Тахира Мафи - Разрушь меня
— Я тебе не кукла Чаки! — взрываюсь я. — Не буду я ломать комедию!
Его пальцы сжимаются, я не могу вывернуться из его хватки. Он опасно близко наклонился к моему лицу, и я отчего-то не могу дышать.
— Я не боюсь тебя, дорогая, — тихо говорит он. — Но я околдован.
— Либо убирай видеокамеры из моей комнаты, либо я найду все до единой и разобью! — Я лгу, лгу сквозь зубы в бешенстве, в отчаянии и ужасе. Уорнер хочет превратить меня в животное, которое охотится на слабых и невинных.
Если он стремится к тому, чтобы я выполняла его приказы, ему придется сначала схватиться со мной.
Улыбка расплывается по лицу Уоррена. Он гладит меня по щеке пальцами в перчатке и железной хваткой ловит подбородок, когда я резко отстраняюсь.
— Ты просто восхитительна, когда злишься.
— Мой вкус ядовит для твоего нёба. — Меня трясет от отвращения.
— Эта мелочь делает игру еще соблазнительнее.
— Ты больной, ты просто больной!
Он смеется и отпускает мой подбородок, устраивая подробный смотр моему телу. Его глаза лениво скользят по мне, и я вдруг ощущаю острое желание вырвать ему селезенку.
— Если я уберу камеры, что ты для меня сделаешь?
Какие лживые у него глаза…
— Ничего.
— Так не пойдет, — качает головой Уорнер. — Может, я и соглашусь на твое предложение, если ты примешь одно условие.
Я стискиваю зубы.
— Чего тебе надо?
Улыбка еще шире.
— Какой опасный вопрос.
— Что за условие? — нетерпеливо переспрашиваю я.
— Прикоснись ко мне.
— Что?! — Мой крик эхом отразился от стен.
— Я хочу точно знать, на что ты способна. — Голос Уорнера ровен, брови напряжены.
— Я не стану этого делать! — взрываюсь я. — Ты забыл, что заставил меня сделать с Дженкинсом?
— Да к чертям Дженкинса! — презрительно бросает он. — Я хочу, чтобы ты коснулась меня, хочу сам это почувствовать…
— Нет! — Я трясу головой так, что мне становится дурно. — Нет. Никогда. Ты сумасшедший. Я не…
— Еще как да.
— Не буду я!
— Тебе придется начать… работать рано или поздно, — говорит Уорнер, пытаясь умерить свой голос. — Даже если не примешь мое условие, ты здесь по веской причине, Джульетта. Я убедил отца, что ты ценная фигура для Оздоровления, в два счета расколешь любых повстанцев, которых мы…
— То есть буду пытать их?
Он улыбнулся:
— Да. Прости меня. Я имел в виду — пытать. Ты поможешь нам пытать всех, кто к нам попадает. — Пауза. — Болевой метод, видишь ли, невероятно эффективен для получения информации от любого. А уж с тобой… — Он взглянул на мои руки. — Дешево и сердито. И быстро. — Он улыбается еще шире. — Если оставить тебе жизнь, ты будешь полезна минимум несколько десятилетий. Какое счастье, что тебе не нужны батарейки!
— Ты… ты… — задыхаюсь я.
— Скажи мне спасибо. Я вытащил тебя из этой гадостной дыры, из психушки, привел тебя, можно сказать, к власти. Я дал тебе все, что только нужно для удобства, комфорта. — Он устремляет на меня взгляд. — Теперь сосредоточься. Я хочу, чтобы ты отказалась от идиотской надежды жить, как все остальные. Ты вне нормы. Нормальной никогда не была и не будешь. Прими себя такую, как ты есть.
— Я… — сглатываю комок. — Я не… Я не… Я…
— Убийца?
— Нет!
— Инструмент палача?
— Прекрати!
— Ты сама себе лжешь.
Я готова уничтожить его.
— Ты всю жизнь прожила на грани безумия, верно? Люди называли тебя сумасшедшей, и ты понемногу поверила в это. Ты гадала, правы ли они. Думала, можно ли это исправить. Надеялась, что если еще немного постараться, стать лучше, умнее, то мир изменит свое отношение к тебе. Ты во всем винила себя.
Я задыхаюсь.
Нижняя губа дрожит помимо моей воли. Я не могу расцепить стиснутые зубы.
Не хочу отвечать, что он прав.
— Ты подавляла свой гнев, обиду, мечтала быть любимой, — говорит он, уже не улыбаясь. — А что, если я тебя понимаю, Джульетта? Что, если мне стоит доверять? Ты должна принять как факт: ты очень долго пыталась стать не тем, кто есть, но что бы ни делала, эти ублюдки вечно были недовольны. Их ничто не устраивало. Им в любом случае было плевать. — На секунду Уорнер кажется почти нормальным человеком. Секунду я хочу ему верить. Секунду я хочу осесть на пол и выплакать океан, затопивший горло. — Пора перестать притворяться, — говорит он еле слышно. — Джульетта… — Руками в перчатках он берет мое лицо с неожиданной нежностью. — Тебе не нужно больше пресмыкаться, в твоей власти всех их уничтожить, стереть с лица земли. Ты можешь владеть целым миром и…
Точно струя горячего пара из двигателя ударяет мне в лицо.
— Я никого не хочу уничтожать, — перебиваю я. — Я не хочу мучить людей.
— Да ведь они заслужили страдания! — Уорнер отступает с видом человека, отчаявшегося что-то объяснить. — Как можно не хотеть отплатить той же монетой, не мечтать отомстить?
Я медленно встаю, дрожа от ярости, хотя у меня подкашиваются ноги.
— По-твоему, если меня изолировали, отталкивали, превратили в изгоя… — Голос шел вверх с каждым словом, несдерживаемые эмоции вопили сквозь оболочку легких. — …то у меня нет сердца? Чувств? Ты решил, если я могу причинять боль, то стану это делать? Ты такой же, как все! Ты тоже считаешь меня чудовищем, как остальные. Ты совершенно не понимаешь меня.
— Джульетта…
— Нет.
Я этого не хочу. Я не хочу забирать у него жизнь.
Я не хочу быть чем-то для кого-то. Я хочу быть собой, выбирать свою жизнь сама, не становясь чудовищем. Слова зазвучали медленно и ровно, когда я сказала:
— Я ценю человеческую жизнь гораздо больше, чем ты, Уорнер.
Он открыл рот, но ничего не сказал — захохотал, качая головой.
— В чем дело? — спросила я, не сдержавшись.
— Ты назвала меня по имени, — ухмыляясь, отозвался он. — Ты еще ни разу не обращалась ко мне напрямую. Это означает, что в моей работе над тобой наметился прогресс.
— Я только что сказала, что не стану…
Он оборвал меня:
— Меня не интересуют твои моральные дилеммы. Ты просто тянешь время, отказываясь признавать очевидное. Это пройдет, я подожду.
— Я не отрицаю очевидного…
— Еще как отрицаешь. Идешь в отказ. Ты еще не знаешь, Джульетта, но ты ужасно скверная девчонка, — сказал он, с издевкой схватившись за сердце. — Как раз в моем вкусе.
Это положительно невозможно слушать.
— В моей комнате живет солдат, — сказала я, тяжело дыша. — Убери камеры, или я немедленно уйду отсюда.
Глаза Уорнера потемнели на долю секунды.
— А где твой солдат, кстати?
