Алые Евангелия (ЛП) - Баркер Клайв

Раньше офис доктора Кракомбергера был под номером 212. Шикарный бежевый ковер, покрывавший проход, ведущий к нему, был свернут и убран, остались только голые доски. Гарри морщился при каждом втором-третьем шаге, когда одна из них скрипела. Наконец, Гарри подошел к двери своего бывшего психиатра и подергал ручку, ожидая, что дверь будет заперта. Дверь покорно открылась, и Гарри предстала очередная сцена вандализма. Выглядело так, как будто кто-то приложился кувалдой к стенам внутри.

Он рискнул позвать: — Норма? Потом продолжил: — Норма? Это Гарри. Я получил твое сообщение. Знаю, что пришел рано. Ты здесь?

Он вошел в офис Кракомбергера. Книги в целости и сохранности выстроились шеренгами вдоль стен, хотя было очевидно, что в какой-то момент все они были сняты с полок, свалены в кучу и использованы для разведения костра по середине комнаты. Гарри присел на корточки рядом с импровизированным очагом и проверил пепел. Он был остывшим. Ничего более не обнаружив, Гарри заглянул в личный туалет Кракомбергера, но он был так же разгромлен, как и все остальное помещение. Нормы тут не было.

Но она направила Гарри сюда не просто так; в этом он был уверен. Он случайно взглянул на туалетное зеркало и увидел небрежно проведенную на закопченном стекле стрелку. Она указывала вниз — на нижние этажи. Норма оставила ему след из хлебных крошек. Гарри вышел из офиса, где столько лет назад встретил своего незрячего друга, и направился в подвал.

14

Клуб только для своих, когда-то занимавший подвал давно позабытого здания, предназначался для элитны Нью-Йорка с более экстравагантными запросами, чем те, что можно было бы удовлетворить в секс заведениях, когда-то располагавшихся вдоль Восьмой авеню и 42-й улицы. Гарри увидел его в действии только краешком глаза много лет назад, когда его нанял владелец здания — некто Джоэл Хинц — для оказания услуг детектива в отношении его жены.

Несмотря на то, что Хинц руководил заведением, посвященным гедонизму любого рода, прямо под ногами у городских законодателей, он был глубоко консервативным человеком в своей личной жизни и был искренне огорчен, когда начал подозревать свою жену в неверности.

Гарри провел расследование и примерно недели через три принес подтверждение в виде инкриминирующих фотографий г-жи Хинц огорченному г-ну Хинцу в большом конверте из оберточной бумаги. По просьбе Хинца его помощник Дж. Дж. Фингерман провел Гарри в клуб, принёс ему выпить и провел краткую экскурсию по заведению. Это было настоящим откровением: бандаж, бичевание, порка, урофилия — клуб предлагал многообразие извращений, практиковавшиеся мужчинами и женщинами, большинство из которых были одеты в костюмы, декларировавшие их особые наклонности.

Пятидесятилетний мужчина, в котором Гарри узнал правую руку мэра, нетвердо дефилировал на шпильках в вычурном наряде французской горничной; женщина, организовавшая акции по сбору средств среди знатных особ для бездомных и обездоленных, ползала вокруг голая с вставленным в задницу дилдо, с которого свисал хвост из черного конского волоса. На главной сцене один из самых успешных авторов бродвейских мюзиклов был привязан к стулу, а молодая женщина, одетая монашкой, прибивала его плоть на мошонке к куску дерева. Судя по степени возбуждения лирика, процедура была чистым блаженством.

Когда турне Гарри закончилось, он с Фингерманом вернулись в офис Хинца и обнаружили, что дверь заперта изнутри. Не дожидаясь пока найдутся ключи, Гарри и Фингерман вышибли дверь. Обманутый муж распростерся на своем столе, на котором были разложены фотографии г-жи Хинц, сделанные Гарри во время ее различных любовных похождений. Фотографии были забрызганы кровью, костными фрагментами и серым веществом, разлетевшимся во все стороны, когда Хинц вставил пистолет в рот и нажал на курок.

Вечеринка закончилась. В ту ночь Гарри многое узнал о тесной взаимосвязи боли и удовольствия, в определенных ситуациях, наряду с тем, что фантазия и желание могут подтолкнуть людей к действию.

