Юрий Ищенко - Одинокий колдун
Проснулась Фелиция одна. В комнате было холодно и чисто. Перед ней стояла Герла, одетая в дорогу и с гитарой на плече.
— Я ухожу, рыбонька. Дела у меня в городе. Вряд ли вернусь в ближайшие дни, но ты жди и верь. Молчанка почему-то решила с тобой пожить, понимаешь ли, понравилась ты ей. Приворожила, сука такая! — Герла рассмеялась.
Фелиция глянула на вторую кровать — Молчанка вовсю еще спала. Ее короткие светлые волосы рассыпались на подушке.
— Когда она успела тебе об этом сказать?
— Молчанка не говорит, дура ты такая. Я нутром чую, что ей в данное время требуется. Поживи с ней, тоже чуять будешь. Прощай, а с ней ты поосторожней, вообще-то...
Герла склонилась и грубо, по-мужски поцеловала Фелицию — ее длинный язык с черным налетом никотина какое-то время ощупывал десны и зубы студентки. Затем выпрямилась, махнула хвостом волос, подкрашенных хной, и ушла, хлопнув входной дверью.
7. Радости и хлопоты ЕгораПоздним вечером Фелиция вернулась на Литейный, в квартиру Гаврилы Степановича, где ее терпеливо ждал больной Егор. Из общаги она ушла почти сразу же за Герлой, боялась оставаться наедине с Молчанкой. В институт не поехала, на занятия было начхать, не то настроение, а репетиций у Петухова в этот день не было. Шаталась, ждала, когда пройдет похмельный стук в голове. Сильный леденящий ветер помог справиться с недомоганием. Еще она пыталась разобраться в себе, понять, что и зачем происходит с ней. Но бросила разбираться, решив почему-то, что все это в кайф, все эти поразительные люди и приключения. И ей стало весело.
Открывший Егор имел на себе рубашку и брюки, потому что считал, будто почти выздоровел (осталась лишь слабость и легкий жар).
— Ждал? — сурово спросила Егора Фелиция на пороге.
— Конечно, — Егор возбужденно закивал. — Тут мой братик заскочил, так уломал его за тортом и вином сбегать.
— Ну и зря. Пить я сегодня не могу, всю ночь в общаге гуляли. Немного мне не по себе, Егорушка, — ласково пожаловалась девушка. — Кажется, я во что-то вляпалась.
— Стряслось что-то? — спросил обеспокоенно Егор.
— Не то чтобы стряслось. Но душа моя смущена и сконфужена. Об остальном молчок, — высокопарно продекламировала Фелиция. — Плюнем и двинемся дальше. Разврат, так разврат! — присовокупила совсем загадочную для него фразу. — И чего я раскисла? Все нормально, доставай свое вино.
На самом деле Егор вовсе не хотел пить, обрадовался было, когда и Фелиция высказалась против. Но виду не подал — желания девушки были для него законом. Достал вино и еще водку, опорожненную на треть, со вчерашней встречи она стояла под его кроватью.
Причиной его трепета и прилежания был один простой, а для Егора щекотливый и важный аспект. Он был профаном по части секса. Опыты над ним в интернате проводились, там подобного не избежал никто, но полезного в тех издевательствах и унижениях не почерпнул, забыл начисто, чтобы не расстраиваться лишний раз. И был согласен пить, болтать, пока язык тряпкой истертой не отвиснет, слушать грубые выражения, все это оттого, что надеялся стать более общительным, стать полноценным парнем, если Фелиция (которая ему очень сильно нравилась, несмотря ни на что) будет к нему благосклонна: в жизни и в постели.
Выпили по первой. Егор разволновался, вспотел, чтобы успокоиться, поставил на проигрыватель пластинку Шуберта. Осторожно присел на край кровати, куда раньше уселась по-турецки Фелиция. Она ела с огромным аппетитом.
— У тебя лицо мокрое, — с набитым ртом сообщила ему. — Тащи градусник, будем мерить тебя.
