Питер Джеймс - Пророчество
– Одиннадцать? – проговорил он. – Одиннадцатая прошлой ночью? – Он приветственно махнул Фрэнни левой рукой, едва узнавая ее, и вновь углубился в разговор, задумчиво постукивая по столу указательным пальцем правой руки. – Все те же симптомы? А ветеринар по-прежнему считает, что они сбрасывают молоко?
Она повернулась за помощью к Эдварду, но с удивлением обнаружила, что за ее спиной никого нет. Она думала, что он бежал за ней. Фрэнни распахнула шкафчик. Он был заставлен фарфоровой и стеклянной посудой. Она захлопнула его и заглянула в следующий, забитый тарелками. Потом в третий, разочарованно уставившись сквозь слезы на круглый котелок и набор сковородок. Боль в языке стала невыносимой. Фрэнни зажала его большим и указательным пальцами.
– Так у ветеринара есть какие-нибудь идеи? – совершенно спокойно произнес Оливер.
Она рванула на себя следующую дверцу; перед глазами у нее стояла пелена. На полке был миксер с приставками к нему. Фрэнни еще крепче сжала зубами скомканный носовой платок и с трудом выдавила из себя невнятный звук.
– Чарльз, подожди, – произнес Оливер. – Фрэнни, что случилось?
Она была в отчаянии, не понимая, как он может не замечать ее страданий.
– Укфууф. – Слова не могли пробиться сквозь платок.
Он внимательно посмотрел на нее и заволновался.
– Укфуф, – повторила она, покачнувшись в сторону шкафов. Повернувшись в Оливеру, Фрэнни посмотрела на него умоляющими глазами.
– Извини, Чарльз. Я перезвоню попозже.
Она распахивала все шкафы, оставляя дверцы открытыми. Фарфор… чашки… сковородки… и наконец бутылочки. Пикули, кетчуп, уорчестерский соус, соевый соус, оливковое масло. Уксус. Она протянула руку. Там было три сорта: светлый уксус, яблочный уксус, темно-коричневый. Фрэнни схватила темный, вытащила платок изо рта, отвинтила пробку бутылочки, опрокинула ее на платок и запихнула мокрый платок обратно в рот.
Кислота ударила ей в нос, и ей пришлось закрыть глаза. Она выплюнула платок в руку, пошатнувшись, сделала шаг к раковине и закашлялась, склонившись над ней. Стальная раковина и краны завертелись вокруг нее, словно на колесиках. Ладонь Оливера легла ей на плечо.
– В чем дело, Фрэнни? Что случилось?
Она подняла глаза, пытаясь что-нибудь проговорить, но язык распух во рту, а губы едва двигались.
– Эсса, – выдохнула она и закрыла глаза.
Когда Фрэнни открыла их, Оливер, держа ее лицо в ладонях, изучал рот изнутри.
Она пошевелила губами, потом оттянула нижнюю.
– Эсса-а. Ж-жал-лил-ла. В с-сли-иве.
– Оса? Ужалила тебя?
Фрэнни лихорадочно закивала, показывая на два пятнышка на губе и языке.
– В язык? О господи! Ты наткнулась на гнездо? – Его лицо перекосилось от ужаса, а васильковые глаза, казалось, поменяли свой цвет.
Она судорожно вдохнула, сомкнув веки, потом резко выдохнула. Оливер молча терпел это шестьдесят секунд, потом произнес:
– Я отвезу тебя в больницу. У меня наверху есть средство от укусов, но оно не предназначено для рта. – Он осторожно раздвинул ее губы и заглянул внутрь. Потом посмотрел на часы на стене. – Хотя нет. Может быть, быстрее будет вызвать нашего врача, во всяком случае попробуем, может, он у себя. – Оливер снял трубку телефона.
Фрэнни открыла глаза. Вкус уксуса вызывал у нее тошноту, и она наклонилась над раковиной, уставившись на картофельные очистки, морковные хвостики и чайную ложку, испачканную кофейной гущей. Огонь во рту разгорался все сильнее. Она прополоскала рот холодной водой, но от этого стало только хуже.
Фрэнни уловила свое отражение в блестящей поверхности чайника и попыталась рассмотреть следы укусов, но отражение было слишком искажено. Она вспомнила, что в холле есть зеркало, и направилась туда.
В полумраке ее кожа выглядела бледной и безжизненной. Тушь стекала черными струйками по левой щеке, но Фрэнни не замечала этого. Наклонившись поближе к зеркалу, она удивленно заметила, что губа почти совсем не опухла, лишь чуть-чуть отекла. Она выпятила ее и обнаружила две почти незаметные крошечные красные точки. Высунув язык, Фрэнни разглядела всего лишь небольшое красное пятнышко, похожее на язву.
Она запихнула платок обратно в рот; жжение лишь чуть-чуть утихло, а от уксуса из ее глаз вновь потекли слезы. Вытерев их рукавом, она, неуклюже наталкиваясь на стены, направилась обратно в кухню, уронив по дороге несколько картин.
