Александр Варго - Гурман
— Не может быть. Тут никого нет на ближайшие три километра. Ты просто вискарика перебрал.
Георгий молча обошел дом. Он никогда не жаловался на зрение и не мог ошибиться. Рядом кто-то был. Именно человек, а не бродячая кошка.
— Гунн, заползай в хаус, — позвал его Слон. — Если что, у меня винтарь есть. Кто сунется — башку снесу.
— Мне это не нравится, — пробормотал Гунн.
Он чувствовал, что уже порядочно напился. Садиться за руль в таком состоянии было просто сумасшествием.
— Слушай, мне обратно уже не резон ехать. Я у тебя заночую? — спросил он, когда они вновь уселись перед телевизором.
— Не вопрос.
Слон отнес на кухню грязные тарелки и вернулся с пакетом сушек.
Он с хрустом разгрызал их одну за другой и вдруг сказал:
— Гунн, я все же хотел извиниться перед тобой. За Катьку. Я наш спор имею в виду. Честно, прости. Это был самый отстойный и тупейший прикол.
— Я и сам хорош. — Георгий вздохнул и добавил: — Лошадь сдохла.
— Какая лошадь? — не понял толстяк.
Он стряхнул крошки с бороды и пялился осовелыми глазами в экран, где начали передавать биатлон.
— Неважно, Вася. То есть Слон. Тьфу, Вася!..
Слон хихикнул, а Гунн сонно взглянул в окно.
— Можешь надо мной ржать, но я задницей чувствую, что за нами все время кто-то наблюдает, — сказал он, но Слон не слышал его.
Позвонила Мышонок, сообщила, что не приедет, и Слон немного расстроился. Когда виски и сушки закончились, он, пошатываясь, побрел на кухню за коматозным солнышком.
Гунн взял пульт, стал мотать каналы и остановился на очередном выпуске новостей. Худенькая ведущая напомнила зрителям, что маньяк, сбежавший несколько дней назад, до сих на свободе. Она сказала, что губернатор настоятельно призывает не выходить на улицу без особой надобности, сообщать обо всех подозрительных личностях.
— Что, опять про психопата показывают? — спросил Слон и плюхнулся на диван, издавший возмущенный скрип под необъятной тушей.
Он поставил на стол ледяной графин с мутно-оранжевым самогоном.
— Вот ведь урод-то! — сквозь зубы проговорил Гунн, глядя на экран, где в тысячный раз демонстрировалась фотография Живодера.
— Ты еще всего не знаешь, — сказал Слон, икнув. — У меня знакомый на складе. Его брательник в ментовке работает. Он рассказал, что этот Малышев не просто замочил всех у егеря в избушке. Он головы поотрубал к чертовой матери. Мажора одного парализованного заставил крючки проглотить и таким макаром наружу кишки тащил на инвалидной коляске.
— Скорее бы его пристрелили, — сказал Гунн. — Как собаку бешеную.
— Как собаку, — машинально повторил Слон. — Ты что с тем парнем-то делать будешь?
По интонации, с которой была произнесена эта фраза, Георгий сразу понял, что дорожный капитан подразумевает Олега Пылаева.
— Не знаю, — признался он. — Дантист против, чтобы мы его прессовали.
— Мне не понравилась его рожа. В самый последний момент, когда он ствол достал, — выдержав паузу, проговорил Слон. — Такой будет мстить. Я у него это в глазах прочитал.
— Я что-то совсем не узнаю нашего храбреца. — Гунн выдавил из себя усмешку. — Ты что, испугался?
За дверью послышался шорох, и они одновременно повернули головы.
— Слон, где у тебя ружье? — спросил Гунн. — Похоже, твой дом окружают монстры.
Толстяк молча зашаркал в спальню, вернулся с охотничьим карабином и щелкнул затвором.
— Запри дверь, — сказал Георгий. — На все замки.
Слон пьяно захихикал.
— У меня замков-то — щеколда одна. Еще ведро и швабра.
— Ты лучше диван свой перед дверью поставь и дрыхни там. Тебя даже отряд спецназа с места не сдвинет.
— Гунн, моя дверь открывается с другой стороны. — Слон покачал головой.
— Извини.
«Домой! — неожиданно заколотилась в мозгу Гунна лихорадочная мысль. — Вызывай такси и вали отсюда».
Он поднялся с дивана и пробормотал:
— Нет, никуда я не поеду.
— Может, еще по одной? — предложил Слон. — А то ведь рвану в Москву. Когда еще увидимся?
Байкеры выпили еще. Потом еще и еще.
Гоша не помнил, как лег спать.
— Гунн! — вонзился ему в уши чей-то хнычущий голос.
Георгий с трудом разлепил глаза. Тело его онемело, больше всего болели руки и щиколотки. Он повертел головой, поморгал, попытался пошевелить руками и ногами, чтобы разогнать кровь, но безуспешно.
