Линда Лафферти - Проклятие Батори
– Ее нет?
– Нет. Последний раз мы связывались, когда она по электронной почте прислала монографию для корректуры. Это было несколько недель назад.
У Бетси застучало в голове. Она заставила себя глубоко вдохнуть. А голос в трубке продолжал:
– Мы надеялись, что вы поддерживаете с нею связь…
– Несколько дней назад я получила от нее сообщение по электронке… Погодите, сейчас найду. – Она кое-как слезла с кровати и, сжимая трубку, открыла свой ноутбук.
Компьютер зашумел и ожил. Бетси щелкнула по своему почтовому ящику.
– Да, вот оно. От четвертого декабря, то есть шесть дней назад:
Извини, я не могу быть с тобой на «Диалогах о «Красной книге»» – знаю, тебе это понравится до глубины души. Завтра снова еду в Чахтицкий замок, а потом в Бецковский. В них жила графиня Батори.
Трубка ответила гробовым молчанием.
– И все? – наконец спросил декан. – Ни слова о возвращении в Чикаго?
– Нет, ничего. Лишь в конце приписка: «Я пришлю тебе открытку, дорогая».
Снова молчание. Потом декан заговорил:
– Она проводит исследования в Словакии и Венгрии. В середине января – срок сдачи ее книги.
– Я знала, что мать занимается исследованиями, но понятия не имела, над чем она работает.
– Разве она вам ничего не говорила? У нее был договор на публикацию книги «Графиня Батори: Исследование обезумевшей женщины».
Бетси зажмурилась от утреннего света, проникавшего сквозь японские бумажные жалюзи. Спальню заливал жуткий розовый свет.
– «Исследование обезумевшей женщины»? Что же здесь исторического? Она же историк, а не психиатр.
– Она говорила мне, что название предложил издатель. Дело в том, что она изучала в Восточной Европе эпоху графини Батори. У нее был назначен на эту неделю специальный недельный семинар о габсбургской династии. Не могу представить, почему она не написала и не позвонила. Ее ждут сто двадцать студентов.
– Это не похоже на мою мать. Она бы никогда не пропустила занятий без…
Со щелчком включился обогреватель, скрипнули половицы. По оконному стеклу скребла ветка.
Бетси поняла, что прервалась на полуслове. В трубке слышалось тихое жужжание.
– Да, да, – наконец заговорил декан. – Потому-то я и забеспокоился.
* * *Бетси уселась за компьютер и принялась просматривать электронную почту. На экране отражалось восходящее солнце.
Мама, в какое дерьмо ты на этот раз вляпалась?
Ее мать никогда не расписывала подробно свои маршруты, и ее сообщение с упоминанием о графине Батори было единственным ключом, чтобы понять, куда она направилась.
В Интернете Бетси нашла сотни упоминаний о графине Батори; одни звали ее Элизабет, некоторые Альжбета или Эржебет – соответственно по-английски, по-словацки и по-венгерски. Графиня владела по меньшей мере дюжиной замков на землях, ныне принадлежащих Австрии, Венгрии и Словакии, но ранее являвшихся частью Священной Римской империи под властью Габсбургов. Венгерское королевство было лишь тонкой дугой, узкой полоской на территории огромной империи. Более двух третей некогда могучей Венгерской державы либо стали частью Трансильвании, либо подпали под владычество оттоманских захватчиков.
На оставшихся землях Венгерского королевства графиня Батори имела владений больше, чем сам дом Габсбургов.
Бетси проверила два замка, о которых мать упоминала в своем сообщении: Чахтицкий и Бецковский. Оба уже превратились в руины. Они находились менее чем в пятидесяти километрах от Братиславы и примерно в пятнадцати километрах один от другого.
Почему она не говорила, что изучает Батори, хотя обычно занималась Габсбургами? Ее темой были Рудольф II и его младший брат Матьяш и их борьба за корону. С чего вдруг всплыла эта женщина Батори?
Бетси щелкнула на туристских статьях и выдержках из книг. В большинстве своем они описывали развалины в Чахтице у подножия Малых Карпатских гор.
А потом она прочла следующее:
«О Кровавой Лиз ходили слухи, что во время своего лютого правления она пытала и убивала крестьянских девушек. Ее обвиняли в том, что она купалась в крови красивых юных девственниц, чтобы сохранить навеки свою юную внешность. Графиня Батори вместе со своим предком Владом Колосажателем[35] послужили прообразами для «Дракулы» Брэма Стокера».
Бетси заметила, что перестала дышать, и заставила себя глубоко вдохнуть, а наполнив легкие, попыталась успокоиться.
В каком извращенном психическом состоянии пребывала эта женщина? Охотиться на девушек и жаждать их крови! Может быть, это генетическая предрасположенность к психозу, переданная через поколения близкородственных браков среди аристократии?
По соседству залаяла собака. Ринго зарычал. Бетси посмотрела на окно, но бумажные жалюзи были опущены. Никто не мог ее видеть. Она снова повернулась к светящемуся компьютерному экрану.
Близ Чахтице не было никаких гостиниц, даже самых скромных. Это была крохотная деревушка у подножия гор. Ближайшие отели находились примерно в тринадцати километрах, в курортном городке Пьештяны, известном своими минеральными источниками. Бетси не могла представить, где же мать могла остановиться, и стала рассылать сообщения во все отели и гостиницы, какие только могла отыскать в районе Пьештян. А что еще оставалось делать? Непрерывное копирование текста и вставка его в новый запрос о шестидесятипятилетней женщине, преподавателе университета, путешествующей в одиночку, хоть как-то заняло ее. Ctrl-V, Ctrl-V, Ctrl-V… Вставить, вставить, вставить.
* * *Почему ее мать заинтересовалась этой кровавой психопаткой-графиней?
Бетси просмотрела картотеку. Три раза она прошла все слова на букву «П», каждый раз все внимательнее.
И вдруг остановилась. Ну конечно же!
На букву «М» – Мама.
Она нашла нужную папку. Мама согласилась, чтобы дочь провела с нею один сеанс, но только один. Это было нечто вроде подарка по случаю окончания университета – рассказать сон, который Грейс хорошо запомнился.
Этот сон приснился ей в ночь перед рождением Бетси.
– Только не смей анализировать меня, Бетси. Я рассказываю тебе этот сон только потому, что вообще-то мне никогда ничего не снится. Наверное, его вызвало несварение желудка или первые родовые схватки.
Было ясно, что ей не терпится рассказать дочке этот сон.
Грейс была такой аналитичной, академичной, систематичной в своих исторических исследованиях, что история становилась чуть ли не точной наукой. Мать была столь не похожа на Бетси или своего мужа, что юнгианский мир с его толкованиями сновидений отметала как полную белиберду.
