Юрий Ищенко - Одинокий колдун
— Эй, ты чего не запираешься? Не справилась с шпингалетом? Или клаустрофобия? — спросила Фелиция у Молчанки, мокнущей под струей душа.
Та покачала головой. Пальцем ткнула в бутыль болгарского шампуня, в мыло и вехотку на полке, потом на себя.
— Пользуйся, — кивнула хозяйка.
Фелиция хотела уйти в комнату, но жестикуляция Молчанки продолжилась. Ткнула узкой мокрой ладошкой в живот Фелиции, затем провела пальцами по слипшейся от мыла полоске волос на своем лобке и задрала кулачок в мужском торжествующем жесте.
— Трахаться хочешь? Ну так, на здоровье, — отмахнулась от странной девушки. — Вон сколько козлов набежало. Жаль, конечно, что именно завтра утром мне надо курсовую сдавать, видно, не судьба. Отложим на новый год.
Герла сумела разыскать для пьянки самых отъявленных во всей общаге балбесов и пьянчуг. Как она умудрилась безошибочно их выловить из вонючего муравейника со множеством комнат и коридоров, оставалось удивляться. Или сами слетелись, будто мухи на свежачок? Этого Фелиция не поняла, да и не дали времени на думы. Пили до утра, жутко и ожесточенно. Герла здорово, низким прокуренным голосом, пела песни под гитару. Сперва хипповские, потом, пьяная, рок-н-ролльные, Умки и Янки Дягилевой, затем появились, вероятно, собственные песни, густо сдобренные матами и оскорблениями в адрес мужского пола. Но развалившимся на полу и на двух кроватях парням нравилось.
Все время кто-то приносил спиртное: бутылки с водкой, самогонку, настоянную самостоятельно на дрожжах бражку, иногда и портвешок с мадерой попадали внутрь круга, не отказывались от пива и всякой кислятины. Все без исключения накурились анаши.
Герла прилюдно овладела здоровым лысеющим мужиком (про которого говорили, что учится второй десяток лет в Корабелке). Ловко разворошила на нем штаны, ухватила за достояние и накрыла собой, приспустив под юбкой трусики. Закачалась, закрыв глаза, вдобавок сладострастно кровянила ногтями руки и лицо друга. Тот после акта не встал, уснул. А Герла уже взасос целовала другого.
И Фелиция весьма накурилась, анаша всегда на нее сильно действовала, а у приехавших автостопщиц она была особенная, неразмешанная и импортная (если не врали).
Она не подпускала к себе мужиков, каждого знала не первый год, и всех считала пустозвонами. Молчанка тоже пила и ела в одиночестве, причем ела так много, что Фелиция в какой-то момент умилилась — ах ты, малютка голодненькая! Подсела к диковатой малютке, приобняла за плечи и застыла в столбняке: проворные, жесткие, как стальные скобы, пальцы Молчанки мгновенно залезли к ней под свитер и содрали чашечки лифчика с груди...
Фелиция никак не могла понять, что она чувствует, а тем более — заставить себя что-то предпринять, вспылить или самой проявить нежность и ласковость, налиться истомой. Вяло и боязненно следила за действиями Молчанки, а какой-то яд, неспешный, приторный, все-таки растекался по ее телу. Молчанка повалила ее на спину, одним рывком задрала на ней юбку, чуть ли не на голову (любимую, единственную приличную юбку!). Фелиция тут рассердилась, попыталась оправиться и скинуть с себя девчонку. Но та крепкими властными ладошками ухватила ее за щиколотки, рывком раздвинула ноги, так что чуть не стукнула хозяйку по лбу ее собственной коленкой. И взгромоздилась между бедер Фелиции, с каким-то глухим стуком, надавив чем-то крепким и острым до боли, как будто вместо лобковой косточки у нее был маленький мужской член. И закачалась на распластанной беспомощной Фелиции, быстрее и быстрее, опрокинув назад голову с задранным к потолку ртом, не издавая ни звука. Очень быстро кончила, ухнула, вскочила с Фелиции и отошла в угол, села там маленьким комочком. А Фея осталась брошенной на обозрение, холод и позор, лишь на полпути к собственному кайфу... Плохо соображая, поднялась, закуталась в одеяло, спихнула гогочущего парня с кровати, сама улеглась там.
— Что, не дала кончить? — громко заметила Герла. — Она такая, самая распоследняя из всех стерв. Подожди маленько, я тебе помогу. Вот спою, разгоню всех этих мудаков и утешу.
Герла нащипывала на струнах какой-то медленный мотивчик и пела:
Темной ночью, божья тварь,
Крыльями не трепыхай,
Темной ночью я живу
В чаще.
Заколдую, приманю
Мужичка, его дуду
Зацелую, затужу,
Изломаю, изведу,
И оставлю помирать
В чаще.
Выйду на поле-поляну,
Взвою волком, рысью стану.
Вырву у купцов сердца
И сожру, а их глаза
На дороге разбросаю
И укроюсь горностаем
В чаще...
Сперва Фелиция, завернувшись с головой в одеяло, слушала с легким отвращением, но под конец песни, когда голос Герлы налился злобой, криком, хрипом, сама Фелиция вдруг вспомнила мужа, вспомнила мужиков, на которых обламывалась, и возненавидела их всех. И тех, кто пил в ее комнате, хохотом и хлопками приветствуя песню Герлы.
Фелиция вскочила с кровати, принялась пинать и выталкивать из комнаты мужиков. Тем же занялась Герла. Никто не сопротивлялся, но у многих отказывали ноги, и люди валились в коридоре, мордами к двери в комнату Фелиции. Она заперлась. Молчанка перелезла на опустевшую постель, развалилась и храпела, не потрудившись раздеться.
Звенели на полу, перекатываясь, пустые и недопитые бутылки, остро пахли разрезанные луковицы и селедка; огрызки на газетах заполнили собой весь пол. Какая-то дрянь успела незаметно наблевать в углу за шкафом.
— Нда, стремная атмосфера, — огляделась Герла. — Наплюй на это. Я с утра суну пятерку уборщице, пусть помоет и приберет все.
Она бережно упаковала гитару в кожаный чехол.
— Чье это ты пела? — спросила Фелиция, ее все еще знобило, пришлось плеснуть в стакан водки и выпить.
— Что, не понравилось? Или прохватило? Я не мастерица насчет стишков, но иногда хочется такое спеть, свое, настоящее... Ты лучше не хули мою песенку, а то я тебя потом обижу, — пригрозила с ухмылкой Герла.
— Нет, меня как раз прохватило, как ты выразилась. Впечатляюще, — сказала Фелиция.
Она сидела и ждала, когда водка ее согреет. За окном чуть-чуть светало. Герла подошла, потянула за руку, заставила встать.
— Ладно. Я тебе кое-что обещала. Пошли в душ, помоемся на пару, себя заодно потешим. Тебе в новинку?
— Отчасти, — туманно ответила хозяйка, но за ней пошла.
В душе они мылись и возились долго, часа два. Голые, усталые, но довольные вернулись в комнату, в обнимку упали и заснули.
Проснулась Фелиция одна. В комнате было холодно и чисто. Перед ней стояла Герла, одетая в дорогу и с гитарой на плече.