Гарри нашел блок выключателей на верхнем лестничном пролете и щелкнул ими. Из них работали только два: один включил свет прямо над головой Гарри, осветив окрашенные черным ступени внизу, другой включил свет в кабинке, где гости оплачивали вход и получали ключ от небольшой раздевалки, где они могли сбросить свою публичную шелуху и надевать маски тех, кем они являлись на самом деле.

Гарри осторожно спустился по лестнице. Одна из его татуировок слегка подергивалась и трепетала: она представляла собой ритуальное ожерелье, которое Кэз окрестил Кольцом Слоновье Кости. Хотя многие татуировки Кэза были простыми талисманами и не претендовали на солидность, это Кольцо было так тщательно выполнено в стиле trompe l'oeil [22], а тень под ним была настолько натуральной, что казалось, будто ожерелье выступало над кожей Гарри.

Его функция была относительно проста: оно предупреждало Гарри о присутствии призраков. Но, учитывая, что духи умерших были повсюду: одни — в состоянии паники или возбуждения, другие просто выходили подышать воздухом после асфиксии смерти, Кольцо Слоновьей Кости хорошо различало их и предупреждало Гарри только о присутствии духов, представлявших наибольшую возможную угрозу.

И, видимо, в непосредственной близости от Гарри сейчас находился, как минимум один, такой призрак. Гарри задержался внизу лестницы, размышляя о реальной возможности того, что это была еще одна ловушка. Возможно, это был призрак, нанятый силами, с которыми он столкнулся и посрамил в Новом Орлеане. Но если они хотели отомстить, зачем проделывать весь этот путь, чтобы послать только несколько фантомов? Конечно, они могли бы напугать ничего не подозревающих людей, но Гарри к таковым не относился. Маленькое шоу с привидениями не заставит его содрогнуться. Гарри заспешил дальше.

Кажется клуб был все таким же, каким и был, когда Хинц прострелил свой мозг. Бар был по-прежнему целехонек, бутылки крепких напитков выстроились в очередь, ожидая жаждущих клиентов. Гарри услышал, как зазвенели бокалы, составленные под барной стойкой, когда один из призраков начал свое выступление.

Когда он проигнорировал шум и продолжил идти, приведение подняло в воздух несколько рюмок. А затем их с таким ожесточением обрушили на стойку, что несколько из разлетевшихся осколков попали в Гарри. Он не стал реагировать на вызов. Он просто прошел мимо бара и вошел в большую комнату с крестом Андрея Первозванного на сцене, где в свое время повелители кнута демонстрировали свое мастерство.

Гарри прошелся по комнате лучом от фонарика в поисках каких-либо признаков присутствия кого-нибудь. Он поднялся на помост, намереваясь продолжить поиски Нормы за кулисами, но, приблизившись к бархатному занавесу, справа услышал шум. Его взгляд стрельнул в направлении звука. На противоположной стене висело множество тростей, колотушек и кнутов — всего около пятидесяти приспособлений. Несколько более легких предметов упали на пол, а затем одну из тяжелых деревянных колотушек бросили в сторону Гарри. Она угодила ему в колено, сильно.

— Ах, чтоб тебя! — сказал он, спрыгивая со сцены и устремляясь вперед. — Мои татуировки говорят мне, что ты представляешь угрозу. Но я нисколько не боюсь, кто бы ты ни был, поэтому если ты продолжишь кидаться в меня дерьмом, я выпалю такое заклинание, что ты пожалеешь о том, что не умер. Обещаю тебе.

Не успел Гарри озвучить эту угрозу, как один из самых больших кнутов на стойке слетел со стены и был заведен назад, готовясь нанести удар.

— Не делай этого, — сказал Гарри.

Его предупреждение проигнорировали. Фантом, завладевший кнутом, был либо очень везучим, либо знал свое дело. Первым же хлестким ударом он попал Гарри в щеку, от чего на глаза навернулись слезы.

— Ах ты, придурок, — сказал он. — Не говори, что я не предупреждал тебя. Он начал произносить заклинание, которое он выучил одним из первых: