Нелла Тихомир - Призрак гнева
Торгрим широко раскрыл глаза:
— Да ты, никак, угрожать мне вздумал, щенок?
Бран стиснул кулаки, хотел ответить, но осекся под взглядом Харалда. Полегче, парень, прочел Бран в его глазах.
— Я не ссориться пришел, конунг, — как мог спокойно отозвался Бран. — И вообще, я к тебе в дом не навязывался, ты сам о помощи просил. Или запамятовал?
— У меня с памятью все в порядке, — буркнул Торгрим. — Ладно уж, выкладывай, чего сказать собирался, только побыстрей, мне недосуг.
— Выкладываю, — промолвил Бран. — Вчера на охоте, в лесу, я видел этого медведя.
Некоторое время было тихо.
— Ну, дальше, — выговорил конунг. — Или это все?
— Чего ж тебе еще? Ты что, не слышал, что я сказал?
— Я не глухой, колдун, и слышал каждое слово. Так чего? Продолжения не последует?
— Какое тебе нужно продолжение? Я ведь ясно говорю: я видел медведя.
— Вот так чудо, в здешних лесах — да вдруг медведь, — Торгрим саркастически усмехнулся. — И впрямь, колдун, ты избран богами, надо же такое чудо в наших краях увидать.
Бран нагнул голову. В ушах с гулким шумом стучала кровь.
— Ты не понял, — сказал он. — Я говорю о том самом медведе, о том, который убивает здесь людей.
Конунг вытаращил глаза. Гневное выражение медленно сползало с лица. Слава Богу, кажется, доперло.
— Что ты сказал? — в голосе конунга звучало изумление. — Ты видел оборотня?
— Пусть будет оборотень, если… Короче, это был медведь. Очень большой медведь. Громадный.
— И чего произошло? — поторапливал конунг.
— Он на меня напал, — ответил Бран — и замолчал, лишь теперь заметив, какая в доме повисла тишина. Домочадцы конунга поразевали рты, а рабы, позабыв свои обязанности, сгрудились возле стола.
— Чего ж дальше? — сощурясь, молвил конунг.
— Потом он на меня набросился. Я испугался, и… и побежал от него.
— А оборотень?
— Медведь-то? Ясное дело, погнался за мной.
— Ну и? — конунг оперся локтем о стол.
— Ну, дал он мне пару раз… поцарапал сильно. Не знаю, как не убил. Потом… я плохо помню, — Бран пожал плечами. Хоть и глядел в пол, он кожей ощущал направленные на него пристальные взгляды. — Просто я… я ужасно струсил. Да и вообще… После я его прогнал, и он ушел. На этом все.
Бран поднял голову и посмотрел конунгу в глаза.
Конунг не верил. Он не поверил ни единому слову. Его брови хмурились, а губы крепко сжались.
— И как же ты его прогнал, колдун? — процедил конунг.
— Говорю же, не помню.
Конунг помедлил, играя кинжалом, зажатым в кулаке.
— Раздевайся, — вдруг скомандовал он.
— Чего?
— Раздевайся, говорю.
— Это еще зачем?
— Хочу видеть доказательства. Хочу посмотреть, как он тебя поцарапал. Быстро! Ну?
Бран прикусил губу.
— Чего, оглох, щенок?! — заорал конунг. — Или позвать рабов, чтобы помогли?
— Только попробуй! — Бран схватился за меч. — Пускай только сунутся, ты меня знаешь.
Конунг вонзил кинжал в столешницу. Приподнялся, опираясь о стол кулаками, и тихо, зловеще произнес:
— Ты меня не запугивай, я тебе не твой приятель-сопляк. Ты мне доказательства подавай, а врать не надо. Тут врунов и без тебя, засранца, предостаточно.
— А я не вру, — ответил Бран. — Но и обращаться с собой, как с рабом, я не позволю.
— А кто же ты, как не раб? — конунг вскочил с места. — Кто же, как не раб! Мало того, что раб, так еще и врун. Наглец! Врет мне в лицо — и не покраснеет! Или ты жить без этого не можешь? Или это семейное у тебя?
