Сьюзан Хаббард - Иная
Уже не первую неделю я замечала, что миссис Макги несколько рассеянна. Утренняя овсянка подгорала сильнее, чем обычно, а вечерняя запеканка зачастую оказывалась вообще несъедобна.
В то утро она уронила кастрюлю с кашей, снимая ее с плиты. Кастрюлька ударилась об пол и подскочила, забрызгав клейкой субстанцией весь линолеум и туфли миссис Макги. За исключением короткого вздоха она никак не отреагировала. Она просто пошла к раковине и вернулась с полотенцами.
— Я помогу.
Из-за радости, что мне не придется это есть, я чувствовала себя виноватой.
Она присела на корточки и посмотрела на меня снизу вверх.
— Ари, — сказала она, — мне и вправду нужна твоя помощь. Но не поэтому.
Она прибралась и подсела ко мне за кухонный стол.
— Почему ты не гуляешь с Кэтлин в последнее время? — спросила она.
— Она слишком занята, — ответила я. — Школьные дела, спектакль, оркестр и все такое.
Миссис Макги покачала головой.
— Она ушла из спектакля. И флейту бросила. Она даже перестала теребить меня, чтобы я купила ей мобильник. Она изменилась, и это меня беспокоит.
Я не видела Кэтлин с Хеллоуина.
— Простите, я не знала.
— Не могла бы ты ей позвонить? — Она машинально почесала предплечья, на которых я заметила красноватую сыпь. — Я бы хотела, чтобы ты как-нибудь приехала к нам с ночевкой. Может, на этих выходных?
Я согласилась позвонить Кэтлин.
— Миссис Макги, вы когда-нибудь видели фотографию моей мамы? — Я не собиралась задавать этот вопрос, но подумывала об этом.
— Нет, никогда, — медленно ответила она. — Но на чердаке может что-нибудь быть. Именно туда убрали все ее вещи. Когда я только начала работать здесь, мисс Рут и Деннис упаковывали их.
— Какие вещи?
— Одежду и книги в основном. Видно, твоя мама была заядлым книгочеем.
— А книги какие?
— Этого я не знаю. — Она отодвинула свой стул. — Тебе лучше спросить у папы.
Я извинилась и отправилась наверх. Лестница на третий этаж не была покрыта ковром, и мои шаги громко отдавались на ней. Но дверь на чердак оказалась заперта.
Я двинулась дальше вверх по последнему маршу. С каждым шагом воздух становился все холоднее. Верх дома всегда был неприветлив: то слишком холодно, то слишком жарко, но сегодня холод меня не волновал.
Внутри купола я уселась на высокий табурет, установленный перед круглым окном — мой глаз во внешний мир, — и устремила взгляд наружу, поверх крыш соседних домов, мимо серого неба над головой, в синюю даль. За домами, за городом под названием Саратога-Спрингс, лежал бескрайний мир, ожидающий своего исследователя.
Я подумала о прабабушке из «Принцессы и гоблина», которая жила в комнате с прозрачными стенами, наполненной запахом роз и освещенной своей собственной луной, подвешенной высоко над миром. Она дала своей правнучке Принцессе клубок невидимых ниток, который вывел ее из беды, от гоблинов, обратно в комнату, пахнущую розами.
Принцесса, как и я, потеряла мать. Но у нее был клубок.
— Тебе когда-нибудь снятся кроссворды? — спросила я папу, когда мы встретились во второй половине того же дня.
На секунду лицо его застыло — бесстрастное выражение, которое он обычно напускал на себя, когда я заговаривала о маме. Я поняла: опять задала вопрос, ответ на который знала.
— Ей снились, маме? Она видела во сне кроссворды?
— Видела.
Потом он сказал, что подобные сны являются признаком «гиперактивности мозга», и посоветовал мне массировать стопы перед сном.
А затем приступил к очередному уроку физики.
Мы увлеченно обсуждали феномен электромагнитного излучения, когда в дверь негромко постучали и в щелке показалось уродливое лицо Рут.
— Курьеру надо с вами поговорить, — сказала она, старательно избегая смотреть на меня.
— Извини, Ари. — Отец встал и вышел из комнаты.
Прошло несколько минут, он не вернулся, я подошла к окну и отодвинула тяжелые портьеры. Во дворе у черного хода стояла черная машина с надписью «Похоронное бюро Салливана» на боку.
Еще минут через десять я услышала, как снова открывается дверь. Я стояла перед висевшей на стене композицией в застекленной бронзовой раме викторианской эпохи. Внутри, навек запечатанные, помещены три коричневых крапивника, бабочка монарх и два снопика пшеницы. Но я смотрела не на них — изучала изогнутое отражение в выпуклом стекле.
За спиной раздался голос Рут.
— Он велел передать тебе, что сегодня не вернется, — сказала она. — Говорит, что ему очень жаль.
У меня была мысль перед ней извиниться, но ее тон был таким высокомерным, что я поняла, что никогда этого не сделаю.
— Почему он не сможет вернуться? — спросила я.
— Он нужен внизу. — Кухарка громко, с присвистом дышала.
— Почему? Зачем?
Она сверкнула на меня своими маленькими черными глазками.
— Это дела фирмы. Откуда столько вопросов? Ты что, не понимаешь, сколько от тебя неприятностей? — Она направилась к двери, но, открывая ее, повернула голову. — И зачем тратить время, разглядывая свое отражение? Ты знаешь, кто ты такая.
Рут захлопнула дверь за собой. На мгновение я представила, как догоняю ее, выдергиваю волосы с подбородка, хлещу по щекам или… делаю что-нибудь похуже.
Вместо этого я поднялась к себе и позвонила Кэтлин.
— У меня сегодня занятия отменились, — сказала я ей.
Проезжая на велосипеде по усыпанной гравием дорожке от гаража на улицу, я заметила, что похоронная машина уехала. Может, отец уже поднимается наверх? Я заколебалась, но решила не возвращаться. Кэтлин ждала меня.
Стоял тусклый ноябрьский день, пропитанный запахом опавшей листвы. Встречный ветер леденил щеки. Вскоре пойдут снегопады, и велосипед будет стоять в гараже до апреля, а то и до мая.
Войдя в кафе, я сразу увидела подругу в дальней кабинке.
На ней был черный свитер и черные брюки. Она пила кофе. Я села рядом и заказала колу.
— Какая интересная подвеска, — сказала я.
На шелковом шнурке, рядом с фланелевым травяным мешочком висел серебряный кулон.
— Это пентакль, — пояснила она. — Ари, я должна тебе сказать, я стала язычницей.
Официант принес мою газировку. Я медленно разогнула соломинку, думая, что ответить.
— Это может означать несколько вещей, — решилась я наконец.
Кэтлин запустила пальцы в волосы. Ногти у нее были покрыты черным лаком, да и волосы она, похоже, недавно подкрашивала. Я, во флисовой курточке и джинсах, рядом с ней чувствовала себя обыденной и скучной.