Роберт Маккаммон - Жизнь мальчишки. Книга 2. Люди и призраки
— Ах ты бедный маленький ангелок, — проворковала миссис Лезандер, и лицо ее выразило такое несвойственное ей участие, что я едва не лишился дара речи. — Господи, мне так жалко твоего песика!
Она сказала «песеика» — вот как это вышло у нее.
— Пожалуйста, входите! — сказала она отцу.
Вслед за ней мы прошли в небольшую приемную, где на обшитых сосновыми панелями стенах висели снимки счастливых детей, сжимающих в объятиях своих собак и кошек. Она отворила дверь на лестницу, ведущую в подвал, где располагался кабинет доктора Лезандера. Каждый шаг был для меня мукой, потому что я уже знал, что меня ждет.
Моя собака умирала.
Около часа дня грузовик с прохладительными напитками из Бирмингема сбил Бунтаря, когда он перебегал Мерчантс-стрит. Как сообщил маме по телефону мистер Доллар, Бунтарь был среди целой стаи собак. Выходя после ланча из кафе «Яркая звезда», мистер Доллар услышал пронзительный визг тормозов и последний короткий лай моего пса. Бунтарь лежал на мостовой, а собаки стояли над ним и лаем пытались заставить его подняться. Увидев это, мистер Доллар позвонил шефу Марчетту, они погрузили Бунтаря в кузов пикапа Уинна Гилли и отвезли к доку Лезандеру. Для мамы известие было тяжким ударом, потому что еще с утра она хотела посадить Бунтаря в загончик, но забыла об этом, увлекшись очередной серией «В поисках завтрашнего дня». Никогда раньше Бунтарь не забирался на Мерчантс-стрит. На этот раз он связался с дурной компанией, за что ему пришлось заплатить дорогую цену.
Внизу пахло животными, запах был не то чтобы неприятный, но резкий. Вокруг стояли клетки из блестящей нержавеющей стали, стены были выложены сверкающей белой кафельной плиткой, а свет давали флюоресцентные лампы. Доктор Лезандер был одет в свой обычный белый халат, его лысина блестела под ярким светом ламп. Когда он здоровался с отцом, его голос был тихим, а лицо невеселым. Доктор Лезандер взглянул на меня и положил мне руку на плечо.
— Кори? — спросил он. — Хочешь посмотреть на Бунтаря?
— Да, сэр.
— Тогда я отведу тебя к нему.
— Так… он еще не умер?
— Нет, он еще не умер. — Рука доктора принялась осторожно разминать сжавшиеся в тугой клубок мышцы у меня на затылке. — Но он умирает. Я хочу, чтобы ты это понимал.
Глаза доктора Лезандера поймали мой взгляд и уже больше не отпускали его.
— Я сделал все для того… чтобы Бунтарю не было больно… но ему все равно очень плохо.
— Пожалуйста, помогите ему! — крикнул я. — Вы же доктор!
— Верно, но даже если я сделаю операцию, это ему не поможет. Он очень сильно пострадал.
— Но вы же… не можете… просто так дать ему умереть!
— Пойдем поглядим на Бунтаря, сынок, — позвал меня отец. — Нам лучше поторопиться.
«Пока там еще есть на кого смотреть» — вот что он хотел сказать.
Отец остался ждать снаружи, а мы с доктором Лезандером вошли в маленькую комнату. Еще в дверях я услышал свистящий звук закипающего чайника. Наверху, в кухне, миссис Лезандер готовила для нас чай: на плите у нее кипела вода. В комнате, куда мы вошли, стоял резкий, тошнотворный запах. Я увидел полку, полную пузырьков, и небольшой столик с врачебными инструментами, аккуратно разложенными на голубой ткани. В центре комнаты стоял стол из нержавеющей стали с продолговатым возвышением посредине, накрытым одеялом размером как раз с собаку. У меня подкосились ноги: одеяло было пропитано подсыхающей кровью.
Должно быть, меня начало трясти, потому что доктор Лезандер сказал:
— Можешь не смотреть, если тебе не хочется…
— Нет, я хочу посмотреть.
Доктор осторожно откинул край одеяла.
— Спокойно, спокойно, — проговорил он, словно обращаясь к раненому ребенку.
Бугор на столе начал дрожать, и я услышал, как кто-то заскулил под одеялом, отчего у меня сразу же оборвалось сердце. Глаза мои наполнились горячими слезами. Я хорошо помнил, кто так скулил: когда отец впервые принес к нам домой щенка Бунтаря в коробке, тот боялся темноты. Подойдя к столу, я взглянул на то, что показал мне доктор Лезандер.
Колесо грузовика проехало по голове Бунтаря. Белая шерсть и кожа на одной стороне его черепа были содраны, и там теперь виднелись розовая кость и оскаленные зубы. Красный язык сновал в кровавой каше. Один глаз приобрел серый, какой-то мертвенный цвет, другой был влажным, полным страха. Кровавые пузыри вырывались из ноздрей Бунтаря, дыхание было затрудненным, хриплым. Одна из передних лап превратилась в бесформенное месиво, торчали острые обломки костей.
Наверно, я застонал в тот момент, не помню. Когда единственный глаз Бунтаря нашел меня, мой друг сделал отчаянную попытку подняться, но доктор придержал его сильной рукой, и пес снова замер.
Я увидел иглу, воткнутую в бок Бунтаря, трубку, через которую из бутыли текла в его тело какая-то прозрачная жидкость. Бунтарь заскулил, и я инстинктивно протянул руку к его изуродованной морде.
— Осторожно! — предупредил меня доктор Лезандер.
Конечно, я даже не подумал о том, что в агонии животное может укусить все, что движется в поле его зрения, даже руку мальчика, который всегда его любил. Окровавленный язык Бунтаря вывалился из пасти и слабо лизнул мои протянутые пальцы. Не в силах что-либо сказать или сделать, я так и стоял, глядя в тупом отчаянии на кровь на своей руке.
— Его муки не поддаются описанию, — сказал доктор Лезандер. — Ты ведь и сам это видишь, верно?
— Да, сэр, — ответил я будто в кошмарном сне.
— У него сломано несколько ребер, их осколки проткнули ему легкие. Удивляюсь, что у него до сих пор еще не отказало сердце. Этого можно ожидать в любую минуту.
Доктор Лезандер снова накрыл Бунтаря одеялом. Я стоял и молча смотрел на дрожащий холмик.
— Ему, наверно, холодно? — наконец проговорил я. — Он замерз.
— Нет, не думаю.
«Нит», — вот как док Лезандер сказал это. Снова взяв меня за плечо, он проводил меня до двери.
— Пойдем, нам есть о чем поговорить с твоим отцом.
Он ждал нас в коридоре.
— Как дела, приятель? — спросил он.
Я ответил, что все в порядке, хотя испытывал сильную тошноту. Запах крови все еще стоял в моих ноздрях, густой и горячий как грех.
— Бунтарь — очень сильный пес, — сказал нам док Лезандер. — Большинство собак на его месте давно бы умерли.
Взяв со стола папку, он достал оттуда листок бумаги. Это был незаполненный бланк, поверх которого значилось: «Дело № 3432».
— Я не знаю, сколько еще проживет Бунтарь, но уже сейчас участь его решена.
— То есть надежды нет? — спросил отец.
