Владимир Алеников - Ублюдки
Неожиданно что-то закапало, едко залило глаза. Костя провел рукой и с удивлением обнаружил, что он весь мокрый от пота. Внезапно он наклонился, и его тут же вырвало недавно съеденным бутербродом.
Какая-то смутная мысль мелькнула у него в голове, то была нужная, может быть, даже спасительная мысль, но осознать ее он так и не успел, потому что все его тело неожиданно начали сотрясать судороги.
Костя Рачихин упал на траву рядом с неподвижным Володей, корчась помимо своей воли все сильнее и сильнее, до тех пор, пока вдруг посиневший язык не вывалился у него изо рта, а сам он вытянулся и замер.
Змея отползла не очень далеко, метров на тридцать. Там она нашла другое удобное, спрятанное между двух больших камней, место. Раздражение ее бесследно прошло. Ничто больше не должно было тревожить ее теперь.
Она безмятежно расположилась на этом новом месте и, тщательно прислушиваясь к себе, с удовольствием начала опять погружаться в то чудесное томительное оцепенение, которое всегда предшествовало таинственному процессу смены кожи.
Прометей
Солнце стояло уже очень высоко, когда Витя Колышкин остановился наконец передохнуть. Голова немного кружилась от горного воздуха. Витя достал из кармана небольшую пластиковую бутылку с водой, стал жадно глотать. Потом оторвался от нее, посмотрел, сколько осталось, и решил, что допьет до конца. Все равно пить он уже больше не будет.
Бросив бутылку вниз, Колышкин посмотрел, как она сначала покатилась, а потом застряла в кустах.
Больше смотреть было не на что, море отсюда все равно не видно, надо подниматься выше. Витя постоял еще немного, вздохнул и продолжил путь.
До скалы оставалось не так уж много, может быть с пол километра, но чем дальше, тем круче, тем труднее. И хорошо даже, что труднее, ему это только поможет, только укрепит перед испытанием.
Колышкин упорно лез вверх. Он немного волновался, но в то же время понимал, что в его жизни сейчас происходит нечто очень важное.
Решение, которое он принял, автоматически переводит его из категории обыкновенных мальчишек в разряд героев, тех, о ком сочиняют песни и снимают фильмы. И он, Витя Колышкин, к этому готов, он доведет до конца все, что задумал.
Вообще-то если оглянуться на прошлую жизнь, то станет ясно, что ничего в ней зря не происходило, что вся она просто была подготовкой к этому великому дню. Еще когда год назад ему в руки попала потрепанная книжка «Легенды и мифы Древней Греции», он уже почувствовал что-то особое.
Только тогда Витя многого не понимал. Книжка стала его любимой, он выучил наизусть все мифы, помнил всех героев, богов, титанов. Но ошибался в одном, самом главном. Колышкин считал, что эта потрясная книжка не имеет никакого отношения к жизни, что жизнь — одно, а легенды и мифы — совсем другое.
Теперь он понял, как был неправ. Все мифы на самом деле имели под собой, как выражается Федорыч, реальную основу, они были чистой правдой, уж теперь-то он знает.
Все повторяется в мире, и древние истории, пересказанные в книжке Н. А. Куном, случаются и в наше время тоже.
Когда директор лагеря, Владимир Федорович, в первый раз пригласил его к себе и попросил совета и помощи, потому что не мог справиться с бузой 5-го отряда, Витя был так горд, что тогда и не подумал про книжку. Это уже он потом сообразил.
После того, как конкретно помог Владимиру Федоровичу укрепить свою власть в лагере. Ведь только благодаря Колышкину ему это удалось, хрен бы он сам справился, никто в отряде его тогда не боялся…
Витя остановился, перевел дух, смахнул с лица пот и полез дальше. Скала уже была видна хорошо, еще часок, и он там.
Да, если бы не он, наверняка ничего бы у Федорыча не получилось. Это ведь Витя постоянно рассказывал ему, что происходит в отряде, что и кем задумано ночью сделать, кто курит, кто приносит «травку», кто онанирует и так далее.
Кабы не все эти ценнейшие сведения, стопроцентно у Федорыча ни хрена бы не вышло. Его, кстати, вообще собирались наказать, уже и план тайный составили.
Опять же, если б не Витя Колышкин, еще неизвестно, чем бы кончилось. А так директор все про всех знал, мог любую неожиданность предусмотреть.
Ну а после того, как по Витиному совету он выгнал из лагеря и отправил домой двух самых главных зачинщиков, Мищенко и Ферапонтова, все сразу и успокоилось, буза кончилась, никто уже против Федорыча не выступает, все боятся.
И где, спрашивается, награда Вите Колышкину?
В жопе, вот где.
Как только Колышкин стал не нужен, так Федорыч и замечать его перестал.
А раньше все время объяснял Вите, какие они друзья неразлучные и какой он, Колышкин, такой-растакой, особенный. Витя, конечно, и сам про себя кое-что понимал, но все ж таки от директора приятно было это услышать, чего говорить.
А теперь Федорыч на чаек или телевизор уже к себе не приглашает. Хорошо хоть ребятам его не выдал, тогда бы точно Вите трындец.
Но сторониться Колышкина он стал. С таким видом мимо ходит, для меня, мол, все равны.
Как же, «равны»!
У Федорыча теперь Танька Сороквашина в любимчиках, поэтому ему и не до Вити, чего ж тут непонятного. Он небось Таньку зажимает у себя в домике, щупает, с Витей-то такие номера не очень проходили…
Колышкин опять остановился, сердце уже выскакивало, уж больно крутой пошел подъем. Но ничего, чуть-чуть осталось.
С одной стороны, вроде в лагере тихо стало, а с другой — с каждым днем все хуже и хуже. Стал Федорыч всех на виноградники гонять, лозу подвязывать. С кем-то он там договорился за бабки. И всем объяснил, что это часть программы, трудовое воспитание, и что лагерь, мол, на самообеспечении.
Только что это за программа такая и куда эти бабки заработанные идут, никто не знает. Сам бы попарился целый день на жаре!..
Ну, Витя и придумал способ, как быстро норму выполнять. И всех научил. Дело нехитрое.
«Элементарно, Ватсон!» Защепки от белья, которое на заднем дворе сушится, используются.
Вместо того чтобы весь день пахать, за пару часов тогда все сделали. С виду-то вроде нормально, можно купаться идти, отдыхать. Ну, они и пошли.
А потом там, на пляже, когда дождик зарядил, опять же не кто-нибудь, а Витя Колышкин научил всех, как костер разжечь. С одной спички, между прочим. Он это хорошо умеет, с детства, когда с отцом на рыбалку ездил, навострился.
Ну а после, когда вернулись, проблемы начались. Защепок хватились и про Витю дознались.
Вот тут-то Федорыч себя и показал. Громы метал перед всем лагерем, гнобил Колышкина изо всех сил. Как только не обзывал!..
