"Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Парфенов Михаил Юрьевич

– Что, Субботина, натрещалась с гадами своими? – Наталка, хрупкая брюнетка, на год старше Лили, помешивала гречку в котелке. Рядом сидел Лемберг – кажется, у фармацевта и симпатичной лаборантки намечался роман. Перед сном, накрывшись с головой одеялом, затыкая уши, чтобы не слушать навязчивое пиликанье лазутчиков-комаров, Лиля представляла Черникова. Как он улыбается, похожий на поэта Есенина, как вытирает тряпкой машинное масло с больших ладоней и этими ладонями обхватывает вдруг талию Лили, а она вырывается, конечно, и, конечно, возмущается. От таких мыслей по телу разливалось тепло…

– Вам привет передавали. – Лиля подошла к хрустящему головешками костру. – А где все?

Лемберг запыхтел короткой ореховой трубкой, небось считал себя актером Ливановым. Лиля вспомнила, как расстроила ее «Пестрая лента» Конан Дойла: змея мало того, что спускалась из отдушины по шнурку – принципиальная ошибка, змеи так не ползают! – вдобавок Ройлотт приманивал рептилию свистом! Смешно же, ей-богу.

– Вася в село поехал, – отчитался коллега, – Михалыч рыбачит, лягушек собирает для Дракоши… – так змееловы прозвали полоза. – А Ванягин на охоте.

– До сих пор? – Лиля сверилась с часами. Без пяти два. Бригадир утопал в тайгу засветло. – Странно. – Она посмотрела на лес, частоколом окружавший лагерь. Тени сосен перечеркивали поляну, льнули к ногам. Оркестр сверчков долдонил однообразный мотив. Морщинка рассекла лоб Лили. Смутная мысль забрезжила… и ускользнула, не оформившись, как уж в осоку.

– Ничего, – сказала Наталка. – Вместе поужинаем. Михалыч клятвенно обещал налима.

– Хотя бы окуня, – сказал Лемберг, отмахиваясь от мошки.

Наталка сервировала стол. К каше с грибами – чай, бородинский хлеб из сельмага и тушенка. Лиля отщипнула хлебную корочку и вздрогнула, осененная.

– Птицы!

– Что – птицы?

– Птицы не поют. – Она воздела к небу палец, призывая коллег в свидетели. Щебет клестов, мухоловок, синехвосток, обычно сопровождающий будни экспедиции, умолк. Словно кузнечики и сверчки таки перекричали пернатых, а те, побежденные в песенном конкурсе, ретировались.

– Да, и правда, – подтвердил Лемберг. – Тишина… как ее в городе недостает.

– Скоро запоют, – сказала Наталка. – А если ты без птиц тоскуешь, попроси Васю – он тебе любую трель исполнит, – и лаборант подмигнула Лиле. Вася Черников имитировал птичье пение – не отличишь от оригинала. Механик вырос в тайге, относился к этому краю, к его обитателям, как любящий сын к родителям, как Лиля к змеям.

Зазвякали ложки.

– Вкусно, – оценила Лиля Наталкину стряпню.

– Это разве вкусно, – поскромничала повариха. – Вот моя мама готовит – умереть можно.

– Не самая удачная гипербола, – хмыкнул Лемберг.

– Нет, серьезно. Попробовал бы ты ее пельмени!

– Уговорила. Жди в гости. – Фармацевт стрельнул глазами.

– Эх, мамуля. – Наталка загрустила. – Я ж наврала с три короба, что змеи у нас неядовитые.

– Добыча яда из ужей? – Лемберг вскинул комично брови. Лиля заулыбалась. – Что-то новенькое.

– Меня бы к батарее приковали наручниками, узнай они, что я гадюк дою… Мама, – по секрету сообщила Наталка, – в церковь ходит. Для нее змеи – от лукавого. Ну, от дьявола.

– Грехопадение, – сказала Лиля. – А в буддизме вот змеи – священные животные. Защитники просвещенных…

– Тебе такой подход ближе, а?

Лиля проигнорировала комментарий.

– Индусы почитают Нагов, богов в облике змей, последователей Будды. Змеиные культы существуют у негритянских народностей, папуасов, полинезийцев. А в религии вуду змея олицетворяет Иоанна Крестителя.

– Я видела в «Вокруг света», – вставила Наталка. – Про бомбейских заклинателей змей. Они заставляют прирученных кобр танцевать!

– Фокусы, – сказала Лиля. – Кобры глухие, так что не слышат звука флейты. Им вырывают клыки и морят голодом, лишая воли. Это не приручение.

– Но они ползли к факиру по команде! – спорила легковерная Наталка.

