Роман Лерони - Багряный лес
Больше всего его поражало то обстоятельство, что их знакомство состоялось не более двух часов назад. Простое, самое заурядное знакомство на пляже, в разгар сезона, ни к чему, как казалось, никого не обязывающее, и, вдруг получившее столь неожиданное продолжение.
— Клянись мне в вечной любви, — приказала она.
"Детство, — подумал он. — Сумасшедшее детство".
И ответил сквозь смех:
— Виорика! О чем ты говоришь?! О чем просишь? Какая вечная любовь, когда я знаю только твое имя?
Она удержала его голову так, чтобы он смотрел ей в прямо в глаза.
Александр видел ее глаза — бездумно, преступно красивые и чистые кусочки неба, горевшие безумством страсти. Неподвижные, густые и невозможно длинные ресницы, с дрожащей бриллиантовой россыпью капелек воды между волосками. Разлет шелковистых бровей на ровном лбу. Тонкий, маленький, по-детски немного вздернутый нос. И при этой волшебной красоте ни единого намека, на несерьезность всего происходящего, все, напротив, до упрямства сурово.
Алые и упругие губы требовали:
— Ты должен поклясться, Саша… Я тебя очень люблю.
Она, продолжая удерживать его голову, дотянулась до него и поцеловала его в губы.
— Я знаю, что это может выглядеть глупо, но я так хочу.
Он провел по своим губам языком, студя горячую страсть ее поцелуя.
— Что я должен сказать?
Она нежно улыбнулась:
— Повторяй за мной: я клянусь, что не буду никогда любить другую от желания или страсти; не любить так, как эту женщину, которая станет по взаимности единственно моей; не говорить никому слов любви и не давать клятв верности…
Александр повторял за нею, чувствуя с каждым словом все большую значимость произносимого и происходящего.
— …и даже смерть не разлучит нас.
Потом была неделя звенящего летнего зноя, пляжа, страсти и любви. За эти дни он понял, что безумно, а, возможно, смертельно и счастливо влюблен в эту женщину, и чтобы понять это, ему понадобилось прожить не эти семь дней, а только несколько первых часов их знакомства. Возмущение и стыд, которые он испытывал поначалу, как-то незаметно превратились в необыкновенные восхищение и обожание.
Виорика отдыхала вместе с родителями, и во время знакомства Александра с ними, просто и ясно представила его:
— Папа, мама, это Саша. Я его очень люблю.
Ее родители, внешне суровые люди, на такое заявление дочери отреагировали спокойно. Вечер знакомства прошел за какой-то бестемной и простой болтовней, за хорошим ужином и бутылкой вина. В основном родители вспоминали романтику первых лет совместной жизни. Рассказывал отец Виорики, и Саша внимательно следил за тем, как его жена время от времени незаметно дергает его за рукав, когда он, по ее мнению, касался очень интимных тем, которые не стоило обсуждать в компании малознакомого человека. Еще до начала рассказа Александр понял, что их знакомство мало чем отличалось от его с Викторией.
— …я, значит, вхожу в кабинет, как положено — в одних плавках. Они все сидят за таким длинным столом. Все каменные от серьезности и меловые в своих халатах. Ты представляешь эту ситуацию? Что может чувствовать мужчина в такие моменты — ты, как человек военный, переживший не одну медкомиссию, понимаешь. Всю ситуацию усугубляет одно обстоятельство: в комиссии одна женщина — чертовски красивая, а глаза у нее из чистой лазури! Врачи о чем-то спрашивают меня, но я ничего не понимаю! Все мое внимание в этих глазах. Я весь в них! Околдован и опьянен этим божественным совершенством. Наверное, их особо заинтересовали мои бредовые ответы. Они стали шушукаться между собой, и, видя это, я с трудом прихожу в себя, и в панику: долгожданная командировка в Эфиопию вот-вот может сорваться, и из-за чего — из-за какой-то пары волшебных глаз, которую мне никогда не целовать?! Оказалось же, на самом деле, их заинтересовал мой недавний перелом руки. Решили еще раз проверить. Эта богиня встает, идет к дверям и приказывает мне следовать за нею. Покорно иду. Входим в рентгенкабинет, но вместо того, чтобы заниматься снимками, попадаю в объятия этой красавицы! Я вообще потерял рассудок!.. Она спрашивает меня: "Игорь Борисович, вы женитесь на мне?" И сверлит светом своих глаз. Да, я согласен, готов, но не могу сказать об этом и начинаю рассказывать, где и при каких обстоятельствах получил травму. Одним словом — стою перед нею дурак дураком! Она дает мне пощечину, приводит в чувство и…
Мать Виорики прервала его рассказ уже известным способом и добавила, скрывая улыбку:
— В тот же день мы подали заявление. А через месяц я уже вовсю жарился под африканским солнцем, и не мог более думать ни о чем, как о своей жене.
Он привлек ее к себе и поцеловал с нежностью в висок.
— Многие говорят, что Вика очень похожа на мать. Не только внешне.
Виорика и он рассмеялись. Не поддержали их только слегка покрасневшие от воспоминаний Галина Алексеевна и Александр.
Потом мать с дочерью остались в номере пансионата, а мужчины решили пройтись по свежему вечернему воздуху. Игорь Борисович пригласил Александра выпить в его компании пива. Бар на берегу с открытой площадкой обдувался ленивым бризом. Где-то рядом дышало сонным прибоем озеро.
— Ты скоро уезжаешь на Балканы? — спросил Игорь Борисович.
— Через несколько дней. Сразу после отпуска.
— Там неспокойно.
— Не думаю, что что-то ужасное ждет меня там. Обыкновенная, как и прежде служба.
— Не говори так. Ты молод и самоуверен. Не думай, что я тебя пугаю, просто предостерегаю. Я, слава богу, не знал, что такое война, но от отца, который пересказывал мне воспоминания деда, могу представить все ее "прелести". Она — это спрессованное людское горе. Виорика рассказывала, что ты военный инженер. Будешь дороги и мосты строить?
— Нет, моя работа, к счастью, не такая прозаическая. Моя задача там — обезвреживать мины, снаряды, ракеты, и все тому подобное…
— Тем более будь осторожен. Моя дочь не могла ошибиться в своем выборе. Если она полюбила — значит, хорошего человека. Теперь ты мне за сына, и поверь, что буду беспокоиться не меньше, чем за Викторию. Помни, что наш род, кровь рода Ерошенко, всегда славилась своей верностью, чувством долга и безграничной любовью к своим избранникам. Если кого полюбим, так сразу и на века. Ты меня понял?
— Да, Игорь Борисович. Вы тоже не должны сомневаться. Я очень люблю Виорику.
Игорь Борисович обнял его за плечи и тепло улыбнулся.
— Эти слова прибереги для нее, а я и так все хорошо вижу.
Через пять дней Александр с эшелоном отбывал на Балканы. На платформах стояла военная техника, выкрашенная в небесный цвет и помеченная значками и надписями "UN"[2].
