Мария Барышева - Коллекция
— Прекрати немедленно! Хочешь, чтоб она нас выгнала?!
— Камень-то у меня, все-таки, — заметила Кира, поправляя сползший с головы шарф.
— А мир пока что у нее!
— Логично, — буркнула она и приняла величественную позу. — Ладно, веди. Пришли — так пришли.
Люди расступились по обе стороны зала, образовав широкий коридор, и низко склонились, и это отчего-то принесло Кире некое призрачное, как и все здесь, удовольствие, но она тут же одернула себя — нельзя, нельзя! Стас потянул ее за собой, и она пошла, ступая босыми ногами по гладким холодным плитам и надменно глядя вперед — туда, где, еще очень далеко, на площадке, к которой вели широкие ступени, стояла, приветственно протянув руки, высокая женщина с зачесанными наверх волосами и в строгом платье с длинной узкой юбкой, и даже не разбирая еще черт ее лица, Кира уже знала, чьи руки протянуты в ее сторону. В голове ее был полнейший сумбур, и она пыталась выудить из него хоть что-то, что ей следует сказать, но ничего не получалось. Что она сейчас скажет бабке? Вера Леонидовна, вы низложены? Или: „Теперь я тут главная и посему отменяю все это во веки веков“?! Она отвела взгляд от женщины и принялась смотреть на медленно плывущие мимо склонившиеся перед ней головы, и одна, с пышными короткими волосами, в которые был воткнут бледный цветок с холмов, вдруг показалась ей очень знакомой. Не выдержав, Кира выдернула руку из пальцев Стаса, и подбежала к застывшей в низком поклоне фигуре. Шарф слетел с ее головы, мягко скользнул на пол, превратился в туманную дымку и исчез.
— Вика! Вика!
Минина медленно подняла голову, и на Киру глянуло ее бледно-серое лицо и тусклые, ничего не выражающие глаза. Кира схватила ее за обнаженные плечи — кожа Вики оказалась прохладной и упругой, почти живой, и в то же время Кире показалось, что она касается не человека, а чего-то иного, и испуганно отдернула руки. В глазах Вики что-то мелькнуло, и она зашевелила губами, но Кира не услышала ни звука.
— Они тени, — хрипло произнес Стас позади. — Они не могут разговаривать.
Кира яростно обернулась к нему, но, увидев его лицо, осеклась и снова посмотрела на Вику. Подруга опять зашевелила губами, слабо махнула рукой туда, где сверкали глазами черные стражи, и на ее лице появилась мольба, потом она склонила голову, и Кира внезапно поняла, о чем попросила Вика. Она хотела, чтобы Кира отошла от нее. Потому что иначе Вику накажут. Кира сжала зубы, отвернулась и решительно зашагала вперед уже без всякой торжественности и величавости, шлепая по плитам босыми ногами. Стас остался где-то позади, и стоявшая с простертыми руками женщина приближалась стремительно, и когда до нее уже оставался лишь метр, она вдруг негромко, но четко произнесла:
— Хорошо взвесь то, что ты хочешь сделать, ибо только от тебя зависит, как пройдет этот праздник, и не забывай, что хоть день рождения у тебя, ты, все же, на него приглашена.
— Ты…
— Не трать время на оскорбления, Кира, — Вера Леонидовна улыбнулась. Ее бледно-серое лицо, несмотря на изрезавшие его многочисленные морщинки, все еще хранило свою величественную красоту. — Я и так их знаю. И не пытайся что-то делать. Ты еще ничего не можешь, разве что мелкие фокусы, и стражи здесь слушают только меня. Чтобы что-то суметь, нужно быть одной из трех, а ты просто сама по себе и ты… — она сделала сочувственный жест, — ты сегодня только родилась… вернее, ты даже еще не родилась, нужный час не настал в вашем мире… Я вижу удивление в твоих глазах… но ты ведь уже должна была понять, что секунда вашего времени здесь может стать и целым веком.
— Для чего ты меня пригласила? — зло спросила Кира, невольно чувствуя, что начинает поддаваться, подчиняться этому умудренному, властному голосу.
— Уж точно не для того, для чего ты пришла на самом деле. Скоро ты узнаешь… — Вера Леонидовна протянула ей руку, и Кира машинально вложила ладонь в ее пальцы. — А пока будем праздновать. Все здесь сегодня будет тебя поздравлять, все здесь мы придумали специально для тебя.
— Я польщена! — ядовито сказала она. — Почему ты можешь разговаривать, а они — нет?
— Потому что я пришла сюда добровольно. Камень должен был остаться тебе… поэтому я… просто ушла, а в моем теле умерла сбежавшая дурочка, вообразившая, что ей удалось оказаться на свободе, — Вера Леонидовна приподняла ее руку, придирчиво оглядывая сверху донизу. — Теперь ты красива — совсем не то семнадцатилетнее убожество, которое я когда-то видела… Понравились тебе мои наряды? Я купила их для тебя… Жаль, что ты не девственна…
— А чего ты ждала в двадцать шесть-то лет?!
— Я говорю не об этом. Я говорю о твоем сердце… Но это не страшно, — Вера Леонидовна сделала кому-то в сторону приглашающий жест. — Посмотри, разве она не хороша?
К ним неторопливо подошла девушка, которую Кира раньше не видела, потому что она все время стояла где-то за спиной Ларионовой. На вид ей было лет шестнадцать — не больше. Высокая, с длинными вьющимися волосами, она с любопытством посмотрела на Киру, после чего одобрительно кивнула. Ее лицо показалось Кире очень знакомым, и почти сразу же она поняла, что оно поразительно напоминает ее собственное, только нос был чуть покрупнее, и линия подбородка более жесткой.
— Тася? — осторожно спросила она. Та кивнула и улыбнулась, подошла к Кире вплотную, и несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. От Ксегорати исходила волна легкого, невесомого запаха жасмина, далекого и призрачного. „Тень духов, — с невеселой усмешкой подумала Кира. — Все здесь тени — даже запах…“ Тася наклонилась к ней, и Кира с трудом заставила себя стоять смирно и не вздрогнуть, когда по ее щеке скользнули холодные губы прабабушки. Хотя так нелепо было называть „прабабушкой“ это юное существо…
— А вот и мой Стасик!.. — воскликнула Вера Леонидовна и обняла за плечи подошедшего Стаса. — Здравствуй, мой золотой! Ты все сделал правильно, хотя под конец я уже начала волноваться. Где ты был так долго?
— Я… болел, — хрипло ответил Стас. Он старался держаться невозмутимо, но его темные глаза смотрели, как у человека, мирно заснувшего в своей постели, а проснувшегося в угольной шахте. — Здравствуй, баба Тася…
Та и его одарила поцелуем, после чего прислонилась к плечу Веры Леонидовны, и она обняла ее, насмешливо глядя на внучку. Позади в зал вновь пролился серебристый вальс, и Кира, не оглядываясь, почувствовала, как снова закружились в танце тени.
— Шопен, — зачем-то сказала она — может, лишь для того, чтобы хоть что-нибудь сказать, потому что слова неожиданно кончились. Она чувствовала себя гостьей — более того, гостьей глупой и совершенно не умеющей себя вести.
