Б. Олшеври - Семья вампиров
— Извините, мистер, вы, быть может, будете мною недовольны, — продолжал Миллер нерешительно, — я не знаю, но я был в затруднении, жена его плакала, а бедность, правда, очень большая, ну я и дал от вашего имени 25 таллеров на похороны, — закончил он свой доклад.
— Опять похороны, чьи похороны? — вскричал нетерпеливо Гарри.
— Конечно, мистер, он не был нашим постоянным рабочим, ему платили за каждый раз отдельно, но жили они очень уж бедно… — бормотал сильно смутившийся Миллер.
— Постойте, вы меня не поняли, дело не в деньгах, а я хочу знать, кто умер, — сказал Гарри.
— Слесарь, мистер, тот самый, что открывал нашу капеллу.
— Он показался мне не старым и вполне здоровым парнем.
— Да, и он заболел в тот же день, нет, вернее, в ту же ночь. С ним случился обморок; долго он продолжался, никому не известно, так как жена заметила это только утром. Затем у него вроде как отлегло. Целый день работал вроде бы как нормально, но молчал и был невеселый, как она говорит. А ночью обморок с ним повторился. Жена спала в соседней комнате и, заслышав шорох и стоны, прошла к больному. Он опять был без памяти. Утром он уже встать не мог и весь день пролежал в постели. А ночью он тихо скончался. Жена страшно плачет, она потеряла своего единственного кормильца. Но глупая крестьянка утешается тем, что ангел взял душу ее мужа, — рассказывал Миллер.
— При чем тут ангел? — спросил Джеймс.
— Видите ли, — продолжал Миллер, — жена слесаря решила последнюю ночь не спать, а стеречь больного мужа. Ну и, ясное дело, после тяжелого рабочего дня уснула и видела сон.
— Где же тут ангел, какой сон? — допытывался Джеймс.
— Глупая баба, сударь, уверяет, что она не спала, а нашел на нее столбняк, по-ихнему это, если человек не может пошевелиться, а все видит и слышит.
И вот явилась прекрасная женщина в небесном платье и с короной на голове. Наклонилась над больным и поцеловала его. Потом в луче месяца она улетела в небо и унесла его душу, — кончил Миллер.
— А чем объяснил смерть деревенский доктор? — спросил Гарри.
— Доктора, мистер, и не было. Его и не звали. Я уже вам докладывал, что у них страшная бедность. Недавно они погорели и теперь ютятся как попало.
— Ладно, Смит, завтра вы позаботитесь о вдове, а на сегодня довольно, — решил Гарри.
Потом он откланялся гостям и друзьям и пошел со Смитом работать в кабинет. Он даже отказался от ужина, прося доктора занять председательское место.
Ужин прошел вяло, несмотря на шутки и анекдоты доктора. Сказывалось отсутствие хозяина. Чтения тоже не было. От пунша отказались и рано разошлись по своим спальням.
17
К утреннему кофе Райт вышел последним. Он был страшно зол, и губы его нервно подергивались.
Подойдя к столу, вместо обычного поклона он бросил на пол большую пунцовую розу и, наступив на нее, сказал:
— Господа, я не женщина, и бросать мне розы в окно по меньшей мере глупо. Считаю это для себя оскорблением и на очередной букет отвечу острием моей шпаги или пулей, кому как нравится.
Все удивленно смотрели на Райта и переглядывались между собою. Хорошо вышколенный лакей быстро подобрал бедную растоптанную розу.
— Откуда он ее взял, в нашем саду нет таких, — сказал он, показывая розу камердинеру Сабо.
— На горе в замке уже есть, вчера привезли, — заметил Миллер.
День тянулся скучно и бесконечно.
Вечером в столовую собралось все оставшееся общество, оно сильно поубавилось. Все хмурились.
Хозяин, желая развлечь гостей, да и сам отдохнуть от пережитых неприятностей, попросил Карла Ивановича дочитать письма. Старичок заметно поколебался, замялся, хотел что-то сказать, но потом махнул рукой и надел очки.
— Итак, я начинаю, — сказал он.
Письмо семнадцатое.
«Альф, между моим последним письмом и сегодняшним прошли только сутки, но в эти сутки я пережил целую жизнь, и она сломала во мне все светлое и дорогое. Личное счастье погибло. А Рита? Чем же она виновата? Нет, с камнем на душе я должен, если не быть, то казаться счастливым! Это для Риты.
Но слушай по порядку. Поручив Риту заботам кормилицы и кузин, сделав распоряжения по хозяйству, я отправился в город искать старого доктора. Искать, собственно, мне не пришлось, так как в гостинице, где я остановился, на первый же мой вопрос ответили, что знают, и указали его адрес.
— Только напрасно вы к нему поедете, — прибавил коридорный, — доктор давно никого не лечит да и редко кого пускает к себе. Он чудной. Позвольте, сударь, я лучше проведу вас к другому доктору, Фришу. Он врач и держит кабинет в нашей гостинице.
Я поблагодарил и отказался от Фриша…
— А почему вы зовете старика чудным? — поинтересовался я.
— Да как же, сударь, все его так зовут. Говорят, он не в своем уме.
Я отправился. Извозчик свез меня на окраину города, к небольшому деревянному дому.
Во дворе меня встретила пожилая женщина и угрюмо сказала, что доктор не лечит и никого не принимает.
Проводите меня к нему, сказал я, и сунул золотой в ее руку.
Меня тотчас же провели в сени, а затем и в комнаты.
Первая комната ничего особенного не представляла, самая обыденная мещанская обстановка. Зато следующая была совершенно иного характера.
Это какой-то кабинет алхимика или ученого: темные шкафы, полные книг, банки, реторты, несколько чучел и в конце концов человеческий скелет.
У окна в большом кресле сидел старик. В первую минуту я думал, что ошибся и попал не по адресу. Так трудно было узнать в высохшем, худом человеке когда-то полного и веселого доктора. Он был совершенно лыс и в огромных очках.
Если я, зная, к кому иду, с трудом уловил знакомые черты, то он, конечно, совершенно меня не узнал.
— Что вам нужно? Я не практикую, — сказал он резко, вставая с кресла.
Я назвал себя. Минуту он стоял неподвижно, точно не понимая меня, потом странно вытянул шею и спросил — голос его дрожал:
— Кто вы?
Я повторил.
Альф, нужно было видеть его ужас, он побелел как бумага, очки упали на пол, и он этого даже не заметил. Протянув вперед руки, точно защищаясь, он бормотал:
— Нет, не может быть! — Ноги его тряслись, и он, не выдержав, со стоном упал в кресло.
Я подал ему стакан воды и, взяв за руку, стал говорить:
— Доктор, милый доктор, разве вы забыли своего любимца, маленького Карло?
Я старался припомнить разные памятные случаи из своего детства, всякие мелочи, его шутки, подарки. Понемногу старик успокоился и начал улыбаться.
— Так это в самом деле ты, Карло, ты живой и здоровый. Как же ты вырос и какой красавец. Эх, не судил Бог моему другу, твоему отцу, и полюбоваться тобой.