Виктор Точинов - Логово
Эскулап дотошно проверил все записи в журналах, своими глазами наблюдал за работой лаборантов — ничего. Лаборанты, кстати, в Логове были те еще — весьма отличались от девчонок, работающих на городских площадках Лаборатории с сыворотками и образцами ткани, но не имеющих понятия, откуда те берутся… Здешний контингент имел все мыслимые допуски, получал большие деньги и умел держать язык за зубами. И, как пришлось признать Эскулапу, версия с перепутавшей ампулы распустехой отпадала.
Значит, имел место некий неучтенный фактор, и Эскулап ломал голову: какой?
Возможных вариантов было не так уж много. Во-первых, могла подтвердиться теория, имеющая распространение среди малосведущих в науках граждан, — теория о том, что любое животное само себе врач-ветеринар. И, в случае нужды, найдет себе в лесу или в поле природное лекарство, некую «целебную травку», до которой никакой Айболит не додумается… Идейка гнилая — Эскулап знал, что на воле серьезно больные животные умирают чаще, чем их собратья, пользуемые ветеринарами. Но и полностью скидывать со счетов такую возможность нельзя.
Во-вторых, именно этот конкретный объект мог иметь генетические или физиологические особенности, сделавшие ремиссию не смертельной.
У Эскулапа были крепкие нервы. На лице ничего не дрогнуло — он отложил очередную карточку — ту самую, единственно нужную, — и открыл другую, взятую для отвода глаз. Но внутри мелодично звякнул колокольчик: оно! То самое, что он пропустил, дотошно изучая результаты исследований и анализов. Страница с анкетными данными. А точнее — место рождения объекта.
Красноярской край, город Канск…
Эскулапу не было нужды подходить к висящей на стене карте. Он и так прекрасно помнил: в семидесяти километрах от Канска находилась деревушка Нефедовка. Именно в ней руководимая Эскулапом экспедиция тридцать лет назад раскопала позабытую, заброшенную могилу, расположенную снаружи кладбищенской ограды и не имевшую никаких опознавательных знаков. В могиле обнаружился на удивление сохранившийся за долгие десятилетия труп человека, человеком на деле только выглядевшего… Персонажа легенд-страшилок, рассказываемых долгими зимними вечерами, под завывание ветра в заснеженных вершинах елей. Ликантропа.
Откуда, из захоронения, и появился на свет вирус — далекий предок штамма-57… Штамма, превращавшего человека в крайне опасную, почти неуязвимую, смертоносную тварь.
Совпадение? Или…
В любом случае след нуждался в тщательной проработке. Тем более что иных зацепок Эскулап не нашел.
Глава 9
Человек, названный Иваном, шел по городу — быстро, уверенно, так же, как двигался недавно по лесу.
Джинсы, одолженные у Пети Гольцова, — оказались малы и безбожно давили в талии. Кроссовки, ранее принадлежавшие мотористу Зворыкину, наоборот, болтались на ногах свободно. В кармане лежали два червонца, оставшиеся после оплаты электрички и метро.
План действий у него был смутный.
Все уговоры капитана Дергачева — вернуться на буксире в исходную точку своей одиссеи, на Свирь — Иван отверг, почти не объясняя причин. Он и сам понимал, что выглядели эти причины не слишком основательными — обрывки снов и видений наяву, да смутное ощущение, что все разгадки он найдет там, в городе.
Найдет… Но с чего начать?
Единственное, что пришло в голову Ивану, — попробовать отыскать здание, к которому он так уверенно, словно к хорошо известному, подъезжал во сне. Легко сказать — найти… Тот пятиэтажный серый особняк он помнил отчетливо, в мельчайших подробностях. Но можно долго плутать среди тысяч и тысяч домов огромного города в поисках нужного — даже если допустить, что он не был исключительно плодом воображения.
Некоторую помощь оказал Гольцов, знавший Петербург лучше, чем прочие члены экипажа буксира. Петя подробно выспросил об отличительных приметах домов, стоявших вдоль пути Ивана в том странном сне. Зацепка в видении нашлась единственная — угловой дом с остроконечной стилизованной башенкой.
Может, делу смог бы помочь подробный фотоальбом с видами города, но такового на буксире не оказалось. Гольцов, поразмыслив, назвал семь улиц Петербурга, где помнил подобные дома с башенками. На четырёх улицах Иван побывал — не то. Оставались еще три.
Что делать, если и там окажутся пустышки, он не представлял. Как, собственно, не представлял и дальнейших действий в том случае, если найдет искомое. Навязчиво выспрашивать обитателей: не вспомнят ли они часом, кто он такой? Тогда история имеет все шансы завершиться в психушке, как то и предрекал капитан.
Впрочем, все могло завершиться и раньше — достаточно было милицейскому патрулю заинтересоваться документами Ивана. Вернее — их отсутствием…
Но человек, не знавший настоящего своего имени, не задумывался о таких вариантах — точно так же, как недавно не думал о том, что лесной ручей может привести его не к людям, а в непроходимую лесную глушь.
Он просто верил — все у него получится.
Исток прозрачной лесной речки, вытекавшей из озера, оказался непроходимым — русло плотно перекрывал завал из упавших в воду деревьев.
Каяки группе туристов (точнее — выдававших себя за таковых) пришлось обносить на руках, по берегу, продираясь сквозь густые заросли тальника.
— Ну прямо джунгли, — прохрипел «ботаник». — Мачете бы сюда, Миша…
— Мачете нет, — откликнулся Миша, несший корму каяка. — Есть нож из комплекта выживания. Та еще бандура… Достать?
«Ботаник» не ответил, тараня гибкое сплетение ветвей. Миша, которого изредка называли прозвищем Медвежатник, любил подкалывать начальство подобным образом — маскируя насмешку услужливой готовностью исполнить любое, пусть самое идиотское, распоряжение.
Вторую лодку тащили женщины, в группе скидок слабому полу не делалось (да и назвать «слабыми» двух входящих в нее девушек язык не поворачивался).
Кусты редели и вскоре «ботаник» с Мишей с треском выломились из зеленого плена, поставили каяк на жесткую осоку прибрежной луговинки. Под ногами хлюпало.
— Приплыли… — констатировал Миша и без того очевидное. Невысокий, тонкий в кости, пожалуй, даже казавшийся тщедушным (тем, кто не видел без одежды), он, тем не менее, отличался редкой выносливостью. Однако за весло взялся — если не считать лодочные станции в парках культуры и отдыха — первый раз в жизни. И несколько дней гребли против течения особо приятных впечатлений ему не доставили.
Перед ними было озеро. Неширокое, протяженное, изогнувшееся хищным ятаганом — по крайней мере, именно такая ассоциация возникла в тот момент у «ботаника».
