Нил Гейман - Книга кладбищ
— Нет! — выдохнула Лиза. — Ни за что. Ни в коем случае нельзя этого делать.
— Тогда я отдам её Сайласу, — сказал Ник. Он положил карточку в конверт, чтобы не касаться её, и убрал во внутренний карман куртки, поближе к сердцу.
В паре сотен миль от них некто Джек проснулся, втянул ноздрями воздух и быстро сбежал вниз по лестнице.
— Что случилось? — спросила его бабушка, помешивая варево в большом чугунном котле. — Что на тебя нашло?
— Не знаю, — ответил он. — Но что-то случилось. Что-то… весьма интересное, — он облизнулся. — Вкусно пахнет, — добавил он. — Ужасно вкусно.
Вспышка молнии осветила мощёную булыжником улочку.
Ник бежал под дождём по Старому городу, поднимаясь вверх, в сторону кладбища. Пока он был заперт в подсобке у старьёвщика, серый день плавно перешёл в вечер, так что Ник не удивился, когда из-под фонарей ему навстречу метнулась знакомая тень. Он остановился, и шуршащий чёрный бархат принял образ человека.
Перед ним, скрестив руки на груди, стоял Сайлас. Он явно был недоволен.
— Так-так, — произнёс он.
Ник сказал:
— Прости меня, Сайлас.
— Ты здорово расстроил меня, Ник, — ответил тот и покачал головой. — Я ищу тебя с тех пор, как проснулся. От тебя пахнет бедой. Ты же знал, что тебе нельзя выходить сюда, к живым.
— Знал. Прости.
По лицу мальчика катились капли дождя, похожие на слёзы.
— Для начала надо вернуть тебя в безопасное место, — Сайлас наклонился и накрыл живого мальчика своей накидкой. Ник ощутил, как ноги его отрываются от земли.
— Сайлас?
Сайлас молчал.
— Мне было страшновато, — признался он. — Но я знал, что если дело будет совсем плохо, ты меня выручишь. И Лиза тоже мне помогла. Она была со мной.
— Лиза? — насторожился Сайлас.
— Ведьма с неосвящённого кладбища.
— Помогла, говоришь?
— Да. Особенно с Растворением. По-моему, у меня теперь получается.
Сайлас хмыкнул.
— Поговорим, как вернёмся домой, — сказал он, и Ник не произнёс больше ни слова, пока они не приземлились возле часовенки. Они зашли внутрь. Дождь усилился, из появившихся на земле луж летели брызги.
Ник достал конверт с карточкой.
— Знаешь, — произнёс он, — по-моему, это надо отдать тебе. Точнее, это была идея Лизы.
Сайлас взглянул на конверт, достал карточку, посмотрел на неё, перевернул и прочёл карандашную пометку Абаназера Болджера, в которой мелким почерком описывалось, как пользоваться карточкой.
— Рассказывай всё с самого начала, — потребовал Сайлас.
Ник рассказал ему всё, что помнил о прошедшем дне. В конце его рассказа наставник глубоко задумался и покачал головой.
— Теперь всё плохо? — спросил Ник.
— Никто Иничей, — сказал Сайлас, — ты набедокурил будь здоров. Но я, пожалуй, предоставлю твоим родителям выбирать меру наказания. А мне сейчас надо избавиться от этого.
Карточка скрылась в бархатном мраке его накидки, а затем Сайлас исчез, как умеют исчезать лишь такие как он.
Ник натянул куртку на голову и побежал по скользкой тропинке на вершину холма, в мавзолей Фробишеров. Он оттащил в сторону гроб Эфраима Петтифера и стал спускаться вниз, вниз, до самого конца.
Он положил брошь рядом с чашей и ножом.
— Вот, — произнёс он. — Её даже почистили. Как новенькая.
— ОНО ВОЗВРАЩАЕТСЯ, — отозвалась Гибель, и по голосам её было понятно, что она довольна. — ОНО ВСЕГДА ВОЗВРАЩАЕТСЯ.
Это была очень долгая ночь.
Ник брёл, усталый и немного пришибленный, мимо скромного надгробия мисс Либерти Роуч («Потраченное ею — пропало, отданное — осталось с нею навеки. О читатель, будь щедрым!»), мимо могилы приходского пекаря Харрисона Вествуда и его супруг Мэрион и Джоан, и спустился к окраине кладбища. Мистер и миссис Иничей умерли много столетий тому назад, когда ещё не считалось, что пороть детей непедагогично. Той ночью мистер Иничей сделал то, что счёл своим долгом, и задница Ника до сих пор болела. Но взволнованное лицо миссис Иничей расстроило Ника куда больше, чем могла расстроить любая порка.
Он взялся за железные прутья забора, отделявшего неосвящённую часть кладбища, и проскользнул между ними.
— Эй, — позвал он. Ответа не последовало. Под боярышником не было видно лишней тени. — Надеюсь, с тобой всё хорошо? — спросил Ник.
Молчание.
Он успел снять джинсы в избушке садовника — в сером саване было привычнее и удобнее, — но куртку он оставил себе. Ему понравилось иметь карманы.
Когда он ходил переодеваться, он взял в избушке садовника серп, и сейчас принялся косить им крапиву. Он яростно косил её и бросал в сторону, пока перед ним не остался голый кусок земли с остатками корней.
Тогда он достал из кармана стеклянное пресс-папье, переливающееся множеством цветов, и эмаль с кисточкой.
Он макнул кисточку в коричневую эмаль и аккуратно вывел на пресс-папье буквы: «Е. Х.»
А чуть ниже написал: «Мы помним всё».
Наступало время ложиться спать. Пора было возвращаться — ему не стоило опаздывать ко сну в ближайшее время.
Он положил пресс-папье на землю, где были заросли крапивы — туда, где, по его мнению, должно было быть изголовье. Пару секунд он смотрел на то, что получилось, затем развернулся, проскользнул сквозь прутья и — уже увереннее — начал взбираться на холм.
— Недурно, — послышался голос за его спиной. — Совсем даже недурно.
Он оглянулся, но вокруг не было ни души.
Глава 5
Танец смерти
Вот-вот что-то должно было случиться. Ник был в этом уверен. Это чувствовалось в хрустальном зимнем воздухе, в звёздах, в ветре, в темноте. Это читалось в ритмах долгих ночей и мимолётных дней.
Миссис Иничей выпроваживала его из маленькой гробницы Иничеев.
— Давай-давай, иди, побегай, — приговаривала она. — У меня и без тебя куча дел.
Ник жалобно посмотрел на мать.
— Там же холодно, — сказал он.
— Ну конечно, — сказала она. — Это же зима. Ты только посмотри, — продолжила она, обращаясь скорее к себе, чем к Нику, — в каком состоянии ботинки. А платье! Его надо заштопать. И смести паутину — тут всё безобразно заросло паутиной. Так что давай-ка, марш отсюда, — повторила она. — У меня столько дел, а ты под ногами путаешься.
И она стала напевать себе под нос песенку, которую Ник раньше не слышал:
— Богачи и бедняки
Пляшут смертень у реки.
— Что это ты поёшь? — спросил Ник и тут же об этом пожалел, потому что лицо миссис Иничей стало мрачнее тучи. Ник поспешил убраться из гробницы, пока она не дала волю гневу.
