Энн Райс - Талтос
Он поспешно набрал код Нового Орлеана и номер дома Мэйфейров на углу Сент-Чарльз-авеню и Амелия-стрит и замер в тревожном ожидании, внезапно осознав, что в Штатах сейчас самый пик ночи. Непростительная бестактность с его стороны, каковы бы ни были обстоятельства
Кто-то ответил на звонок. Он не смог узнать, кому принадлежит голос
— Прошу прощения за беспокойство. Я звоню из Англии и пытаюсь связаться с Моной Мэйфейр, — сказал он. — Надеюсь, я не поднял на ноги весь дом?
— Юрий? — спросила женщина
— Да! — Он признался, но без удивления, что эта женщина узнала его по голосу.
— Юрий, Эрон Лайтнер мертв, — сказала женщина Я Селия, кузина Беатрис. Кузина Моны. И еще многих других. Эрон убит.
Повисла длинная пауза. Юрий не произнес ни слова. Он не думал ни о чем, не видел ничего, не пришел ни к какому заключению. Тело охватил холодный озноб страха. Неужели он больше никогда не увидит Эрона, неужели они никогда больше не смогут поговорить друг с другом? Он и Эрон… Разве можно поверить, что Эрон ушел навек?
Он попытался шевельнуть губами, но не смог и лишь бессмысленно и глупо махнул рукой, до боли в пальцах сжимая телефонный провод.
— Я очень сожалею, Юрий. Мы все беспокоились о тебе. Мона крайне взволнована. Где ты находишься? Постарайся позвонить Майклу Карри. Я могу дать тебе номер.
— Со мной все в порядке, — спокойно ответил Юрий. — У меня есть тот номер.
— Там сейчас находится Мона, Юрий. В доме на Первой улице. Будут рады узнать, где ты, что с тобой и как с тобой немедленно связаться.
— Но Эрон…— сказал он умоляюще, не способный произнести что-либо еще.
Голос его казался хриплым, он едва мог справиться с бременем ужасного чувства, от которого даже затуманилось зрение. Он словно утратил равновесие и осознание собственного «я».
— Эрон…
— Его предумышленно сбила машина Он шел от гостиницы «Поншатрен», где встречался с Беатрис и Мэри-Джейн Мэйфейр, Они сняли для Мэри-Джейн номер в отеле. Беатрис собиралась войти в вестибюль гостиницы, когда услышала какой-то шум. Она и Мэри-Джейн собственными глазами видели все, что случилось. Эрона несколько раз переехала машина
— Значит, это действительно убийство, — сказал Юрий.
— Несомненно. Они поймали человека, который сбил его. Какой-то бродяга Его наняли, но он не знает, кто именно. За убийство Эрона бродяге заплатили пять тысяч долларов наличными. Он выслеживал Эрона целую неделю и за это время успел потратить половину полученных денег.
Юрию хотелось оборвать связь. Продолжать разговор казалось совершенно невозможным. Он провел языком по верхней губе, после чего заставил себя продолжить:
— Селия, передай, пожалуйста, от меня Моне Мэйфейр… а также Майклу Карри. Я в Англии, в безопасности. Скоро свяжусь с ними. Веду себя весьма осторожно. Передай мое сочувствие Беатрис Мэйфейр. Передай всем, что я вас люблю.
— Обязательно…
Юрий опустил телефонную трубку на рычаг. Если даже Селия добавила что-нибудь еще, он ее не услышал.
Теперь он молчал. И нежные пастельные цвета спальни на миг привлекли его внимание. Свет мягко отражался в зеркале. В комнате пахло свежестью.
Отчуждение, отсутствие уверенности…
Рим…
Приезд Эрона…
А теперь Эрона нет, он стерт из жизни… Не из прошлого, конечно, но из настоящего и будущего — начисто.
Юрий не знал, как долго простоял на одном месте. Похоже, целую вечность.
В какой-то момент он осознал, что в комнату вошел Эш.
И к пронзившей Юрия глубокой, ужасной скорби внезапно прикоснулся голос этого человека — возможно, гибельный, но теплый и сочувствующий.
— Почему вы плачете, Юрий?
Слова эти были произнесены с искренностью невинного ребенка
— Эрон Лайтнер мертв, — сказал Юрий. — Я не позвонил ему, чтобы сказать, что они пытались убить меня. Я должен был сказать ему. Должен был предупредить его…
— Он знал, Юрий! Он знал! — послышался из-за двери резкий голос Сэмюэля. — Ты говорил мне, как он предостерегал тебя, чтобы ты не возвращался сюда, как говорил, что они могут прийти за ним в любое время.
— Но я…
— Не вините себя, мой юный друг, — сказал Эш. Юрий почувствовал, как большие руки нежно прикоснулись к его плечам.
