Поппи Брайт - Рисунки на крови
– Тебя поймали.
Он кивнул. Слова “Я же тебе говорила” висели в воздухе, но ей и во сне бы не пришло в голову произнести их вслух.
– Дело скверное. В предупреждении говорилось: Они знают, кто ты, Они знают, где ты. Едва ли Они действительно знают, где я, иначе Они были бы уже здесь. Но Они, возможно, сейчас это узнают. Они могут появиться в любую минуту.
Эдди нервно оглянулась на улицу Шартрез. За исключением случайной ряби уличного джаза и вспышки пьяного смеха все было тихо.
– Все улики я забираю с собой. Компьютеры, диски. Ноутбуки. Место чистое, если захочешь въехать. Если Они появятся и захотят устроить обыск, пусть ищут. Они ни черта не найдут.
Он выглядел гордым, дерзким, смертельно усталым. Эдди подняла руку и кончиками пальцев коснулась его влажного от пота лица. Ее сердце не просто разбивалось, оно готово было разлететься на куски. Он уже все равно что уехал.
– Переночуй сегодня у меня, – сказала она. – Там тебя никто не найдет. Уедешь утром отдохнувший.
– Мне нужно как можно больше форы, – без заминки ответил он. – Если я уеду сейчас, у меня будет прикрытие ночи.
“Прикрытие ночи”. Для Заха это было большим приключением. Да, он напуган – но еще больше возбужден.Она слышала это в подрагивании его голоса, видела в горящих глазах. Он был будто скаковая лошадь, изготовившаяся к старту, – элегантные ноздри раздуты, бархатистые бока напряженно вздымается.
Она думала: быть может, последняя ночь вместе… но знала, каково это будет. Они просидят до рассвета за вином, травой и разговорами, может, пожарят поп корн с кайенским перцем, посмотрят пару дурацких фильмов. На том все и кончится. Зах был не против, когда она прислонялась к его плечу, не против случайного прикосновения к руке или взъерошивания его непокорных волос. Но что-либо более очевидное с ее стороны – как та пара раз, когда она наклонялась и целовала его в губы, – натыкалось на “Я не могу, Эд. Просто не могу”. А если она спрашивала почему, то получала доводящий ее до белого каления ответ: “Потому что ты мне нравишься”.
Дело не в том, что Зах был монахом или чисто голубым. У нее на глазах он клеил десятки людей в клубах и барах, куда они оба часто захаживали, и чаша весов лишь слегка кренилась в сторону симпатичных юношей. Он, похоже, всегда западал на красивых и пустоголовых, предпочтительно пьяных, в идеале с отсутствующим другом или подругой – кто бы взял потом на себя утренний шок. У него было только одно нерушимое правило: у них должно быть место, где трахаться. Он ни за что не приводил их в свою квартиру-убежище, отказывался делить свое гнездо с любовниками на одну ночь. Может, он стеснялся, что компьютер их увидит.
На следующий день (или вечер) он отмахивался от них – без жестокости; но так, что не оставлял сомнений, что они не более чем случайный каприз. Секс для Заха, думала Эдди, был чем-то вроде физиологической потребности на уровне посещения туалета: не испытываешь же ты каких-либо чувств к каждому унитазу, в который мочишься, а закончив, спускаешь воду и уходишь – чувствуя себя лучше, это точно, но не задумываясь о том, что только что сделал.
Эдди от этого на стенку лезла. Любой друг или потенциальный любовник за такое отношение давно бы получил хорошую трепку. Но Зах был слишком милым, слишком умным и в остальном просто слишком клевым, и это казалось каким-то отклонением от нормы, умопомрачением или увечьем, за которое его нельзя винить, вроде красного родимого пятна или отсутствия пальца. Она полагала, что отчасти дело в том, что он видел, в какой ад превратили свою жизнь его родители, и помнил, через какой ад ему пришлось пройти от их рук. К тому же она надеялась, что отчасти дело в возрасте: практически любой недостаток простителен в девятнадцать лет. (Эдди было двадцать два, и она чувствовала себя гораздо более умудренной.)
– А твою машину они не узнают? – спросила она.
– Я уже поменял номера.
Эдди поглядела на задний бампер “мустанга”. Номер РЕТ-213 казался ужасно знакомым.
– А разве это не тот, какой у тебя всегда был?
– Я не на машине номера поменял, – терпеливо объяснил он. – Я поменял их в компьютере УДТа. Мои номерные знаки стерты начисто, а я себе подарил номера от какого-то форда 1965 года из Хаумы.
– А.
Они неловко стояли в сгущающихся сумерках.
– У тебя уже есть свой ключ, – сказал Зах. – Хочешь запасной?
– Нет. Он тебе понадобится, если вернешься, а меня не будет дома.
– Я не вернусь, Эдди, – мягко сказал он. – Во всяком случае, очень долго не вернусь. Я скорее покончу с собой, чем сяду.
– Я знаю.
Она отказывалась терять самообладание, отказывалась голосить и распускать нюни, отказывалась умолять его взять ее с собой. Если бы он хотел взять ее с собой, он бы так и сказал.
– Тогда… ну… сюда я позвонить не смогу, но я попытаюсь как-нибудь проявиться.
– Только попробуй этого не сделать.
Сложив руки на груди и стряхнув несколько упавших на глаза тоненьких косичек, Эдди пригвоздила его стальным взглядом.
– Эдди…
– Никаких “Эдди”, черт тебя побери! Ты мог бы быть поосторожнее! Ты мог бы не выпендриваться и не рисковать, как последний дурак, – тебе же не нужны деньги. Ты мог бы… остаться!
Вот теперь она плакала. Она оскалилась на него, сощурила глаза почти до щелочек, чтобы спрятать слезы.
– Знаю, – отозвался он. – Знаю.
Сделав два шага вперед, он снова заключил ее в объятия. Эдди прижалась мокрой щекой к мягкой хлопковой футболке, вдохнула его дымный прокуренный, слегка сладковатый мальчишечий запах. Крепко прижала к себе худое тело. Вот так оно и должно было быть все это время.
Жаль, что он не согласился.
– Будь осторожен, – сказала она наконец.
– Буду.
– Куда ты направишься? Он пожал плечами.
– На север.
Они вновь уставились друг на друга – не зная, что сказать, и все еще не готовые сказать “прощай”. Потом Зах наклонился и – так осторожно, будто соединял два провода под напряжением, – коснулся губами рта Эдди. Она ощутила электрический заряд контакта, когда самый кончик его языка коснулся ее губ и из самого центра ее матки вырвалась волна восхитительного тепла. На мгновение ей показалось, что ее внутренности сейчас просто расплавятся и стекут по ногам, таким жарким был этот прилив. Но Зах, отстранившись, сделал шаг назад.
– Пора ехать.
Эдди кивнула, не доверяя собственному голосу. Она глядела, как он обходит спереди машину, садится на водительское сиденье, поворачивает ключ в замке зажигания. Ожил мощный мотор, готовый унести Захарию Босха далеко-далеко от Нового Орлеана, далеко-далеко от Эдди Сунг. Дважды бипнул гудок – и вот Зах уже отъезжает от обочины, красные огни задних фар останавливаются на углу, а потом вливаются в ночное движение на улице Декатур.
