Майкл Грубер - Тропик ночи
— Она была одурманена.
— У нее в теле обнаружены химические вещества, но она не принимала их через рот. Они просто попали в тело, но мы не знаем, каким образом, и не знаем, как они действуют. Знаем только, что они могли привести ее в полное сознание, и она просто сказала ему, чтобы он действовал.
— С ума сойти.
— Угу. Но ты достаточно долго служишь в полиции и знаешь, что люди причиняют порой ужасные вещи себе и другим, потому что в тот момент они кажутся им прекрасными. Им что-то вводят, а позже они только это и в состоянии сообщить. Ты сам это слышал сотни раз. «Я не знаю, что мне ввели».
— Это всего лишь вранье.
— Не всегда. В библейские времена оно не было враньем. Может, и сейчас не вранье, если хорошенько подумать. У нас есть и еще один факт: этот парень, кажется, умеет входить куда хочет, и никто его не видит, даже собаки. А мимо собаки пройти нелегко. — Барлоу посмотрел Джимми прямо в глаза и добавил: — Я полагаю, если сопоставить все факты, мы придем к выводу, что нам надо искать человека, наделенного демонической властью над людьми, помоги нам Боже.
Паз на мгновение выпучил глаза, а потом ощутил вспышку яростного гнева. Награда, однако, не слишком блестящая, в конце концов. Он заговорил возбужденно:
— Остается одно: горько заплакать в голос! Послушай, у нас всего один информант, да и тому можно верить только наполовину. Я тебе скажу, какие реальные факты мы имеем. У нас есть особо опасный преступник, совершивший убийство, и он замаскировал это дело всякими африканскими штучками. Он маньяк? Я бы поручился за это. Или он невидимка, привидение, наделенное магической силой? Нет, ни в коем случае. Сейчас такое нереально. Ты ссылаешься на библейские времена, веришь в это, что ж, я уважаю твою веру, но дело происходит в наше время, и мы ищем обычного парня, реального маньяка-убийцу, а не отродье Сатаны. Ты толкуешь о том, что вводят людям, — скажи, что в тебя ввели? Может, ты меня разыгрываешь…
Барлоу только молча кивал во время пламенной речи Паза и, дослушав, сказал:
— Нет, я был серьезен, как никогда в жизни. — Он тяжело вздохнул и встал. — Поживем — увидим, идет? «Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их». Это из Первого послания коринфянам, глава третья. — Он с отсутствующим видом похлопал Паза по руке. — Тебе хочется написать отчет. Давай, только придерживайся фактов.
Глава седьмая
Я не паникую. Вернувшись в регистратуру, я работаю до конца дня; алфавитный порядок — хорошее успокоительное средство в периоды напряжения, к тому же он дает возможность подумать. Подумать прежде, чем действовать; не перескакивать с одного умозаключения на другое: айкидо, антропология и колдовство оло объединились вместе. Я останавливаюсь за шкафом «ОР — ОШ» и сосредоточенно думаю. В городе он сам или его фанатичный последователь, и то и другое возможно. Кто знает, кем он стал в последние годы? У него могут быть сотни последователей, целый культ. Самое важное, знает ли он, где я. Вряд ли. Новое имя, биография женщины низкого происхождения, ничего привлекающего внимание. К тому же предполагается, что я мертва.
Местные парни не замечают меня, когда я возвращаюсь к своей машине. Занятия в школе закончились, и вокруг ребят вертятся, завлекая их, девушки, более созвучные времени. Я сажусь в свой душный «юнкер» и начинаю думать о Маргарет Мид,[30] так сказать, родоначальнице всех нас, женщин-антропологов, и о том, как бы она воспринимала сегодняшний мир. Этот мир меняется очень быстро, и дети должны сами строить его для себя; они отрицают опыт родителей, он для них бесполезен.
Ветер, задувающий в окно машины, немногим прохладнее, чем струя воздуха из фена для волос, установленного на самый слабый нагрев, но меня это не беспокоит. Людям, чрезмерно привязанным к земным благам, я посоветовала бы воздержаться от профессии антрополога. Температура в моей машине соответствует температуре в моем жилище (бон на языке оло) в общине Улуне в Даноло в течение всего сухого сезона. Ко мне возвращаются мои чувственные воспоминания. Думаю, это связано с присутствием в моей жизни ребенка. Сейчас я, к примеру, мысленно перемещаю Лус в прохладную тень нашего патио в Провиденсе, и тотчас меня охватывает воспоминание, как отец у нас на причале держит меня на руках. Мне примерно столько же лет, сколько сейчас Лус, и я чувствую себя очень уютно в объятиях взрослого человека, который одной рукой поддерживает мою попку. На море отлив, и я ощущаю острый запах морской воды и гниющих водорослей. Мы только что закончили прогулку на нашей яхточ-ке. От отца пахнет табаком, корабельным лаком и древесной пылью.
Лус несет бумажный мешочек. В машине она показывает мне, что лежит в мешочке. Это подарок, объясняет она, за хорошее поведение. Довольно большой, испеченный из теста подсвечник, украшенный покрытыми желтой и синей глазурью цветочками, тоже из теста. Добрая миссис Ломакс закрепила нижнюю часть подсвечника в мягкой глине, так что он вполне может функционировать как настоящий. Я расточаю подарку всяческие похвалы. Мне самой давно уже не дарили подарков. Мы делаем крюк и заезжаем на Гроув купить свечу для этого необыкновенного подсвечника. Там же, в магазине дешевых товаров, мы роемся, как люди бедные, в подержанных вещах, и Лус находит для себя потрепанную книжку под названием «Луна доброй ночи», а я с удовольствием плачу за нее пять центов.
Итак, мы обедаем при свете свечи. Я приготовила большой фруктовый салат с деревенским сыром, который, как мне кажется, нравится Лус. После обеда Лус должна задувать свечу, а я зажигать ее снова много раз. Когда я обучалась айкидо, сенсей заставлял нас гасить свечи при помощи кулака, вырабатывая скорость удара и самоконтроль. Прием заключался в том, чтобы сгустить быстрым движением крепко сжатого кулака столбик воздуха и остановить костяшки пальцев в нескольких миллиметрах от пламени. Это не так просто, как может показаться, впрочем, в айкидо все непросто. И в колдовстве тоже. Не подумав, только для того, чтобы развлечь Лус, я выбрасываю вперед кулак и убеждаюсь, что все еще могу успешно повторить прием. Еще, просит Лус, и я снова зажигаю фитиль, но тут же вспоминаю, как погибла мать девочки, и мне становится стыдно и горько. Пока я овладеваю собой, Лус берется за дело сама, попадает своим кулачком в свечу, горячий воск обжигает ей пальцы и запястье. Она плачет, и я спешу к раковине за холодной водой. Чтобы утешить девочку, я показываю ей несколько фокусов с монетами, которые достаю из кувшина, где у меня хранится мелочь. Фокусы я научилась показывать мастерски, и мне доводилось удивлять ими людей намного старше четырех лет. Марсель всегда говорил, что ловкость рук и есть корень колдовства, а также самый ценный инструмент антрополога-практика. В магии все дело во внимании. И в жизни тоже, кстати говоря.