«Связан, — промелькнула мысль, и байкер почувствовал страх, змеей вползающий внутрь. — Твою мать, да я еще и голый, на мне даже трусов нет!»
— Гунн! — продолжал его звать кто-то.
Это был Слон. Вася Матреночкин.
Извиваясь угрем, Георгий уперся головой в стену. Помогая себе связанными ногами, он смог немного приподняться, прислонился к трубе отопления и только теперь понял, что именно к ней был прикручен липкой лентой. Что за дерьмо?!
— Слон?
В ответ он услышал какое-то невнятное блеяние, посмотрел прямо перед собой и увидел своего необъятного товарища. У него перехватило дыхание.
Слон, абсолютно голый, лежал на полу, прямо посредине комнаты. Его громадные руки и ноги были разбросаны в стороны, кисти и ступни прибиты к полу толстыми штырями, а глаза закрывала черная повязка. Он тяжело дышал, то и дело облизывал губы.
— Гунн… — жалобно протянул он.
— Я здесь, — хрипло отозвался юноша.
Толстяк слабо улыбнулся и заметно успокоился.
— Слон, что тут происходит?
— Происходит? — глупо переспросил тот, заелозил на полу и всхлипнул. — Да не знаю я. Ничего не чувствую и не вижу. Не могу пошевелиться. Это ты меня связал?
— Нет, — выдавил из себя Гунн.
Его взгляд метнулся к окну. За ним кромешная темень. Значит, еще ночь. Что-то произошло, пока байкеры спали. Он вспомнил странный шорох снаружи, пока они сидели за столом, и заскрипел зубами. Его взор внезапно наткнулся на тряпочку, аккуратно расстеленную у головы Слона, приколоченного к полу. На ней лежали шприц и несколько ампул. Может, поэтому Слон ничего не чувствует? Еще он заметил рядом с диваном большую черную сумку. Когда они сидели за столом, ее не было.
— Гунн, развяжи меня, — попросил Слон, подергал руками и ойкнул.
Из пробитых конечностей по широким доскам струились ручейки крови. Один из них проложил дорожку до Гунна, коснулся его босой ступни.
— Я не могу, — с усилием выговорил Георгий.
Он чуть передвинул ноги, стараясь не смотреть на лужицы, медленно разрастающиеся под ранами приятеля.
— Почему? Мне стремно так лежать. Я устал. У меня начинают болеть руки и ноги. Полное дерьмо.
Гунн открыл рот, чтобы что-то ответить, но тут заскрипела входная дверь.
— Кто там? Мышонок, это ты? — с надеждой спросил Слон.
Гунн услышал протяжный вздох, шаркающие шаги и непроизвольно втянул голову в плечи. Так страшно ему еще никогда не было.
— Мышонок? — пискнул Слон.
Георгий поднял глаза. Над распятым другом склонилась сгорбленная фигура, укутанная в какое-то ветхое тряпье. Лица не было видно, его закрывал большой капюшон. Из него торчали клочья пепельно-серых волос.
«Развяжи меня!» — хотел заорать Гунн, но издал лишь едва слышный писк.
Существо провело пальцем по вздымающейся мясистой груди Слона и издало что-то наподобие урчания.
— Эй? Кто ты? — наконец смог проговорить Гунн.
Нечисть обернулась, и он подумал, что тронулся умом. На него пялилось бескровное, морщинистое лицо, похожее на брюхо дохлой рыбы, сплошь покрытое синими прожилками и бородавками. Посредине торчал кривой нос, свисающий чуть ли не до подбородка. Рот беззубо втянут, а глаза запали насколько глубоко, что их и вовсе не было видно. Жидкие волосы свисали грязными сосульками.
— Гунн, кто это? — с беспокойством спросил Слон. — Развяжите меня!
Старуха зашаркала на кухню и вскоре вернулась с ведром и тем самым столовым ножом, которым Слон резал мясо.
У Георгия потемнело перед глазами.
— Эй! Послушай, — заговорил он. — Не надо ничего делать!
Он оцепенел от страха. Гунну показалось, что это горбатое страшилище уже погружает в брюхо Слона нож. Наружу выползает сизый мешок внутренностей.
Однако ничего такого не произошло. Старуха даже не посмотрела в сторону Гунна, покряхтела и уселась на стул. Все так же вздыхая, она стала вынимать из ведра луковицы и аккуратно очищать их от шелухи. Очистки эта ведьма складывала в мусорный пакет.
— Гунн, почему я ничего не вижу? — тоскливо спросил Слон.
— Потому что у тебя повязка, — отважился подать голос Георгий.
Он подвигал руками, стараясь делать это незаметно, но тут же понял бессмысленность своих попыток. О том, чтобы освободиться самостоятельно, не могло быть и речи. Как же этому гоблину в капюшоне удалось скрутить его, пускай даже во сне?
«Очень просто, — холодно ответил внутренний голос. — После такого количества спиртного тебя можно было на фарш провернуть, и ты бы этого не заметил».
