Яцек Пекара - Молот ведьм
— Чем болела? — прервал я его. Он фыркнул недовольно и засмотрелся в какую-то точку над моей головой.
— Обмороки, — произнёс он. — Общая слабость организма, нежелание есть. Впадала в сон, напоминающий летаргический. Потом даже не вставала с постели. Жаль девушку, так как она единственная дочь, и старый хотел удачно выдать её замуж. Он закашлял, харкнул и сплюнул в сторону ночного горшка. Не попал, и жёлто-коричневая мокрота прилипла к металлической ручке.
— Вы поставили диагноз? — спросил я.
— Ха, даже много диагнозов! — он почти крикнул шутливым тоном. — Жаль только, что ни один не был верным. Ну я и перестал её лечить, видя, что толку от меня нет.
— Не чувствуете ответственности за пациента?
— О какой ответственности врача за пациента может идти речь? Кроме, разумеется, моральной? — возмутился он. — Но неучи и профаны желают иметь право обвинять нас, опытных лекарей, в недостаточном мастерстве. Операция может удаться или нет, а простонародью нельзя судить, «что могло бы быть, если бы». Поверьте мне, — он покачал пальцем, — на слово, что даже через сотни лет ничего не изменится. Поскольку именно доктор является господином жизни и смерти, и руки прочь кого-либо от суда над ним.
— Только Бог Всемогущий является господином жизни и смерти, — тихо сказал я. — Не забывайте об этом, будьте добры. Мне были отвратительны его убеждения, и я мог лишь утешаться тем, что они также были отвратительны сильным мира сего. Не раз и не два слышали о лекаре, выпоротом или даже повешенном своим могущественным пациентом, и следует признать, что именно такое поведение приводило остальной врачебный сброд к некоторой трезвости взглядов. Поскольку по отношению к врачам следует использовать на смену кнут или ещё больше кнута. Только тогда их можно склонить к постановке правильных диагнозов и проведению операций со вниманием. Впрочем, бывают исключения, но…
— Я-я-я, — стал заикаться он. — Конечно, я ни в чём не хотел проявить неуважения к религии…
— Хотеть, это уж так, как проявить, — сказал я мягко. — Ибо в этом случае намерение и поступок суть одно. Но вернёмся к девушке…
— Так точно, господин Маддердин. Однако может присядете? Паллак как-то явно присмирел, а я только покрутил головой отрицательно, не желая проверять прочность поломанного табурета.
— Я только хотел сказать, — продолжил он немного погодя. — Что современная медицина была бессильна против болезни этого ребёнка. Никакие отвары, микстуры, мази, порошки и таблетки не помогали. И поверьте мне, я попробовал их много.
— Догадываюсь, — Я покачал головой, сочувствуя бедной девушке, ставшей объектом медицинских экспериментов. — Сколько ей было лет, когда это началось? Он начал что-то подсчитывать, помогая себе пальцами. Беззвучно пошевелил губами, сам себе поддакнул и наконец громко сказал.
— Тринадцать. Я покачал головой, поскольку всё сходилось. В возрасте двенадцати, тринадцати или четырнадцати лет большинство девочек входят в женский возраст со всеми физическими проявлениями этих изменений. Именно тогда у некоторых обнаруживались некие способности. А говоря точнее, некое проклятие, против которого не было действенного лекарства. Кроме самого радикального из решений.
— Спасибо, — сказал я и кивнул ему.
— Надеюсь, что вам помог, — крикнул он, когда я выходил.
Я кивнул сам себе и открыл дверь. У меня уже была конкретика, которая нуждалась лишь в наглядном подтверждении.
***В дом Шульмастера я собрался точно на третий день после смерти господина бургграфа. Если у моей концепции был смысл, то дочка купца как раз должна лежать без сознания в постели, в близком к летаргии сне.
Сегодня страж при воротах (а волей судьбы это был тот же человек, что и в последний раз) начал торопливо открывать калитку, как только увидел, что я подхожу. Я улыбнулся ему и одарил тригрошиком, который он принял с глубоким поклоном.
— Уже веду вашу вельможность. Уже, уже, уже прямо сейчас…
Владельца складов древесины и лесопилок я нашёл на этот раз не в кухне, а в богато устроенных апартаментах на первом этаже дома. Сидел за огромным, дубовым письменным столом и что-то записывал на пергаменте. Перед ним были разложены счётные книги. Он нахмурил брови, когда увидел меня.
— Здравствуйте, — произнёс он очень сдержанным тоном. — Простите, но я крайне занят.
Я пододвинул себе стул, поскольку раз он не был достаточно вежлив, чтобы мне его предложить, пришлось обслуживать себя самому. Сел напротив.
— Ничего, — возразил я. — Счета подождут.
— Раз так говорите… — Он тяжело осел на стуле, не сводя с меня взгляда. — Чем могу вам служить?
— Уважаемый господин Шульмастер, если можно мне так обращаться, — начал я. — Ваша хитрость наполнила меня уважением.
— Что такое? — Он снова нахмурил брови. На этот раз так сильно, что они соединились у него в толстую букву V над носом.
— Вам почти удалось провести меня, — я развёл руками. — Эти следы от женщины, не слишком бросающиеся в глаза, но всё-таки достаточно заметные, чтобы я их нашёл… Нашёл и начал искать ветра в поле. Ну и сказочка о побеге горничной. Что вы с ней сделали? Отослали куда-нибудь? Убили и похоронили? Утопили в реке? Действительно искренне поздравляю.
— По-прежнему не понимаю, о чём говорите, магистр. — Он сгорбился и сложил ладони на столе. Даже пальцы у него не задрожали.
— Меня уже не удивляет, что вы являетесь одним из самых больших владельцев лесопилок и складов с древесиной. Мне прямо жаль, что вы не стали делать карьеру в Хезе.
— Как-то справляюсь, — буркнул он. — И мне хорошо здесь, где я есть.
— Только вы совершили одну ошибку, — сказал я. — Но прежде чем мы к ней перейдём, я расскажу вам одну сказочку. Вы любите сказочки, Шульмастер?
Он смотрел на меня насупленным, мрачным взглядом, но даже не думал отозваться
— Так вот, в маленьком городке украли из церкви золотую дароносицу. Никак не могли найти виновного, пока не прибыл один скромный человек с некоторой врождённой сообразительностью. Ключарю, которого подозревали в краже, он велел провести его по городу и показать улицы и дома.
Шульмастер слушал с неподвижным лицом.
— После этой столь приятной прогулки и расспросов других жителей приезжий сориентировался, что ключарь не показал ему только одну-единственную улицу. Улицу, на которой жила его кузина. В доме которой, после интенсивных поисков, нашли что? Золотую дароносицу из церкви. Ворам отрубили святотатственные кисти рук и повесили их на городской заставе, так что всё закончилось счастливо. Вы знаете, для чего я это всё говорю, правда? Когда я спрашивал об известных докторах, надо было сообщить имя Гвидиуша Паллака, который так часто навещал ваш дом… А вы назвали всех, но только не его. Да-ааа, а я между тем мило посудачил со старым господином…
