Лео Перуц - Ночи под каменным мостом. Снег святого Петра
– Где ты? Ты слышишь меня? Я больше не вижу тебя! Ты еще здесь? Я все еще обнимаю тебя, слышу биение твоего сердца, ощущаю твое дыхание – но почему я не вижу тебя?
– Я здесь, подле тебя, – прозвучал ее голос. – На один короткий миг мне вдруг показалось, что я ушла. Что я лежу в своей комнате, и лунный свет освещает мою подушку, и ночная птица порхает иод потолком, влетая и вылетая через окно. А потом из сада пришла кошка и прыгнула на подоконник, и что-то загремело, и я лежала в постели и слушала, пока не услыхала твой зов. И вот я снова с тобой, а луна, комната, кошка и испуганная птица, должно быть, приснились мне.
– У тебя сны ребенка, – сказал император. – Когда я был мальчиком, мне снились поле и лес, охота, собаки, птицы и другое зверье, а когда я просыпался, то был полон утренней радости и света. Позднее пришли тяжелые сновидения – они пугали меня, и часто во сне мне хотелось, чтобы настало утро. И все-таки ночь прекраснее дня! Людской шум умолкает, и слышны лишь звон колокола, веяние ветра, шелест деревьев, плеск реки да хлопанье птичьих крыльев. Вот голоса ночи, голоса мира, что лежит под вечными звездами, идущими своим путем по воле Создателя. Я часто думал о том, что Бог сотворил человека не так, как Он создавал звезды, ибо там, наверху, царят порядок и послушание, а здесь, внизу, одни тревоги, распри и коварство. Но где же ты? Почему ты молчишь? О чем ты думаешь?
– Я думаю о том, что, наверное, вообще не смогла бы жить и быть счастливой, если бы не было тебя. Я думаю о том, что звезды идут своими путями – и все же когда-нибудь они должны остановиться. И время когда-нибудь остановится, и тогда нам с тобой будет так же хорошо, как сейчас, и это будет длиться вечно.
– Время не может остановиться, и даже когда кто-то счастлив, как мы с тобой сейчас, оно продолжает нестись во весь опор, как зверь на травле, и один час за другим улетают в безграничность… Иди ко мне, поцелуй меня! Где ты?
– У твоих губ живу я, у твоего сердца рука моя, я вся твоя! Опьянев от счастливых грез, цветок розмарина оторвался от алой розы.
– Мне надо идти, – прошептала возлюбленная императора Рудольфа II. – Прощай, я не могу больше оставаться, мне пора идти!
– Куда же ты? Куда? Останься еще ненадолго! Почему тебе нужно идти?
– Не знаю. Не знаю. Отпусти меня, отпусти, я не могу остаться, я должна идти!
– Да нет же, останься! Где ты? Я не вижу тебя… Где же ты? Я все еще держу тебя за руку, но где ты? Куда она уходит от меня?!
– Куда уходит она? – крикнул Рудольф, рывком оторвал голову от подушки и огляделся по сторонам.
У изголовья императорской кровати стоял встревоженный Филипп Ланг.
– Я услыхал, как Ваше Величество стонали во сне и звали кого-то, и осмелился войти, – доложил он. – Вашему Величеству, вероятно, приснился дурной сон – так громко Вы стонали. Пожалуй, даже хорошо, что Вы пробудились так рано, иначе у Вас опять бы разыгралась мигрень. Там, за дверью, стоят несколько человек. Они всепокорнейше просят Вас выслушать их. Прикажете завтрак, Ваше Величество?
– Куда же она? – прошептал император.
В своем доме на площади Трех Колодцев проснулась прекрасная Эстер, жена Мордехая Мейзла. Луч утреннего солнца упал ей на лицо, и ее волосы вспыхнули красноватым сиянием. Кошка бесшумно обежала комнату и села в углу, ожидая полагающегося ей блюдечка с молоком. Цветочный горшок, с вечера стоявший на подоконнике, лежал разбитый на полу. По комнате неторопливо расхаживал Мордехай Мейзл и нараспев читал утреннюю молитву.
