Елена Ткач - Перстень старой колдуньи
— К… к чему — к этому? — заикнулась остолбеневшая Леля.
— К тому, что дети наши уже совсем взрослые. И всю жизнь их на поводке возле себя не удержишь.
— Ну, Сергей, если б не ты… — выдохнул Санчо. — Ну и хрен с тобой пускай будет по-твоему. Гуляй, рванина! — крикнул он совершенно ошарашенным детям, наклонился к сыну, дернул его за уши, а Женю — за длинный золотой сноп волос. — Ну… с Рождеством! Но после все же поговорим!
И, решительно повернувшись, двинулся на кухню готовить стол. Мистическая фигура — Овечкин — направился следом, предварительно подмигнув двум своим юным друзьям, сраженным этим нежданным чудом.
— Счастливого Рождества! — еле выдавила Леля, не глядя на них, и кинулась в ванную — плакать.
Ее единственный сын — кровиночка, счастье и надежда всей жизни уходил от нее. И с кем? Его уводила соседка, дочка пьяницы, дворовая девка… что может быть ужаснее и… банальней?!
«А может быть, так и надо? — спросила у своего отражения Леля, справившись со слезами и припудривая нос. — Что я знаю о ней? За книжкой пришла — за Волошиным… лепит из глины… Вон, Ломоносов тоже выбился из народа! Может и из неё выйдет толк? А скорее всего, это просто первое увлечение — сколько их у него ещё будет!» — пыталась она себя утешить.
Но утешение вышло слабое. И на кухню Леля вернулась в расстроенных чувствах. Правда, за хлопотами отвлеклась немного, а веселые розыгрыши мужчин скоро совсем поправили настроение. Тут привалили гости и пошел пир горой…
А Никита с Евгенией? Они стояли в прихожей ещё с минуту, не глядя друг на друга, потом он осторожно взял её за руку.
— Я в дороге тебе все объясню. Но ты должна мне поверить: я ни слова, ни полслова никогда никому не врал! Ну, может быть, только самую малость…
И это было истинной правдой. То есть, почти… Однажды, он сказал маме, что выпил молоко, а сам вылил его в раковину. Но он ведь тогда так это молоко ненавидел, да притом оно было с пенкой, и ему было всего пять лет… Да еще, когда накануне Нового года сказал родителям, что в футбол гонял…
— Я очень тебя прошу — поедем! — он стоял перед ней с этой своей изуродованной щекой, усталый, измученный… — Ты увидишь, как там хорошо, и печка для обжига…
— Но почему же твои родители так злы на меня? Что я им сделала? — Женя уже немного пришла в себя, но все ещё волновалась. — Почему твой папа сказал, что мы гуляли всю ночь? Кто ему об этом наврал, если не ты?
— Женя…
— Я не Женя! Я — Ева! — в глазах её снова засверкал злой недобрый огонь.
— Хорошо… Ева. Ты позволишь мне все тебе объяснить там, в Абрамцево? Ты все поймешь. И, клянусь, не обидишься на меня. Хочешь, я на колени встану?
И не думая, видит ли его кто в эту минуту, Кит бухнулся перед ней на колени и прижался лицом к худенькому стройному телу.
— Что ты делаешь, дурачок! Встань немедленно!
Она уж смеялась. Она уж совсем не сердилась на него. И впервые он увидел в ней что-то такое… взгляд какой-то особенный… Взгляд взрослой прекрасной женщины, знающей, что желанна. Взгляд, который — один! — стоит для влюбленного всех столиц мира… Он узнал в нем улыбку любви.
И тогда он поднялся, и крепко обнял её, и они покинули дом, вплывающий в Рождество.
Во дворе болтался Покер с компанией. Увидев Женю с Никитой, они прямо-таки зашлись со смеху, размахивая руками и тыча в них пальцами. Ребята были пьяны.
— Тили-тили-тесто! Эй вы, сладкая парочка!
Никита попросил Женю вернуться к подъезду и, если назреет крутая разборка, быстро смываться домой. А сам как ни в чем не бывало направился к пацанам.
— Здорово, мужики! Чего зубы скалите — людей, что ли, не видели?
— Г-гы-ы-ы! — прыснул Кефир. — То — люди, а то… — он запнулся, глянув на Покера и ожидая его одобрения.
Все решал главарь. Как среагирует Покер, так и поведут себя его прихвостни.
Но тот не спешил — выжидал. Покер был из всех самый трезвый. И ему совсем не светило наживать врага в лице нового их соседа — иметь его союзником было гораздо выгодней…
— Покер, мы с тобой тут про кассету базарили. На, держи!
Не обращая внимания на других парней, как будто их и не было, Кит достал из кармана дубленки две кассеты: с записью группы «Чайф» и старичков «Роллингов» — Покер просто тащился от них… Никита загодя положил эти кассеты в карман. Во-первых, он обещал их Покеру, но главное — держал про запас на всякий пожарный случай, чтобы в любой момент погасить взрывоопасную ситуацию, если таковая наметится. Вот они и пригодились.
— Класс! Ну, ты воще… Слышь, старик, пузырь за мной! Или тебе чего другого нарыть? Так без проблем — я те по любому все, что хошь, нарисую, ты понял? — хорохорился белобрысый Покер.
— Да не, старик, — хлопнув его по плечу, сказал Кит. — Если будет надо чего — скажу. А сейчас… только слышь, Покер, давай без обид.
— Блин, какие вопросы?!
— Ну так вот. Женька — она моя девушка. И если кто тронет её или ещё чего выкинет… вот вроде этого базара про сладкую парочку… В общем, понятно да? Ты просек, старик?
— Да, ты че, Кит! Ребята просто оттягиваются — типа того дурью маются, ты в голову не бери. Твоя девушка — все, заметано! А эти… знаешь, им иногда моча в голову так ударит, что…
И Покер отпустил несколько выраженьиц, которые даже Никите были в новинку, хотя он прежде учился в одной очень престижной английской школе, где ребята методично и с упоением упражнялись в сравнительных исследованиях русского и английского мата…
— Ладно, старики, вы тут развлекайтесь… а если надо что — где живу знаете. Ну все, сорвался!
— Э, а далеко когти рвете?
— А вот это пускай никого не колышет! — довольно мягко и дружелюбно, чтобы не злить и без того заведенных парней, сообщил Кит.
Он вернулся к подъезду, где ждала его Женя. Она страшно перенервничала за него, даже руки похолодели.
— Вот глупышка! — он нежно поцеловал её. — Ты чего? Это ж нормальные ребята! В любом дворе такие… Ты что, в каждом московском дворе, куда мы будем заглядывать, будешь трястись от страха как крыса Чучундра, которая боится выйти на середину комнаты?
— Какая Чучундра?! Какая крыса?! Ты чего обзываешься? — она ткнула его в бок кулачком.
— Дурочка, это Киплинг. Английский писатель такой. Он «Рикки-тикки-тави» написал. Там и есть эта самая крыса Чучундра. Не читала?
— А-а-а, — с облегчением выдохнула Женя. — Читала, конечно. Просто я забыла про эту Чучундру несчастную. С тобой вообще скоро все на свете забудешь…
Они стояли и целовались в подъезде. А время незримой нитью соединяло их судьбы по воле Рождественской ночи.
А потом они опять вышли во двор. Покер с компанией сделали вид, что заняты какими-то своими делами, и им на эту сладкую парочку наплевать. Или у них сразу что-то случилось со зрением…
