Брайан Ламли - Психомех
— Нет, от “Машина”, почти внизу.
— А, вот. Нашел. “Машина. Шкала времени: через восемь лет. РГ — ГШ... Свет!"
— Это все?
— Нет, — еще какая-то закорючка. Какие-то перечеркнутые каракули и еще один вопросительный знак.
— А ты можешь разобрать, что это? — настаивал Гаррисон.
— Возможно, инициалы, дай-ка посмотрю. Может быть, “В”? И.., другая буква. Тоже зачеркнута. Что-то было ошибкой, по мнению Шенка.
— Может быть, “М”?
— Возможно. Да, выглядит как “М”. Гаррисон забрал карточку.
— И еще одно. Вот это письмо, — он вытащил письмо Шредера Гансу Хольцеру и передал его Кениху.
— Ты хочешь, чтобы я прочитал все?
— Только текст.
— Как хочешь, — тот прочистил горло, — минутку, пожалуйста, мне надо перевести...
— “Дорогой Ганс, прошло много времени с тех пор, как мы последний раз писали друг другу. Надо бы нам время от времени встречаться.
У меня для тебя есть работа. Один молодой человек ослеп, и я в огромном долгу перед ним. Я хотел бы приобрести для него одну из твоих собак. Молодую. Я знаю, что ты специализируешься на черных суках, которых выращивают в твоих питомниках. Не обязательно, чтобы она была самая лучшая. Скажи мне, что тебе требуется для ее обучения. Я помню, что тебе нужно много чего, обширный список.
Что касается оплаты: назови сумму и я заплачу в полтора раза больше.
Также можешь полагаться на мою поддержку, моральную и финансовую, сейчас и в будущем, и не только в этом вопросе, но и во всех других. Если ты в чем-то нуждаешься, дай мне знать об этом сейчас. Кажется, я не протяну долго из-за этой чертовой бомбы. Но в настоящее время я нахожусь только на расстоянии телефонного звонка.
Твой добрый старый друг..."
Медленно и задумчиво Гаррисон забрал письмо.
Они молча пили, пока Гаррисон не заговорил:
— А разве у Вики нет одной из таких собак?
— Техника Хольцера — его методы обучения — совершенствовалась последние шесть-семь лет. А фройлен Малер задолго до этого победила свое увечье, — ответил Кених.
— Победила слепоту?
— Она приспособилась к обстоятельствам. К тому же, будем смотреть правде в глаза, она интересна для полковника только как дочь его друга и не более. Это не тот интерес, который он испытывает к тебе.
Вдруг Гаррисон забеспокоился. Теперь он чувствовал себя как человек, который пришел в себя после транса. Действительность обрушилась на него, как белая вспышка, взорвавшая его сознание. Время уходило. Время Вики. Он неуклюже слез с табурета и повернулся к Кениху, подбирая слова, чтобы объяснить, что он почувствовал. Но это выглядело как приступ паники перед слепотой.
Кених понял, и ему не нужны были слова. Все было так, как он и предполагал: вера растекалась по Гаррисону со сверхъестественной быстротой.
— Спокойной ночи, Ричард, — произнес этот грузный человек за стойкой бара.
— Да. Спокойной ночи, — ответил Гаррисон и вышел.
— Ричард, — прошептала ему Вики в самое ухо, когда они лежали в объятиях друг друга, — мне страшно.
— Мне тоже, — сказал он.
— Мне страшно, потому что ты был так нежен, — пояснила она. — Может быть, это значит, что ты что-то знаешь?
— Все, кроме... — он прижал ее крепче, — ., кроме ответов.
— Мои ответы придут завтра, — сказала она. — Рано утром.
— Я знаю, — ответил Гаррисон. — Я перекрещу пальцы, чтобы было все хорошо. — Ты умрешь! — произнес голос в его мозгу.
— Ричард, ты дрожишь!
— Что-то холодно стало.
— Погрейся во мне.