Ее легкая прохладная ладонь забралась к нему под рубашку, нескромно подвигалась там, нащупала подмышку и запихнула стеклянную трубочку. Подлый градусник, как обычно, показал плюс сорок. Тогда они выпили по третьей, чтобы никто не болел.
— Ты не вздумай дуба при мне дать, — попросила Фелиция. — Меня в Кресты сразу отвезут, скажут, что больного насмерть напоила. И будут правы!
Почему-то ее опасения очень рассмешили Егора, он рассмеялся, вскочил на ноги и запел без признаков музыкального слуха, наперекор шубертовским аккордам:
Я твой король, я твой король,
А ты моя королева...
И девушка развеселилась, от хохота и дрыганья ногами упала с кровати. Поднялась и тоже стала танцевать, подскакивая вокруг Егора и подпевая...
Они целовались, сперва редко и целомудренно, потом более страстно и глубоко, с задержкой дыхания, с закрытыми глазами. Егор изо всех сил прижал Фелицию к себе, она укрыла голову у него на груди. Ему было очень приятно.
— Послушай...
Он что-то хотел сказать, слегка отстранил ее, а Фелиция, как неживая, поддавшись его рукам, рухнула на кровать. Она уже спала. Егор сидел рядом, смотрел, как девушка спит. Трезвел и, чтобы не терять настроя, сам себе налил чуток, выпил, пожевал. Выскочил на секунду в ванную комнату, съел из тюбика зубной пасты для аромата. Вернувшись, глубоко вздохнул и лег рядом со спящей. Лежал, понемногу заключая ее в свои объятья, и убеждал себя, что надо, да, обязательно, вперед, должен решиться на что-то дерзновенное.
А Фелиция нагрелась во сне, стала нестерпимо горячей, зашевелилась, укладываясь поудобнее. Ее рука упала ему на голову, невзначай ухватила за ухо. Что-то бормотнула — Егор узнал текст Гертруды из пьесы Шекспира. Восхитился Фелицией еще больше: во сне продолжает репетировать, такая творческая натура! Он нащупал через кофту застежки ее лифчика на спине. Стыдно было, вовсю звенело в голове и казалось — она притворяется, что спит, и ждет от него смелых и ловких действий, ждет наслажденья... Он прикасался губами к ее приоткрытым губам, и даже легкий запах алкоголя, исходящий от Фелиции, казался ему чарующим. И дышала она временами тише, а потом взволнованней, и ресницы иногда подрагивали. А еще вздрогнули и сдавили ему ухо пальцы ее руки. Пора!
Он запустил руку под кофту, поглаживая теплую голую спину, наудачу помял пальцами застежку лифчика, но тот не отперся. Тогда, стараясь действовать как можно нежнее, слегка перевалил ее с бока на живот, задрал кофту и залез под нее с головой. Нащупал зубами и разгрыз крепежные полоски ткани на спине, иногда его клыки клацали о металлические детальки застежки. Скинул с плеч Фелиции обе бретельки, просунул их над горячими безвольными руками, — и отнял с ее груди лифчик. Фелиция спала дальше с задранной на плечи кофтой, с обнаженными грудями. Грудки были маленькие, а красные соски довольно крупными. Тут он не смог удержаться, вскрикнул и припал к ним.
Присосался ртом к левому соску. Фелиция зашевелилась, а он залез обеими руками под юбку, ощупал прохладный шершавый материал чулок. Гладил и мял, будто массажист, крепкие напряженные мышцы выше коленок. И охнул от горя — снова его руки наткнулись на какие-то ремешки, пряжки, замочки, а лезть туда головой, в самое потаенное место, чтобы опять грызть, он не смог бы решиться. Ножик с табурета достать? Он там во время выпивки был оставлен. А если насмерть девушку перепугает? Крепче прижал ее, крепче поцеловал, одной рукой потискивая грудку — сосок был уже напряжен донельзя, на ее губах скользила легкая улыбка.
