Елена Блонди - Хаидэ
Как в черном бесконечном яйце, в самом центре его, стояла, держась ступнями за прикосновение к прохладной земле, укрытой сухими колосьями. Локтями за ночной холодный воздух. И руки вытянула перед собой, все так же не размыкая ладоней.
«Мне выбирать. Вот она — темнота, и я могу населить ее. Это и будет правдой. Моим миром».
Смутно мерцая, ворочались перед глазами видения. Были тут шатры, полные яств и сокровищ. Были города, крытые красной и коричневой черепицей, и сверкали меж домов дворцы с золочеными крышами. Были войска и толпы, шумные базары, земли, реки и корабли в волнах ста морей. И прекрасные сильные мужчины с глазами, до краев налитыми желанием. Женщины, клонящие головы, так что видны были ей проборы и косы на покорно согнутых спинах. Старцы, кивающие собственной мудрости, и дети, рожденные, чтоб стать воинами. Неторопливо и мерно ворочалась вокруг нее жизнь, спала, шевелясь, и ждала, куда обратит светлый взор обнаженная женщина, держащая в руках ключ от ворот темноты. Ждала, когда осознает — ей решать. И ахнув, преисполнится важности собственного предназначения.
Но стоящая в травах не задержала свой взгляд ни на одной показанной ей картине. Улыбаясь, повела зазябнувшими плечами, и легко, без заминки встряхнула руки, размыкая пустые ладони. Будто отряхивала их от обычной пыли.
«Я — живу. Каждый день и каждую ночь. В этом моя радость, и даже в горестях жизни она. Во всем, что тут, что уже есть».
Обняла себя за холодные плечи. Поднимая к небу лицо, смотрела на звезды, что сперва по одной, а после сразу горстями, прорвали кромешный мрак, мерцая и перемигиваясь.
В дальней траве не просыпаясь, пропела птица, смешным тарахтящим голоском. Из-за невысокого холма мерно зашумела морская вода, складывая себя в волны и катя их на плоский песок. Хлопнул ветер раскрытым пологом маленькой палатки. И луна, выкатываясь из-под круглой косматой тучи, залила живую степь ярким голубым светом.
Смеясь, Хаидэ торопливо пошла обратно, придерживая высокую траву руками. Над черной палаткой навстречу ей затрепыхался неровный флажок, показывая лунному свету то белый круг солнца на одной стороне, то серп луны — на другой. Ветер играл куском полотна, сворачивая его, и казалось, солнце с луной сплелись. Как и положено, показывая далеким всадникам, тут стоянка, где живут только двое, и будут жить, пока луна не уйдет в будущую темноту умирающим узким серпом. Не тревожьте тех, кто поддерживает маленький костер. Это время их счастья.
Рядом с палаткой неяркое красное зарево очерчивало черную фигуру, похожую на огромный валун. Услышав женские шаги, валун зашевелился и стал расти, вздымая широкие плечи. Хаидэ со всего маху ударилась грудью в живот великана и прижалась лицом к мерно стучащему сердцу. Обхватила руками теплые бока, пытаясь сплести за широкой спиной пальцы.
— Посмотри, как тихо, и как красиво, Нуба. Правда? Слышишь, как цыкают степные оружейники? Даже ночью трудятся.
Мужчина смотрел сверху на голубоватое счастливое лицо с темными глазами. Снова сел, подхватывая послушное тело и усаживая женщину на колени, прижал к себе, покачивая.
— Когда я лежал в пещере, и вокруг меня расцветали белые цветы, пахли сладко, медом, я думал о том, как иду по сухой траве, и когда пятки ударяют, то глина поет. А вокруг солнце, много солнца, и цыкают кузнецы, без перерыва. Лето, жарко.
— Да, любимый мой.
Они молчали, слушая ночную степь. За холмом шумело море. Хаидэ тихо засмеялась тому, что утром они поедят, и целый день будут валяться на теплом песке, нырять, доставая ракушки, жечь костер и кормить друг друга. Любиться.
— Мне снилась Ахатта. Она счастлива там, за снеговым перевалом. И я счастлива ее счастьем.
— Беслаи нашел свою женщину. Вот как бывает, а? Ты не жалеешь, Хаи?
— О чем?
Она поежилась и, просовывая ноги под мужскими руками, крепче прижалась к Нубе. Тот нащупал плащ и неловко накинул, укрывая ее с головой. Хаидэ завертелась, освобождая смеющееся лицо.
— Она стала богиней, избранницей молодого бога. А ты осталась тут, на земле.
— Я не хочу чужих судеб, родной мой. Я выбрала себе свою. Ты знаешь, Паттахха сказал, нет мне предначертанной, а значит, могу выбирать сама. Я выбрала тебя, помнишь? На Морской реке, сказала — он мой. Тебя. И степь.
— Не вертись, ветер холодный. Дай укрою плечи.
Наклоняя голову, он рассматривал уцелевшим глазом ясное лицо, на котором, как тени, сменялись мысли, не скрытые от него. Грусть и радость, надежда и любовь.
— Ты сама степь, Хаи. Степь над морем. Ты родилась, чтоб говорить всем о том, что жизнь полна радости, даже если она тяжела и полна невзгод.
— Я не хочу говорить, никому ничего. Я не сумею, Нуба мой. Мне бы просто жить свою жизнь. Как всем.
Мужчина выпростал руки из-под плаща, обнял, сминая ткань поверх женских плеч. Улыбаясь, покачал головой.
— Тебе и не надо говорить. Ты просто живи. Я знаю твой секрет, тайная жрица.
— Да? Скажи скорее, мой страшный черный воин. Я сама вот не знаю своего секрета. Так и помру в неведении.
— Ты не боишься жить.
Улыбнулся, чувствуя, как от улыбок уже болят скулы, но что поделать, если каждый взгляд на нее, на ее светлое лицо, полное жизни, живые глаза, брови, губы и скулы, каждый взгляд снова перекашивал его лицо счастливой, наверное, глупой и странной улыбкой, блуждающей среди шрамов.
Она покивала в ответ. Сказала важно:
— Да. Мы с тобой смело продолжим жить, доедим зайца, которого не осилили вечером, и снова будем любиться. Так? А утром смело полезем в море, пока оно еще теплое. И я не побоюсь потребовать себе много вкусных ракушек. Знаешь, что говорит Цез про мясо морских ракушек? Они заставят тебя смело броситься на меня еще тысячу раз.
— Не нужны мне для этого ракушки, глупая Хаи!
— Не скажи. На всякий случай я смело заставлю тебя съесть их целый мешок.
У склона холма черный Брат, облитый лунным серебряным молоком, вскинул голову, слушая, как смеются люди. И снова опустил, медленно пощипывая траву рядом с белой Цаплей.
— Ты, наверное, прав, мой люб, мой муж. Я не боюсь. С тобой я не боюсь жить долго, и пусть моя красота уйдет в наших детей. А потом будут внуки. Я буду бояться за них, и за тебя тоже. И за каждого воина племени, и за их женщин тоже. Но этот страх не скует меня. Я все равно проживу свою жизнь. Даже если ты найдешь себе новую Мауру, я, конечно, сперва тебя убью, а после вздохну, поплачу и буду жить дальше.
— Хаи!
— Хорошо, не убью.
— Я всегда буду только с тобой.
Она вздохнула, наслаждаясь счастьем. Пусть говорит. Ему неведомо, и ей тоже. Но разве сейчас это важно?