— Не умирай. Вики! — кричал он молча. — Я могу заниматься с тобой любовью, да, но не осмеливаюсь полюбить тебя. Потому что ты умрешь.
— МАЛЕНЬКАЯ СМЕРТЬ, — произнесла она, перебирая короткие жесткие волосы на его затылке.
— Что! — хрипло спросил Гаррисон.
— Но ведь ты так простудишься? Похоже, тебя лихорадит.
— Что ты сейчас сказала?
— А, это. По-моему, старая французская поговорка. Они называют любовь, особенно в момент оргазма, маленькой смертью. И я хочу почувствовать, как ты ненадолго умрешь во мне.
Ее рука потянулась к Гаррисону, и он молил, чтобы силы восстановились; удивительно, но когда она коснулась его плоти, она была крепка и полна жизни. Вики позволила ей расти дальше. Склонив голову к груди Гаррисона, она поцеловала его левый сосок. Затем она выгнулась и ловко ввела член в себя.
Маленькая Смерть...
— Томас, разве мы не будем наблюдать за ними? — спросила Мина. Она находилась в комнате Шредера. Ее рука потянулась к выключателю экрана телевизора.
— Оставь их в покое, сегодня мы будет заниматься моим удовлетворением!
— Ты думаешь, они больше помешают, чем вдохновят?
— По-моему, я уже сказал тебе, ответил он грубо, — созерцание эротических сцен не доставляет мне наслаждения. К тому же, у них есть право на личную жизнь.
— Личную жизнь? И это говорит Томас Шредер?
— Что? — он сердито повернулся к ней. — Мина, ты.., ты слишком много на себя берешь! Наверное, скоро придется подыскать тебе другого хозяина.
Ее рука взметнулась ко рту. Мгновение в ее глазах стояли слезы. Шредер увидел их и смягчился.
— Мина, я устал, а когда я усталый, от меня искры летят как от полена в костре. К тому же, мне осталось очень мало времени. С тобой всегда было приятно заниматься любовью, но я не хочу, чтобы ты была у моего смертного одра. Это все, что я имел в виду. Ты не должна работать у умирающего старика. Сегодня это будет в последний раз.
— Но...
— Никаких “но”. И не беспокойся. Я сделал распоряжение насчет тебя. Тебе понадобится работа только если ты захочешь работать.
Она сердилась на себя за все его уверения.
— Мой язык всегда меня подводит. Я не хотела сделать тебе больно или рассердить тебя.
— Я знаю. Это все из-за твоего предложения шпионить за Гаррисоном.
— Шпионить за ним, но разве мы не видели их вместе прошлой ночью, Томас?
— То было прошлой ночью, — отрезал он со вновь появившейся злостью в голосе.
Она склонила голову, и слезы закапали на него. Вид ее обнаженного тела, склоненная голова и слезы подействовали на него.
— Да, — хрипло подтвердил он, — сегодня я смогу собраться. Но что касается наблюдения за Гаррисоном, то я никогда больше не буду этого делать. Почему бы не последить и за собой!
* * *Гаррисон видел сон.
Ему снился лед. Ледник. Он карабкался по леднику. Одетый в какую-то рвань, окровавленный и замерзший до мозга костей он с трудом шел по таявшему ненадежному снегу, пока не достиг стеклянного пика. Он стоял на вершине мира, завоеватель! Затем...
Гаррисон вспомнил, зачем он пришел, причину своих поисков.
На вершине покоилась огромная глыба льда. Лед был голубой, с белыми прожилками и темными краями, его нижняя грань покоилась в хрустящем снегу, покрытом ледяной коркой. Он подошел к ней, счистил с ее поверхности изморозь. Он разглядел лицо. Худощавые черты, лицо, как у эльфа, маленькие ушки и рыжие волосы, зачесанные назад. Ее слегка раскосые глаза были закрыты, но Гаррисон знал, что они зеленого цвета. Никакие признаки жизни не колыхали ее грудь.
