Лорел Гамильтон - Жертва всесожжения
– А если она скажет «выйди на солнце», ты выйдешь? – спросила я и глянула на него. Он был так близко, что в зеркало смотреть ни к чему.
Лицо его было пусто, красиво, непроницаемо.
– Очень может быть.
Я перевела глаза на дорогу:
– Вы сумасшедшие. Вы все сумасшедшие.
– Более чем верно. – Ашер понюхал мои волосы.
– Прекрати.
– Ты пахнешь силой, Анита. Ты воняешь смертью. – Он провел пальцами по моей шее.
Я намеренно резко вильнула, и Ашера сбросило с сиденья на пол.
– Не прикасайся ко мне.
– Совет думал, что из тебя будет переть сила, Жан-Клод. Будут сочиться обретенные способности, но ты, кажется, такой же, как был. А вот она – другая. Она новая. И еще этот вервольф – да, Ульфрик. Ричард Зееман. Ты его тоже к себе привязал.
Ашер снова влез на сиденье, но на этот раз не так близко ко мне.
– Это твои слуги обладают силой, а не ты.
– Разве Падма чего-нибудь стоит без своих зверей? – спросил Жан-Клод.
– Совершенно справедливо, хотя я не стал бы говорить этого ему в глаза. – Он снова наклонился к передним сиденьям, но на этот раз меня не трогал. – Значит, ты признаешь, что это твои слуги дали тебе силу победить члена совета?
– Мой слуга-человек и мой волк – всего лишь продолжение моей силы. Их руки – мои руки, их дела – мои дела. Таков закон совета. Так какая разница, откуда берется моя сила?
– Цитируешь закон совета, Жан-Клод? Ты стал куда осторожнее с нашей последней встречи.
– Осторожность никогда меня не подводила, Ашер.
– Но есть ли у тебя радость? – Странный вопрос от того, кто должен ненавидеть Жан-Клода.
– Кое-какая есть, а у тебя, Ашер? С тобой она уживается? Ты все еще служишь совету или согласился на это задание, чтобы мучить меня?
– Утвердительный ответ на оба вопроса.
– Почему ты не сбежал от совета?
– Многие стремятся служить ему.
– Ты не стремился.
– Наверное, жажда мести изменила мои стремления.
Жан-Клод положил руку на плечо Ашера:
– Ма petite права. Ненависть – холодный огонь, он не греет.
Ашер отдернулся, насколько позволила ему спинка заднего сиденья. Я глянула в зеркало заднего вида: он свернулся в темноте, обхватив себя руками.
– Когда я увижу, как ты рыдаешь по своей возлюбленной, мне не надо будет другого тепла.
– Подъезжаем к «Цирку», – сказала я. – Какой у нас будет план?
– Вряд ли мы можем придумать какой-нибудь план. Надо полагать, у них в руках все наши. Так что сделаем лишь то, что можем сделать вдвоем.
– Так мы попытаемся отбить у них «Цирк», или что?
Ашер рассмеялся:
– Она это серьезно?
– Она всегда серьезна, – ответил Жан-Клод.
– Хорошо, так что мы должны будем делать?
– Оставаться в живых, если сможете, – сказал Ашер.
– Заткнись. Жан-Клод, я вот что должна знать: мы врываемся, вышибая дверь ногой, или ползем на брюхе?
– Ты согласна ползать перед ними, mа petite?
– У них Вилли, у них Джейсон и кто знает, сколько еще народу. Так что, если это спасет наших ребят, я могу малость поползать.
– Я не думаю, что у тебя это хорошо получится, – сказал Жан-Клод.
– Вряд ли.
– Нет, сегодня ползать не будем. У нас нет сил, чтобы отбить «Цирк», но мы, как ты это назвала, войдем, вышибив дверь ногой.
– Как доминанты?
– Oui.
– Насколько доминировать?
– Будь агрессивной, но не безрассудно. Можешь ранить, кого сможешь, но не убивай. Не следует давать им повод.
– Они думают, что ты затеял революцию, Жан-Клод, – сказал из темноты Ашер. – Как всякий революционер, мертвый ты будешь мучеником. Им это не нужно.
Жан-Клод повернулся к своему бывшему другу:
– Так что же они от меня хотят, Ашер? Скажи.
– Им надо на твоем примере научить других. Сам увидишь.
– Если бы я пытался сколотить в Америке альтернативный совет – тогда да, я бы понял, в чем смысл. Но я знаю предел своих возможностей. Я не могу защитить кресло в совете от притязаний соискателей. Это был бы смертный приговор. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
Ашер вздохнул:
– Уже поздно, Жан-Клод. Совет здесь, и они не поверят твоим заверениям о невиновности.
– Но ты ему веришь, – сказала я.
Он ответил не сразу.
– Да, я ему верю. Одну вещь Жан-Клод всегда умел делать блестяще: оставаться в живых. Бросить вызов совету – не самый лучший для этого способ. – Ашер подался вперед, и его лицо снова оказалось рядом с моим. – Помнишь, Анита: когда-то, давным-давно, он ждал, чтобы спасти меня. Ждал, пока не был уверен, что не попадется. Ждал, пока можно будет спасти меня с минимальным риском для себя. Ждал, пока погибнет Джулианна, потому что иначе риск был бы слишком велик.
– Это неправда, – сказал Жан-Клод.
Ашер не обратил внимания.
– Смотри, чтобы он не стал ждать слишком долго, спасая тебя.
– Я вообще не жду, чтобы меня спасал кто бы то ни было.
Жан-Клод смотрел в окно на проезжающие машины и тихо покачивал головой.
– Ты мне уже надоел, Ашер.
– Надоел, потому что говорю правду.
Жан-Клод обернулся к нему:
– Нет. Потому что ты напомнил мне о ней и о том, что когда-то, давным-давно, я был почти счастлив.
Вампиры смотрели в глаза друг другу.
– Но теперь тебе представился второй шанс.
– И у тебя он мог бы быть, Ашер. Если бы только ты не цеплялся за прошлое.
– Прошлое – это все, что у меня есть.
– Вот это уже не моя вина.
Ашер отодвинулся обратно в темноту, сжавшись на сиденье. Я решила, что Жан-Клод выиграл спор – сейчас. Но – назовите это предчувствием, если хотите, – я не думала, что их схватка окончена.
11
«Цирк проклятых» расположен в перестроенном складе. С фасада он похож на карнавал с афишами, зазывающими на представление уродов, а над светящейся вывеской танцуют клоуны. Сзади это просто темное строение.
Я заехала на парковку для сотрудников. Она была маленькой, потому что почти весь персонал живет в «Цирке». Если никуда не выезжаешь, машина не нужна. Оставалось надеяться, что нам машина понадобится.
Я заглушила мотор, и стало тихо. Оба вампира погрузились в бездонное оцепенение – я невольно глянула на них, чтобы убедиться, что они никуда не делись. Млекопитающие умеют замирать, но, скажем, кролик, затаившийся, чтобы лиса прошла мимо, – полон жизни. У него колотится сердце, он часто дышит. Вампиры больше похожи на змей, которые вытягиваются во всю длину и замирают. В них нет ощущения остановленного движения, ощущения, что оно потом возобновится. В такой заторможенный миг змея кажется ненастоящей, каким-то искусственным предметом, изготовленным, а не живым. Жан-Клод погружался в колодец безмолвия, где запрещено любое движение, даже дыхание.
