Клайв Баркер - Таинство
Уилл достаточно часто слышал рассуждения отца и понимал, что такая логика ущербна.
— Это не одно и то же, — возразил он.
— Да нет, то же самое.
— Нет. Я должен есть, чтобы жить.
— Тогда ешь репку.
— Но я люблю колбасу.
— Но и свет ты тоже любишь, Уилл.
— Для этого существуют свечи. И они здесь есть.
— А живая земля дала воск и фитиль для их изготовления, — сказал Стип. — Все рано или поздно потребляется, Уилл. Живя или умирая, мы все равно питаем огонь.
Он едва заметно улыбнулся.
— Садись. Здесь мы ровня. Оба немного меланхоличные.
Уилл сел.
— Я нисколько не меланхоличен, — сказал он, благодарный за это подаренное слово. — Я счастлив.
— Неужели? Что ж, рад это слышать. И почему же ты счастлив?
Уиллу было неловко признаться, но Джекоб был с ним честен, и он подумал, что обязан Джекобу тем же.
— Потому что нашел вас здесь, — сказал он.
— Это тебя радует?
— Да.
— Но через час я тебе наскучу…
— Нет, не наскучите.
— …а печаль никуда не денется, она будет поджидать тебя.
Огонек стал понемногу гаснуть.
— Хочешь подкормить огонь, Уилл? — спросил Стип.
В его словах была какая-то необъяснимая власть. Словно затухание огня означало нечто большее, чем исчезновение язычков пламени. Этот огонек вдруг остался единственным источником света в холодном, бессолнечном мире, и если кто-нибудь сейчас его не подкормит, последствия будут ужасающие.
— Ну, Уилл? — настаивал Джекоб, сунув руку в карман и вытащив еще одного мотылька. — Держи.
Уилл медлил. Он слышал, как в панике трепещут крылышки. Посмотрел поверх насекомого на его мучителя. Лицо Джекоба было абсолютно бесстрастным.
— Ну? — повторил он.
Огонек почти погас. Еще несколько секунд — и будет поздно. Зал заседаний погрузится в темноту, и внимательное симметричное лицо перед его глазами исчезнет.
Эта мысль вдруг стала невыносимой. Уилл снова перевел взгляд на мотылька — на мельтешащие лапки, шевелящиеся усики. И, задыхаясь от ужаса, словно зачарованный, выхватил его из пальцев Джекоба.
XI
— Мне холодно, — в десятый раз простонал Шервуд.
— Иди домой, — сказала Фрэнни.
— Один? В темноте? Нет, не заставляй меня делать такие вещи.
— Может, мне стоит пойти поискать Уилла? — задумалась Фрэнни. — Вдруг он как-то незаметно ушел или…
— Да почему нам просто не оставить его здесь?
— Потому что он наш друг.
— Мне он никакой не друг.
— Тогда подожди меня здесь, — сказала Фрэнни, отыскивая проход в живой изгороди.
Мгновение спустя она почувствовала, как рука Шервуда скользнула в ее ладонь.
— Я не хочу оставаться тут один, — сказал он тихо.
На самом деле она вовсе не возражала против того, чтобы брат пошел с ней. Было немного страшно, и его общество устраивало Фрэнни. Вдвоем они протиснулись сквозь заросли боярышника и, держась за руки, поднялись по склону к зданию Суда. Она только раз почувствовала, как дрожь от дурного предчувствия прошла по телу брата, и, повернув к нему голову в темноте и увидев испуганные глаза, которые искали у нее поддержки и успокоения, поняла, как сильно его любит.
Мотылек был крупный, и, хотя Уилл крепко держал его за крылышки, жирное личинкообразное тельце бешено подергивалось, перебирая лапками. Мотылек вызвал у Уилла отвращение.
— Может быть, тебе нехорошо? — спросил Джекоб.
— Нет… — ответил Уилл.
Голос у него стал какой-то чужой, будто говорил не он.
— Ты ведь убивал насекомых и прежде.
Конечно убивал. Поджаривал муравьев через увеличительное стекло, прихлопывал жуков, давил пауков, посыпал солью слизней и поливал из баллончика мух. А тут мотылек и огонь. Да они просто нашли друг друга.
С этой мыслью он и совершил этот поступок. Сожаление Уилл испытал сразу, как только пламя опалило подергивающиеся лапки. Он уронил насекомое в огонь, и сожаление перешло в очарование.
— Что я тебе говорил? — сказал Джекоб.
— Живя или умирая, — пробормотал Уилл, — мы все равно питаем огонь…
У дверей Суда Фрэнни никак не могла понять, что там происходит. Она видела, что Уилл склонился над столом, разглядывая что-то яркое, и в том же свете мельком разглядела лицо человека напротив Уилла. Но больше ничего разобрать не могла.
Она отпустила руку Шервуда и прижала палец к губам: ш-ш-ш. Он кивнул, выражение его лица стало не таким испуганным, как в темноте снаружи. Потом она снова перевела глаза на Уилла. В эту минуту человек, сидящий напротив него, сказал:
— Хочешь еще одного?
Уилл даже не посмотрел на Стипа. Он не мог оторвать глаз от пламени, пожиравшего мотылька.
— И это всегда так? — пробормотал он.
— Как?
— Сначала холод и темнота, потом все отступает под напором огня, а потом снова темнота и холод…
— Почему ты спрашиваешь?
— Хочу понять.
«Ответ есть только у вас», — мог бы добавить он.
Так оно на самом деле и было. Уилл не сомневался, что у отца нет ответа на подобные вопросы, как и у матери, у школьных учителей или у кого-нибудь из тех, кто разглагольствует по телевизору. Это было тайное знание, и он чувствовал себя избранным, находясь в обществе того, кто владел этим знанием, даже если с ним и не собирались делиться.
— Так ты хочешь еще одного или нет? — переспросил Джекоб.
Уилл кивнул и взял мотылька из его пальцев.
— А не придет такой день, когда огонь больше нечем будет подкармливать? — спросил он.
— Боже мой! — воскликнула миссис Макги, выходя из тени. — Вы только его послушайте!
Уилл не оглянулся: он был занят исследованием процесса кремации второго мотылька.
— Да, придет, — тихо сказал Джекоб. — И когда не останется ничего, на мир опустится такая тьма, какую никто из нас и представить не может. Это будет не тьма смерти, потому что смерть еще не конец.
— Игра в кости, — заметила женщина.
— Именно, — отозвался Джекоб. — Смерть — это игра в кости.
— В чем в чем, а в смерти мы разбираемся. Мистер Стип и я.
— О да.
— Дети, которых я выносила и потеряла.
Она встала за спиной Уилла и легонько провела рукой по его волосам.
— Я смотрю на тебя, Уилл, и, клянусь, отдала бы все зубы, чтобы назвать тебя своим. Ты такой умный…
— Здесь становится темно, — сказал Стип.
— Тогда дайте мне еще одного мотылька, — попросил Уилл.
— Такой нетерпеливый, — заметила миссис Макги.
— Быстрее, — заторопился Уилл, — а то огонь погаснет.