Бран стиснул кулаки и зубы:
— Ты мою семью не трогай, и рабом меня не смей обзывать. Тебе я не раб, и никому не раб, ясно? И я не вру!
— Тогда раздевайся!
— Да пошел ты, — фыркнул Бран. — Я тебе не шут, сам раздевайся!
Конунг грохнул кулаком о стол. С грохотом подпрыгнула посуда, и внезапно сделалось очень тихо.
— Полюбуйся, Харалд, — раздув ноздри, процедил конунг. — Каков наглец, а? Врет в глаза, да меня же и позорит. Вот она, молодежь, совсем уж совести лишились.
Харалд посмотрел на Брана, а потом — на конунга. Не сказав ни слова, отвел взгляд.
— Я прикажу тебя выпороть, щенок, — прохрипел конунг. — Узнаешь тогда, как себя вести.
— Ну, попробуй, — голос Брана сорвался. Пальцы стиснули рукоять меча. — Попробуй! Посмотрим, как у тебя получится.
Торгрим по-бычьи нагнул голову, лицо почернело от гнева. Некоторое время он стоял, наливаясь злобой, а потом выдернул из столешницы кинжал и ринулся на Брана.
Но добежать он не успел, потому что Харалд, с неожиданным проворством сорвавшись с места, навалился ему на плечи.
— Погодь, погодь! — пробасил Харалд. — Эй, ребята, пособите!
Дружинники повисли у конунга на руках. Тот рычал и вырывался.
— Будя, старшой, чего ты, в самом деле, — Харалду удалось отнять у Торгрима кинжал. — Ну, выпил лишку, ну, бывает, так чего ж на людей-то кидаться? Негоже это, нехорошо… охолонь, старшой, охолонь…
Бран оторопело наблюдал за этой сценой.
— Иди отседа, паренек, — прохрипел Харалд. Его борода растрепалась, и волосы упали на глаза. — Ступай от греха, потом с ним поговоришь. Вишь, не в себе он.
Бран вернул меч в ножны. Люди с любопытством и опаской глазели на него, и он покраснел.
— Ладно, ладно, — раздался голос конунга. — Отпустите. Да не держите меня, я в своем уме. Пусти руку-то, медведь, задавить меня собрался?
Воины отступили. Ни на кого не глядя, Торгрим поправил одежду.
— Леший, чуть меня не придушил, — проворчал он, косясь на Харалда. Домашние стояли вокруг, хлопая любопытными глазами.
— Чего вылупились? — бросил конунг. — Чай, не балаган. Ступайте по местам, нечего пялиться. Идите, кому сказано!
Все поспешно подчинились, заскрипели табуреты. Конунг шагнул к своему креслу и сел, сжимая кулаки.
— Эй, Кнуд, пива принеси, — велел он.
Молодой темноволосый раб с кувшином подскочил к хозяину. Конунг зыркнул на него, только глаза сверкнули, будто у волка. Споткнувшись, Кнуд выпустил кувшин. Посудина разбилась бдребезги, брызнули черепки и пена, и никто не успел даже моргнуть, как конунга до пояса окатило пивом.
Все притихли. Сидя на четвереньках, Кнуд поднял голову. Краска сбежала с лица, оно вытянулось, а глаза от страха побелели.
Медленно, очень медленно конунг оглядел себя, а потом так же медленно встал. Повисла мертвая тишина, даже воины, сидевшие поодаль, побледнели.
— Ты что ж, собака, — тихо молвил конунг. — Нарочно это, а?
— Нет, нет, хозяин, я не… — начал Кнуд.
Лучше б он молчал. Конунг бросился к нему, схватил за волосы, и каменный кулак вмиг разбил рабу лицо. Конунг начал молотить его куда попало, угодив прямиком под ребра. Раб скорчился на полу, заслонив голову руками, и конунг пустил в дело ноги. От его пинков Кнуд застонал, чуть погодя начал вскрикивать, но конунг не унимался. Схватив с кирпичей, окружавших очаг, кочергу, размахнулся и огрел Кнуда по спине. Раздался глухой удар, будто палкой по сырому мясу, и раб зашелся пронзительным криком.