— Эрон… Эрон был мне отцом, — произнес Юрий лишенным интонации голосом. — Эрон был мне братом. Эрон был мне другом. — Внутри его клокотало чувство вины, и жуткое осознание страшной потери стало непереносимым. Поначалу казалось совершенно невозможным, что человек ушел, навсегда ушел из жизни… Но постепенно факт обретал все большую реальность, пока наконец не превратился в неоспоримую истину. Юрий снова почувствовал себя мальчиком и мысленно оказался в родной деревне, в Югославии, возле мертвою тела матери, лежащего на кровати. Тогда он последний раз познал боль, подобную той, что ощущал теперь. Он чувствовал, что не в силах вынести ее снова, и стиснул зубы, опасаясь, что вот-вот заплачет, горько, не по-мужски, или даже зарыдает в голос.
— Таламаска убила его, — сказал Юрий. — Кто еще смог бы так поступить? Лэшер мертв. Он не мог сделать это. Они ответственны за все убийства. Талтос убивал женщин, но никогда не убивал мужчин.
— Это Эрон убил Талтоса? — спросил Эш. — Был ли он отцом?
— Нет. Но он любил там одну женщину, и теперь, возможно, ее жизнь тоже будет разрушена.
Юрию хотелось закрыться в ванной. У него не было четкого представления о том, что он намерен сделать. Сесть на мраморный пол, а быть может, встать на колени и зарыдать…
Но никто из этих странных людей не должен это слышать. С участием и заботой они увели его обратно в гостиную и усадили на софу, причем высокий более, чем другой, заботился о его больном плече, а маленький человек ринулся на кухню, чтобы приготовить горячий чай, и принес несколько пирожных и печенье на тарелке. Легкая еда, но тем не менее соблазнительная.
Юрию показалось, что огонь в камине горит слишком сильно. Его пульс учащался. И в самом деле, тело покрылось потом. Он снял с себя тяжелый свитер, стянув его через голову, и это движение спровоцировало возвращение сильной боли в плече. Стягивая свитер, он вспомнил, что под ним ничего не надето, и теперь сидел с голой грудью и свитером в руках. Чувствуя себя неловко, он прижал свитер к себе,
Он услышал странный слабый звук. Маленький человек принес ему белую рубашку, все еще обернутую в картонную упаковку из прачечной. Юрий взял ее, расстегнул, надел на себя. Слишком большого размера, она оказалась велика. Должно быть, рубашка принадлежала высокому — Эшу. Он закатал рукава и застегнул несколько пуговиц, чувствуя признательность карлику за возможность прикрыть наготу. Ему стало уютно, словно в просторной и мягкой пижаме. Свитер лежал на ковре. Он мог видеть травинки, прутья и кусочки земли, прилипшие к шерстинкам.
— Я думал, что это так благородно, — сказал он, — не звонить ему, не беспокоить; сперва залечить свои раны и встать на ноги и только после этого позвонить — когда я буду совершенно здоров.
— Почему Таламаска убила Эрона Лайтнера? — спросил Эш.
Он возвратился в свое кресло и сидел со сжатыми между колен руками. И снова он был прямой, как шомпол, и казался невероятно прекрасным.
Боже всемогущий! Это было, как если бы Юрий от удара потерял сознание и видел все окружающее в первый раз. Он заметил простой черный ремешок от часов на руке Эша и сами золотые часы с цифровой шкалой. Он видел рыжеволосого горбуна, стоящего у окна, которое тот приоткрыл немного, так как огонь в камине уже ревел. Он почувствовал прикосновение ледяного лезвия ветра, прорезавшего всю комнату. Он увидел, как огонь отступил и зашипел
— Юрий, почему же?
— Я не могу ответить. Я все еще надеялся, что мы ошиблись, что они не приложили к этому руку, что не они убили невинных людей, что это невообразимая ложь или еще что-нибудь подобное: что у них есть женщина и что они всегда хотели осуществить этот замысел Я не могу подумать о такой отвратительной причине. Ох, я не собирался оскорбить вас.
— Разумеется нет.
— Я хочу сказать, что я думал, будто их цели возвышенны, все их помыслы и действия чисты — орден ученых, которые ведут записи и проводят исследования, но никогда эгоистически не вмешивается в то, что они наблюдают, а лишь изучают сверхъестественное. Думаю, я был дураком! Они убили Эрона, потому что он знал обо всем этом. И именно потому они должны убить меня. Они должны дать возможность ордену снова заниматься обычными делами, не тревожиться обо всем этом. Они должны наблюдать за Обителью. Они должны принять меры, чтобы любой ценой предотвратить мое приближение к ней. Они должны предусмотреть прослушивание всех телефонных разговоров. Я не должен звонить туда, или в Амстердам, или в Рим, если захочу. Они перехватывают любой факс, который я отсылаю. Они никогда не отзовут этого наблюдателя, никогда не прекратят за мной слежку, пока я не умру.