– Они ползли в его тень. – Лиля перечитала множество книг про рептилий, изучила труды Пестинского, Никольского, Брэма, и теперь блистала знаниями. – Спасались от палящего солнца.

– Все ложь, – сказал Лемберг. И добавил, глянув через плечо: – Вася на запах каши спешит.

Лиля вытерла губы, автоматически поправила прическу. Из-за сосен выехал белый, заляпанный грязью «москвич». Припарковался возле грузовика. Водитель выпрыгнул на одеяло спрессованной прошлогодней хвои. Кудрявый, стройный, щеки в светлой щетине.

– Приятного аппетита.

– Дуй к нам, – подвинулся Лемберг.

– Купил? – осведомилась Наталка по поводу какого-то своего заказа.

– Черта с два. – Черников был хмур. – Магазин закрыт.

– Наверное, переучет.

– Я час ждал. Варваровка… словно вымерла. Ни души.

Лиля прислушалась к тайге, пытаясь различить среди гула насекомых птичьи голоса, но птиц по-прежнему не было.

– Окна ставнями заперты. Собаки молчат.

– А дед Кузьмич? – спросила Лиля. У говорливого приветливого Кузьмича змееловы брали яйца для себя и полоза, молоко и домашнее масло.

– Нет его, – буркнул Черников. Сунул в рот ломоть хлеба. – Бригадир не вернулся?

Лиля отставила тарелку.

– Я с ним свяжусь.

– Ага. Пусть поторапливается, съедим всё. Вон и Михалыч чешет.

Из подлеска шагал, прихрамывая, научный руководитель экспедиции, шестидесятилетний Иван Михайлович Скрипников. На плече – удочка, в кулаке – авоська с уловом.

Лиля издалека помахала герпетологу и вбежала в спальный вагончик. Переносная радиостанция стояла на столе при входе.

– Охотник, охотник, прием, – пользуясь станцией, Лиля чувствовала себя героиней шпионского фильма. – Это лагерь, ответьте.

Тишина.

Лиля нервно пожевала губу.

«Спокойно. Ванягин – профессионал. В бытность штатным ловцом монгольской зообазы гюрзу чуть ли не голыми руками брал. Он с гадами на „ты“».

«А с медведями? – шепнул внутренний голос. – С браконьерами?»

Лиля постучала костяшками по столу, снова пощелкала тумблером. Тщетно.

«Да что ж такое…»

– Не волнуйтесь, милочка, – сказал ей на улице Иван Михайлович. – Гриша, если в раж входит, глух и нем.

– Нельзя так, – насупилась Лиля. – С нашей-то работой.

– Я его пропесочу, будьте уверены.

– Как порыбачили? – Лиля слушала не рассказ про сорвавшегося с крючка ельца, а фон из жужжания мух и сверчкового стрекота. Лемберг и Черников курили, Наталка куда-то отлучилась.

– Будет на ужин уха, – подытожил Иван Михайлович. – И Дракоше угощения.

Лиля все смотрела на сосны и все прислушивалась, мрачнея.

Со змеями Скрипникова «познакомил» дед, руководитель кружка юных биологов Ташкентского зоопарка. Забавно, что день посещения серпентария – самое раннее воспоминание Ивана Михайловича. До него – тьма забытья, после него – целая жизнь, связанная с рептилиями. И первая драка: Скрипников напал на хулигана, убившего безобидную медянку, вцепился ему в волосы, заранее зная, что проиграет. И первая любовь: с кареглазой Адлеей они ловили ящериц и черепах.

Была и настоящая инициация, как в книгах про индейцев. Память запечатлела долговязую фигуру деда. В легком костюме, в тюбетейке, он идет вдоль верткой речушки, обучая внучка:

– Змеи – древнейшие обитатели планеты. К ним надо с уважением, их надо беречь.

Жестом требует внимания, садится на корточки, хрустнув коленями.

– А вот и мы!

Из дерна торчит чешуйчатый хвост. Двенадцатилетний Ваня приплясывает в предвкушении: хватай!

– Сам хватай. – Дед вручает пинцет, смотрит Ване в глаза – как взрослому, серьезно-серьезно. – У тебя получится. Главное – не спеши.

Ваня не спешит… затаив дыхание, подводит пинцет к хвосту.

– Следи, – говорит дед, – за ее головой. Такое положение, когда головы не видно, самое опасное. Тут важно сразу оторвать от земли. Иначе уцепится чешуей за почву и выбросит морду назад.

Ваня следит. Глаза вылезли из орбит от напряжения. Рывок – степная гадюка в воздухе, извивается, тянется зубами к незащищенной руке. Нервы мальчика не выдерживают. Он отбрасывает змею прочь, а дед, хохоча, придавливает ее рогатиной, наматывает, как вермишель на вилку, и лихо сует в мешок.