– Хорошо? – говорил Оливер в трубку, когда она вошла. – Ей ужасно больно.
Она села напротив него. Слеза капнула на страницу «Мейл он санди», расплывшись серым пятнышком. «Буш принимает жесткие меры», – гласил намокший заголовок. Ей тоже хотелось стать жесткой, заставить себя успокоиться, перестать плакать.
Оливер повесил трубку.
– Он будет здесь через десять минут – он живет в Глайнде. Он сказал, что уксус – действительно лучшее средство.
Фрэнни, закрыв глаза, с благодарностью кивнула.
Он снова внимательно осмотрел ее рот.
– У тебя нет аллергии на укусы ос?
Она покачала головой.
– Язык не опух. Ты можешь дышать нормально?
Она кивнула.
Он обнял ее за плечи, крепко прижав к себе, и поцеловал в макушку.
– Мне так жаль. Ужасно. Это был плохой год, осы совсем замучили нас.
Подняв на него глаза, Фрэнни увидела, что он глядит на нее с тревогой. Оливер внимательно рассматривал ее лицо не в поисках укусов, а пытаясь прочесть, о чем она думает. Потом вдруг его внимание переключилось, и Фрэнни, недоумевая, повернула голову.
Эдвард ввалился в дверь с корзиной, полной слив. Его лицо от напряжения покраснело, мальчик с гордостью протянул корзину отцу.
– Смотри, сколько я набрал, папа!
– Фрэнни укусила оса, – произнес Оливер ледяным голосом.
Эдвард выглядел ошеломленным. Он уронил корзинку на пол, не обращая внимания, что из нее посыпались сливы, и кинулся к Фрэнни:
– Нет, Фрэнни! Осы! С тобой все в порядке? – Он заглянул ей в лицо; в широко раскрытых глаза читалось такое отчаяние, что она подумала, будто мальчик сейчас заплачет. – Куда?
Фрэнни настороженно посмотрела на него и указала на рот. В глазах горело обвинение.
– В сливе? Которую я тебе дал?
– Угу.
Его лицо сморщилось, как шарик, из которого выпустили воздух; голос сорвался в визг:
– Нет, нет, там не могло ее быть! Фрэнни, не могло… Я был правда осторожен; я однажды чуть не съел сливу с осой и теперь всегда проверяю! Фрэнни, прости, пожалуйста, тебе очень больно?
Она кивнула.
Эдвард повернулся к отцу:
– Я сорвал ее специально для Фрэнни, папа. – По его щекам струились слезы, и, несмотря на боль, Фрэнни вдруг стало стыдно за такое отношение к мальчику. – Это я, – повторил он.
Она протянула руку и прижала его к себе. А потом закрыла лицо свободной рукой – боль снова стала невыносимой.
Доктор тщательно осмотрел все укусы и с безграничным сочувствием осведомился, нет ли у нее аллергии. Потом он сделал ей укол гидрокортизона, сказал, что укус будет болеть еще некоторое время, и посоветовал принять аспирин.
Остаток утра Фрэнни провела в шезлонге возле бассейна, отгороженного от любопытных глаз посетителей подстриженной изгородью из тиса. Эдвард не отходил от нее ни на шаг, будто он персонально отвечал за ее выздоровление. Иногда, правда, он погружался в длительное молчание, уткнувшись в свою электронную игру, и тогда Фрэнни с облегчением могла почитать газеты.
Страница «Санди таймс», лежавшая возле нее на земле, зашевелилась под дуновением ветерка и, зашуршав, перевернулась. Фрэнни подняла глаза и посмотрела на Эдварда, который напряженно склонился над игрушкой, закусив нижнюю губу, и сосредоточенно нажимал на кнопки. Она слышала резкие звуки электронной музыки, приглушенные взрывы и продолжала наблюдать за ним, как будто таким образом можно было прочесть его мысли. Она должна была разгадать загадку: как он, такой дружелюбный и живой, мог внезапно отключиться, словно переносился куда-то. Это тревожило ее. Несмотря на свое прежнее решение, Фрэнни не хотела обсуждать его поведение с Оливером, чувствуя, что может вторгнуться на запретную территорию.
Возможно, в этом нет ничего зловещего. Может, это вызвано смертью матери. Душевной травмой, нанесенной зрелищем обезглавленной матери. Подумалось, как бы она сама вела себя, случись с ней такое. Возможно, Оливеру еще повезло, что ребенок вообще не лишился рассудка.
Она мысленно вновь просмотрела всю сцену, как Эдвард сорвал сливу и протянул ей. Вновь увидела невинное выражение его лица. Фрэнни попыталась понять, было ли какое-либо различие между этой невинностью и выражением мальчика, когда они вчера катались на лодке.
Внезапно он взглянул на нее, и она опустила глаза. Под поверхностью воды в бассейне торчала труба, и равномерно работал автоматический очиститель. В одном углу собрались неаппетитные клочья пены и дохлые мухи.
