Людмила Белякова - Конец легенды
– А можно мне?…
– Что еще? – изображая невероятную усталость и безнадегу, произнес Андрей.
– Ничего. Можно идти?
Андрей кивнул, хотя очень тянуло рявкнуть: «Не можно, а нужно!!!»
Он набрал номер домашнего телефона.
– Ань, ты как? Я сейчас по работе в Голубинский двину. Матушке что-нибудь передать?
– Ой, погоди… Сейчас, сейчас…
Андрей услышал плач – кажется, Манин, потом что-то упало и покатилось. Жизнь била ключом.
– Ну, ты ей все расскажи как есть или как считаешь нужным. Спроси – можно у нее там их окрестить… А то уже пора.
– Окрестить? – удивился Андрей.
– Ну да. А как иначе? И спроси – может она у нас крестной стать? И привет большой, и благословения для детей спроси.
«А как я его повезу, если дадут? В багажник оно поместится?» – чуть было не ляпнул Андрей, но промолчал.
– А, хорошо. Все сделаю. Целую всех в розовые носики.
Эту фразу Андрей слышал от мамы, давно, когда та общалась со своими детными подругами. Кстати, нормальный предлог пригласить родителей познакомиться с внучкой. Пышные крестины, с хорошим обедом… А то уже неудобно становится.
… То, что у его родителей внуков оказалось вдвое больше запланированного, сказать сразу он не решился, а выдать рослого Ванятку за ловко утаившегося от врачей в невеликой Аниной утробе брата-близнеца не удастся. Парень нагло объедал сестру и уже за первую неделю перерос ее. Тот, кто не знал, что Андрею он не кровный сын, точно подумал бы – растет такая же коломенская верста. А Манечка – она была в маму, берегла фигурку и кушала очень умеренно, больше спала, чуть похныкивая во сне, словно о чем-то мечтала.
* * *
– Ну, первый срок, в какой младенцев следует крестить, вы уже пропустили, – сказала матушка, сочувственно выслушав Андрея. – Теперь примерно через месяц.
– А почему? Я хотел своих пригласить поскорее – они хотят с внучкой познакомиться.
– Тут Страстная неделя вклинивается, потом, раз вы не записались, очередь большая будет. А вы как раз на праздник Победы крестить будете.
– Да? – почему-то обрадовался Андрей. – Это нам подходит. Даже здорово… А вы нас окрестить не можете? Аня очень просила.
– Этого она просить не могла, Андрей, – мягко возразила игуменья. – В монастырях не крестят, тем более – женщина. Она, наверное, имела в виду духовных восприемников, крестных?
– Ну да, наверное… Я как был невеждой в данном вопросе, так и остался. А крестной-то вы у нас будете?
– Да, это с удовольствием. Но еще и крестного отца надо. Есть у вас кто-то на примете? Только не кровный родственник.
– А… Михал Юрич вас устроит в этом качестве? – неожиданно для себя спросил Андрей.
– Михаил Юрьевич – очень достойный человек, – ответила игуменья, и это можно было считать согласием.
– Что это у вас, матушка, позвольте узнать? Профессиональный зуд одолевает.
Перед игуменьей лежали стопочками распечатанные конверты. Мелькнула мысль – поздравления к каком-то юбилею или празднику. Но Пасха же нескоро?
– Это пожертвования и прошения от верующих и даже неверующих, судя по незнанию элементарных вещей. Просьбы разные. Ну, скажем, отслужить за упокой – за здравие в монастырях редко служат, и еще часто за взыскание.
– Взыскание? – озадачился Андрей, вспомнив по аналогии «взыскание алиментов».
– Есть такой обычай – если хочешь найти пропавшего без вести, разошли по двенадцати монастырям денег, сколько не жалко, хоть по рублю, если больше нет, закажи сорокоуст по пропавшему. Если человек жив, он вскорости объявится, если нет – даст весточку, как и где погиб. Может, во сне явится, может, кто-то от него придет.
– Да? – Андрею в его размягченно-благостном состоянии слушать о таком было неуютно, но это была богатая тема. – И много заказывают?
– Да уж немало – с нашей-то обстановкой.
– Разве? Вроде поспокойнее как-то стало.
– Это как сказать. Если открытой войны нет, не значит, что все хорошо. Очень много людей пропадает. И пропадают чаще других молодые мужчины…
– Неужели? – не смог не перебить Андрей. – И находят их потом?
– Да, хотя далеко не всех. Недавно одного мужчину с Северного Кавказа вернули, еще с той войны родные искали. Другого в больнице сосед случайно нашел – в диспансере соседнего района обнаружил. Тот после аварии память потерял. Могу письма показать.
– Нашим читателям это было бы интересно.
– Пойдемте – если у вас лично ко мне все… Вот, сестра Варвара этим занимается.
Ему кивнула девушка в платке, что-то набивавшая на компьютере.
Варвара отксерила несколько писем на «взыскание пропавших», подарила складничек – картонную гармошку с иконками с одной стороны и молитвами на обороте, и Андрей откланялся.
«Ну, не фонтан я, конечно, наработал, больше личными делами занимался, – думал Андрей по дороге домой. – Но на полосу хватит. Письма Богдановой спихну – с ее фамилией только этим и заниматься. Не справится – выведу за штат. Нечего зря деньги тратить на повременку».
Сильно подозревая, что обеда у Анны он опять не дождется, Андрей заехал в «Макдоналдс» взять что-то «навынос из окошка в стене» и поехал в редакцию.
По дороге на редакционно-коммунальную кухню его перехватил буквально искрящий радостью Борода.
– Ты кушать, сынок? Пойдем – я тебе аппетит подниму, а?
– Да я как бы его отсутствием никогда особо не страдал, – ухмыльнулся Андрей.
– Ага, но все равно. Пойдем, дорогой!
Андрей прикрыл за собой дверь, засунул гамбургер в микроволновку и приготовился слушать новости.
– Ты помнишь тот скандал, который учинил сын нашей благодетельницы?
– Забыл как страшный сон.
– А, это хорошо… Но этот мерзавец все-таки подал в суд – на родную мать, а?
– Это по нашим временам идет за хорошую новость? Какие же тогда плохие?
– Ты слушай!.. Иск у него, представь себе, приняли!
«Хрен редьки не слаще… Издевается Борода, что ли?!»
– Ага! – радостно возгласил Михал Юрич, только руки от восторга не потирая. – И пошлину от него приняли – ох, не маленькую! Иск-то ведь миллионный, да… А когда этот супостат спросил у своего адвоката, какие у них шансы, тот ему – бац! – да никаких почти. Как того «истца» кондрат не хватил – почему!.. зачем тогда за дело брались?!
– Ох, эти адвокаты… Никогда их не любил – по определению.
– Вот, а адвокат ему так, через губу – вы наняли, я и взялся. Это моя работа, и свой гонорар я отработаю, не волнуйтесь, все будет по закону. А дело – если безнадежное по сути, так и есть безнадежное.
– Угощайтесь, Михал Юрич… И чего у нас в сухом остатке?
– Тот кинулся исковое заявление отзывать, а ему – поздно! За три дня можно, но они уже прошли. Дело принято, день-час назначен. Он опять в крик – зачем принимали? Знали ведь, что дело провальное! А секретарь ему так спокойненько: нам же тоже зарабатывать надо. Вы подали иск, мы его приняли. Судитесь на доброе здоровье.
