, что меня нечего опасаться.
На мой вопрос, как она себя чувствует, сестра вполне здраво ответила, что голодна и хотела бы спуститься вниз приготовить завтрак, если я не против. С минуту я раздумывал, не опасно ли ее выпускать. В конце концов я разрешил ей спуститься при условии, что она не будет пытаться выйти из дома и даже не приблизится к дверям на улицу. При упоминании дверей на ее лице промелькнул страх, но она ничего не сказала, только дала мне требуемое обещание и молча вышла из комнаты.
Я подошел к Пепперу. Он проснулся при моем приходе и приветствовал меня тихим радостным повизгиванием и слабыми ударами хвоста. Когда я приласкал его, он попытался встать, и это ему удалось, но тут же он снова упал на бок, тихонько завыв от боли.
Я поговорил с ним и велел ему лежать. Меня обрадовало, сколь быстро он пошел на поправку. Как добросердечна оказалась сестра, как хорошо она заботилась о нем, несмотря на свое состояние! Немного погодя я оставил пса и спустился в кабинет.
Вскоре появилась Мэри с подносом, на котором исходил паром горячий завтрак. Я заметил, что, войдя в комнату, она бросила быстрый взгляд на подпорки у двери кабинета, губы ее сжались, мне даже показалось, что она побледнела. Но и только. Поставив поднос у моего локтя, сестра направилась к выходу, но я окликнул ее. Она вернулась, робко, словно боялась, и я заметил, как она беспокойно теребила передник.
— Ну же, Мэри, приободрись! Дела наши поправляются. Я не видел ни одно из этих существ со вчерашнего утра.
Она посмотрела на меня озадаченно, как будто не понимая. Затем в ее взгляде появился разум и испуг, но она ничего не сказала, только пробормотала что-то неразборчивое в знак согласия. Я не стал говорить ничего больше, было ясно, что ее потрясенные нервы не выносят никакого упоминания о свиноподобных существах.
