Александр Бушков - Сибирская жуть-2
— Духи-змеи, духи-черви, духи-ящерицы, духи-лягушки,
Землю сверля, по самому дну ползая,
Скорее, ко мне! Скорее, ко мне!
Сидящие, хором: Потихоньку, спокойно! Потихоньку, спокойно!
— Духи-лебеди, духи-вороны, духи-кедровки, духи-утки,
Землю огибая, как ветер, как вихрь,
Скорее, ко мне! Скорее, ко мне!
Сидящие, хором: Потихоньку, спокойно! Потихоньку, спокойно!..
— Духи-помощники, духи-дети мои родные,
Приходите, ползите, летите, ползите,
Скорее, ко мне! Скорее, ко мне!
Сидящие, хором: Потихоньку, спокойно! Потихоньку, спокойно!
Шаман яростно колотит в бубен, крутится на месте. Он прыгает, машет руками, ловит кого-то ртом, вернее, не кого-то, а духов. Это танец собирания духов. Шаман бросает бубен и колотушку помощнику, продолжая импровизированный танец, а помощник в это время старается колотить в бубен. Все присутствующие создают шумовой эффект, напоминающий отдаленное хорканье оленей, рев зверей, характерные крики птиц, свист ветра, шум воды, леса. Затем шаман хватает копье, колет им в разные стороны. Копье меняет на пальму и так же с нею проделывает характерные охотничьи движения во время охоты на медведя, затем пальму меняет на рогатину… Все это он делает, выкрикивая, поясняя свои действия: «Харги-росомаха, не пускай чужих! (Харги-змей, жаль, жаль сильнее чужих!)»
Шаман прыгает, глотает своих духов, потом успокаивается и говорит: «Упкатва бакам. (Всех я нашел.)»
Теперь осталось только поймать духа-шингкэна — духа-удачу, который и поможет пригнать зверей-добычу на родовые угодья.
Помощник снова подает ему бубен и колотушку. Шаман негромко ударяет, берет новый ритм и снова речитативом, в промежутках ритма, начинает петь:
Харгингилви-бэлэмнилви,
(Духи мои, помощники,)
Бугаялва манамнилви,
(Весь мир кончатели,)
Туксакталват, дэгиктэлвэт,
(Давайте бегать, летать,)
Уюкталват, угдукталват,
(Давайте плавать, лазать внутри,)
Пурулилват, нгосукталват,
(Давайте сверлить, нюхать,)
Шингкэнмэ енгиктэлвэт!
(Шингкэна искать!)
Шингкэнмэ бакават,
(Шингкэна найдем,)
Нунганман алтачилват,
(Его будем уговаривать,)
Дептылэе митту будэн,
(Чтобы он нам пищу дал,)
Тэтылди нямалгидан,
(Чтобы он нас теплой одеждой согрел,)
Авгарат бододедэт,
(Чтобы здоровыми мы жили,)
Кутучит упкат бидэт.
(Чтобы мы со счастьем жили.)
Снова гремит, неистовствует бубен. Прыгает, кривляется шаман. Постороннему глазу он может показаться ненормальным человеком. Но только постороннему, для сидящих здесь сородичей каждое движение шамана полно символики, понятных знаков. Он не просто прыгает, а путешествует, пробирается в образе своих духов по неведомым мирам. Вот он расправил крылья, как орел, значит, полетел в Верхний мир. Иногда он сам комментирует свои действия, тогда совсем понятно.
— Дылачавэ дагамалим! (Приближаюсь к солнцу!) — объявляет он, и тут же начинает изображать изнеможение от жары. — Хэкуко! (Ой, как жарко!) — восклицает он. Шаман изгибается, вытирает пот, льющийся с него ручьем, охает, ахает. Все видят, как сложно и опасно ему путешествовать в тех неведомых мирах.
— Тар Шингкэн! (Вон Шингкэн!) — кричит он. — Ламула хурдерэн! (Он ныряет в море!) — И вслед за Шингкэном ныряет в море и он. Его крики и знак для духов, чтобы они были начеку.
— Хэтэтэй! Хемурико! (Ой, как холодно!) — дрожит шаман, изображая ощущение мокра, холода. В это время вдруг встрепенулась, задвигалась гагара.
— Дявача! (Поймала!) — закричало несколько голосов. Неизвестно, как изображения духов ловили врагов и друзей, но в нашем случае пусть помощник шамана дергает за ниточки и таким образом кувыркается гагара.
Шаман бросается на гагару и из ее клюва заглатывает в рот духа Шингкэна. Он устало падает на кумалан и какое-то время лежит без движения. Спустя минуту садится и говорит:
— Шингкэн будерэн элэ дюрвэ багдакэлвэ. (Шингкэн дает только двух диких оленей.)
— Гэлоктэкэл кэтэтмэрье. Алтаткал. (Проси больше. Поупрашивай.)
— Эгдала-кэ алтатчэм. Нунган гундерэн, тылэ-денгэс дыл-дун. Эсин будерэ. Гундерэн, атырканмэ. Бугадыва мушунмэ ханнгуктавка. (Не дает. Говорит, старуху, хозяйку Вселенной (мира) надо спрашивать.)
— Алтаткал. (Поупрашивай.)
— Эгдала-кэ алтатчэм. Нунган гундерэн, атыркан далдун, тэтылдун тылэдэв, тэли хавденгэн бэйнголэ. (Сколько могу я упрашивать. Он говорит, чтобы я у старушки поискал вшей в голове и одежде, может потом добавит добычи.)
— Кэ, этэкэл батчеми, мунэ одекэл. Тылэденэ, делумкэн атыркан хутакандукин гадянгас бэйнгэл-дывурэ хавуптыра, кэ… (Ну, перестань отказываться, пожалей нас. Ища насекомых, ты незаметно у старушки из мешочка вытащишь недостающую нам добычу, ну…)
Шаман снова ложится на кумалан, что-то шепчет себе под нос. Через минуту он поднимается, берет в руки бубен и начинает им махать, как битком при сборе голубицы, крутясь на месте. Помахав, он заглядывает в бубен и, довольный, под одобрительный гул людей выходит на улицу из чума и вытряхивает воображаемых зверей в виде шерстинок в родную тайгу. Возвращается и объявляет:
— Кэ, тэгэми мотымадевка. (Ну, завтра можно идти за лосями.)
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Сменяется декорация. На сцене — тайга. Видны фигуры оленей, лосей, птиц, изготовленные из деревьев и бересты. Они расставлены соответственно образу жизни животных: среди тальниковых кустарников — стада оленей и лосей, в лиственничной тайге — прочие звери и птицы.
На сцену выходят один за другим олени — большие и малые. Они кормятся: объедают листья кустарников, траву. Маленькие телята играют, бодаются, прыгают, крутятся. Это красочная пантомима, в которой изображаются все характерные повадки оленей. За ними на сцене появляются другие зверьки и птицы: бурундуки, росомахи, глухари, вороны. Каждый изображает свои характерные привычки. Все они становятся в круг и продолжают танцевать. В центр выходит запевала:
Энтнэкэчэр, хорокичэр,
(Телятушки, глухарики,)
Ило су хэлинчэдерэс?
(Куда же вы спешите?)
Умунду хоролилват,
(Давайте вместе покружимся,)
Гиркилэнди бидегэт.
(Давайте будем жить дружно.)
