Юрий Моренис - Охота на вампиров
— А что за люди, Василий Владимирович?
— Водителя зовут Валерой, известный в прошлом гонщик, кандидат в мастера спорта. Николай Петрович Петров, по прозвищу Кулак. Но это давняя кличка. Он крестился, и его нарекли Монахом. Я бы никому не пожелал встретиться с этим святошей в темном переулке. Мальчик Олег, или Олежек… Мы о нем ничего не знаем, он появился у Ермитина недавно…
— Не понял, а мальчик тут при чем?
— Он юноша, лет шестнадцать, небось еще и паспорта не имеет, но известно одно — отличный стрелок. Наверное, за тем и нужен, как боец. А четвертый, племянник старика, некто Алексей Агеев. Кличка — Агей, но все обращаются к нему Ал.
— Алый? — не понял Прокопьев.
— Ал! На современный манер, укороченное от Алексея — Ал. Все они, по описанию, под нашего Мальчика не подходят. Разве что Олежек, но больно юн. Нашему-то уже двадцать три.
— Так точно.
— Вот заладил свое «так точно», — осерчал генерал. — Сказал же, разговаривай со мной по-человечески!
— Виноват, то есть, извиняйте…
— Но ты, Прокопьев, эту версию не отбрасывай. Нам неизвестно, где эти годы Мальчик скрывался. Может, каким-то боком он с Ермитиным связан.
— Проверим!
— Поторопись! Мальчика пока оставь, не тревожь… Кстати, как он там?
— До сих пор спит! — бодро отрапортовал тюремщик.
— Вот и хорошо! Никуда он от нас не денется. Срочно займись поисками «мерседеса». Почему я тебя тороплю? Не хотелось бы, чтоб Ермитин со всей своей командой нагрянул в М…
— А что страшного? М… хоть небольшой, а все же город. Даже свои партизаны имеются, не говоря об охране…
— Э-э, Прокопьев!.. Ерема — гидра многоголовая. Моргнуть не успеешь, от вашего так называемого города камня на камне не останется, и вы еще виноваты будете.
Но бравый капитан не испугался, слишком рад был, что процедуры с Мальчиком пока откладывались. А зря! Поверь он Василию Владимировичу, вел бы себя осмотрительнее. Генерал торопил своего подчиненного не напрасно — Ерема уже собирал дружину…
Всякий уважающий себя населенный пункт имеет карту, путеводитель или какого другого печатного поводыря, по которым заезжий гость смог бы не затеряться в гулких улочках и посетить разные достопримечательности. Кроме скульптур, памятников архитектуры и прочей шняги типа мест, где произрастала та или иная знаменитость — благо на таланты Россия обильна, а значит, кто-нибудь где-нибудь родился, не все ж в Москве, — оные реестры рекомендуют усталому путнику точки для преклонения главы, утоления голода и жажды. Для желающих поиздержаться помечены театры, вертепы и другие злачные адреса. В данных справочниках указаны не только улицы и проспекты, но и районы, и округа, на которые делится город. Здесь лишь нет местоположения военных и иных секретных объектов, поскольку составители считают, турист — явление мирное и шпионскими печалями никак не озадачен.
И нет еще одного географического обозначения. Тут картографы бессильны! Ибо всякое цивилизованное место под солнцем поделено не только на административные зоны, но и на сферы влияния.
В областном центре под эгидой мэрии было не только пять округов: «Ленинский», «Кировский», «Дзержинский», «Орджоникидзевский» и «Железнодорожный» — бывший «Ждановский», но и три «околотка»: Ереминский, Васильевский — по братьям Васильевым, Чкаловский.
Какие-нибудь красные границы, зеленые пунктиры или черные точки ни один великий топограф на план города нанести не мог. Да и был ли он, этот план? Может, в сейфе высокопоставленного блюстителя закона и лежало нечто похожее на карту. И там всякие объекты были разрисованы в разные цвета: в те же красный, черный и зеленый? Но подобный документ и хранить, пусть даже в несгораемом шкафу, было опасно. Представляете, ликероводочный завод, поилец и кормилец — с него питался как бюджет города, так и вся налоговая стая, — вдруг обведен черным кружочком? С чего вдруг?! Это же личная собственность братьев Васильевых, из которых старший — депутат Государственной думы. Бедолага, денно и нощно бдящий о заботах областного центра на самом державном уровне. А потом черный плавно переходит в красный, которым отмечены все рестораны, кафе, казино и все такое, что является вотчиной Еремы, не считая пару рынков. Остальные базары — зеленые, как владения «Чкаловцев»… Ну, и прочая мелочь типа угольных шахт, алюминиевого завода, нефтеперегонного комбината — все расцвечено, как клумба.
У хранителя подобного документа могут спросить, мол, чет это вы таите у себя сию ксиву? На кой? Чего вам не хватает? А могут и не спросить, похоронят с почестями — и все…
Так что нет никакой карты. Можно, конечно, описать, сколько трудов, энергии и крови потратил господин Ермитин, чтобы упорядочить жизнь областного центра, приструнить беспредел и поделить город на три «околотка», сотворив своеобразную «Антанту». Но он, как вы уже знаете, поспешает, не будем отвлекаться и мы.
Кабы все убитые, расстрелянные, замученные и просто почившие в бозе подельники, сокамерники, тузы и шестерки дожили до преклонных лет Виктора Всеволодовича, вряд ли бы они узнали в нем прежнего Ерему. Неожиданный диабет выжрал его дотла. А злобным он был всегда. По этому поводу весело говаривал: «Ангелы богами не становятся», «Первая пуля — вежливому командиру», и уточнял: «Сзади…»
Не то, чтоб он был высок, но коренаст и широкоплеч, силу в руках имел страшенную, гвозди гнул и колоды рвал. Диабет сказался на зрении, зубах, стали слабеть ноги. Глядя через увеличительные стекла очков, причмокивая вставными челюстями, медленно ступая, опираясь на антикварную трость слоновой кости, Ерема не походил на героя. Он скорее выглядел, как заслуженный учитель, выпестовавший уйму героев и космонавтов для любимой Родины.
Посиживая в закрытом банкетном зале самого дорогого кабака, который принадлежал ему, Виктор Всеволодович на беззлобные пикировки братьев Васильевых или Макара из «чкаловских», а не пора ли, Ерема, на заслуженный отдых, отвечал:
— Хо ща… Прям на Филиппины… Пару дней потерпите, пока орлята подрастут, — и, клацая зубами, лупил громадные зенки из-за очков на Ала с Леоном.
Тем оставалось мило ухмыляться. Понимали: в случае чего — передела не будет, у короны есть наследники. Друзья-бандиты знали их не только по художественным портретам «Молодежь строит БАМ». Васильев-старший — дурак дураком и алкаш, потому, в отличие от младшего братца, потянул лишь на депутата областного Законодательного собрания, — бреясь по утрам, небось вспоминает Ала. Кое-что у него на роже оставлено. А Макар должен благодарить Леона, ибо смена власти у «чкаловских» произошла не без его помощи. Впрочем, это дела давно минувших дней. Можете ханжески морщиться, но в городе дела шли неплохо: врачи и учителя получали зарплату вовремя, а симфонический оркестр несколько раз съездил на гастроли за границу… Хотя сами меценаты на концертах классической музыки замечены не были.