Эстер выпрямилась и убрала со лба свои светло-рыжие волосы.
– Опять приснилось! – прошептала она. – И так всегда. Из ночи в ночь все тот же дивный сон! Я никогда не бываю так счастлива, как в эти минуты, но хвала Господу, что это всего лишь сон!
VIII. ЗВЕЗДА ВАЛЛЕНШТЕЙНА
Был чуток героя болезненный сон,
От каждого шороха вздрагивал он.
В селениях, где на войне ночевал,
Он всякую живность уничтожал.
Великую силу он войска собрал
И много побед королю одержал.
Но больше всего он любил серебро
И вешал людей, чтобы взять их добро.
А ныне он в вечный отправился путь -
И лают собаки, и куры поют!
Из эпитафии ВалленштейнуИоганн Кеплер, великий математик и астроном, разум которого объял весь видимый мир, в 1606 году поселился в Праге и – по причине крайне стесненных и бедственных обстоятельств – жил в заброшенном, полуразрушенном староградском доме, из окон которого невозможно было увидеть ничего, кроме кузнечной мастерской, где весь день напролет ковали подковы и гвозди, кабачка, где по ночам горланили пьяные солдаты, да дощатого забора с разлившейся за ним болотистой лужей, в которой вечно распевали лягушки. Когда по смерти Тихо Браге ученый принимал должность придворного астронома, ему сулили золотые горы, но все обещания были скоро позабыты, выплаты из казны прекратились, и теперь, чтобы раздобыть несколько жалких гульденов, ему приходилось целыми днями торчать в финансовой камере богемского двора, вымаливая деньги у чиновников. Часто он не знал, чем на следующий день будет кормить больную жену и троих детей, не говоря уже о себе самом. Да и жизнь становилась день ото дня дороже, а осенью, как и предсказал Кеплер в своем календаре на 1606 год, в стране наступили ранние и резкие холода.
Однажды в пасмурный и дождливый ноябрьский день он в очередной раз отправился за Градчаны в Олений ров и сторговал там у егерей императорской охоты, охранявших дичь, вязанку дров; эту работу ему приходилось делать самому, поскольку у него не было ни слуги, ни служанки. Груз его был невелик – дровишек как раз хватило на то, чтобы приготовить суп на плите да обогреть комнату, где лежала больная жена. Справившись с этим нехитрым занятием, он сидел в нетопленой рабочей комнате и, завернувшись в еще мокрый от дождя плащ, терпеливо пропускал мимо ушей упреки императорского тайного советника Ханнивальда. Сей государственный муж пришел попенять ему за то, что астрономические таблицы, которые, согласно воле и желанию Его Величества, должны были отнимать большую часть времени ученого, до сих пор были не готовы.
– Вы же сами прекрасно знаете, – сказал Кеплер, когда Ханнивальд закончил излагать свои претензии, – сколь смутны, запутанны и жестоки дела наших дней, а мне иной раз не достается даже масла в кашу… Мне бы очень не хотелось заводить об этом речь, но вы сами вынуждаете меня напомнить о том, что я постоянно ожидаю того часа, когда мне выплатят долг. Если этого не случится в ближайшее время, то, даже и состоя на личной службе у Его Величества, я вместе со своими детьми буду принужден умереть с голоду, ибо не могу питаться воздухом, как какой-нибудь хамелеон. Именно по этой причине я и вынужден вместо таблиц, составление которых вверено мне милостью Его Величества, заниматься прогностикой и ничего не стоящими календарями, которые не принесут мне славы. Но за счет этих безделиц я кормлю свою семью. Да и, сказать откровенно, это все же немного лучше, нежели изо дня в день досаждать Его Величеству просьбами, жалобами и протестами!
