Адам Нэвилл - Ритуал
Люк внимательно посмотрел на Хатча. Словно ожидая финального резюмирования, которое пролило бы свет на то, как это поможет им выбраться из леса. Он не хотел, чтобы энтузиазм Хатча закончился рефреном, что они заблудились в лесу с неисследованным захоронением, которому 4000 лет. И что они потратили сегодня шесть часов, чтобы прийти к нему по старой тропе. Тропе со следами от колес телеги, ведущей от тех затерянных среди деревьев, жутких домов. Хатч подмигнул ему. — Давай, пошли в часовню.
Каменный ярус у фундамента просел в черную земли, а следующий ярус сполз вниз, накренив все строение к земле. Прямые углы и линии выгнулись. Все здание перекосило. Крыша отсутствовала. Некоторые балки с шиферной плиткой сохранились, обнажившись как кости почерневшей грудной клетки. Трехоконные переплеты с обеих сторон зияли пустотой. С железных шарниров свисали остатки сгнивших деревянных ставень. Всякие другие видимые металлические части либо почернели, либо проржавели насквозь.
В двадцати футах от разрушенного крыльца часовни молча сидели на своих рюкзаках деморализованные и обессиленные Фил с Домом. Дом снова закатал штанину и придерживал грязную повязку, наложенную Хатчем на распухшее колено. Рот у него был разбит, а из рассеченной нижней губы все еще текла по грязному подбородку кровь. Кончик носа покраснел и распух, верхняя губа была малинового цвета. Из ноздрей торчали кусочки туалетной бумаги.
Стоя у крыльца часовни, Люк с дискомфортом понял, что они с Домом оказались так близко друг от друга впервые с момента их драки. Он едва мог поверить в случившееся. Он стыдился инцидента и был обеспокоен своим душевным состоянием. Он был обессилен, сахар в крови понижен… он почти не спал последние трое суток… и все же. Это он напал на Дома. На Дома, своего друга.
Вплоть до сего момента Люк держался тропы, ведущей к кладбищу. Он шел впереди и следил, чтобы остальные видели его и знали, что идут в правильном направлении. Иногда Хатч кричал, — Шеф, где ты? — или, — Шеф, покажись!
Но теперь, когда они с Хатчем, закончив прогулку по кладбищу, обратили внимание на разрушенную церковь, и все собрались в одном месте, Люку стало труднее держать дистанцию от Дома.
Когда он увидел, что сделал с лицом Дома, ему стало плохо. Чувство вины продолжало вызывать в его памяти выражение шока и страха на лице Дома во время его второй атаки, и он едва мог думать о чем-то другом. Оно душило его. Когда он вернется домой, ему придется обратиться за помощью. Потому что подобная потеря самоконтроля случается с ним уже не впервые.
Ему отчаянно хотелось извиниться, но допустить очередную стычку он не мог. А она произойдет, рано или поздно. В какой-то момент Дому придется выпустить пар. Люку оставалось лишь убеждать себя, что он искупит вину тем, что выведет их из этой глуши. Он найдет выход. Сперва воду, потом выход. Он сделает это для тех, кого когда-то любил как братьев, даже если их дружбе пришел конец.
Хатч уставился на выветренную каменную арку над дверным проемом. Наклонился ближе и осторожно поскоблил камень перочинным ножом. Люк стоял у него за спиной. Если бы тлеющая злоба не лишила Дома дара речи, он уже сейчас бы орал на Хатча, требуя объяснить, что тот нашел в этих старых кусках камня, тогда как он проголодался, промок и заблудился. По крайней мере, приятно было не слышать, как этот голос нарушает тишину и уединение, которое им удалось найти среди этих бесконечных зарослей.
Хатч похлопал рукой по арке, словно показывая, что она выстоит даже когда остальное здание обратится в груду камней.
Два ее каменных столба были покрыты изображениями то ли людей, то ли животных. Из-за слоя лишайника, который Хатч пытался отковырять перочинным ножом, трудно было сказать, что именно они из себя представляли. Персонажей и скачущие фигурки в центре каждого столба обрамляли рунические надписи и прочая неразборчивая резьба. На оббитой известковой арке над гранитными колоннами были вырезаны колеса с угловыми отметинами. Сверху дверной проем должен был завершать деревянный конек, но от него остались лишь темные сырые обломки.
Стены внутри были некогда покрыты штукатуркой. Почти вся она отпала, обнажив грубые гранитные блоки. Открытый камень был испещрен молочно-зеленым лишайником. Напротив кафедры, похожей на грубо вытесанную из скалы каменную глыбу, стояли в два ряда останки провисших, деревянных скамеек. Сгнивших от сырости и пораженных черным грибком. Верхняя часть алтаря была покрыта лесным мусором. Пол был чуть ли не по колено завален перегнившей листвой и мертвыми ветками, нападавшими сквозь дырявую крышу.
— Небольшой приход. — сказал Хатч. — Человек двадцать, где-то.
Люк не мог заставить себя говорить. Он испытывал неловкость в присутствии Дома. Чувствовал, как спину сверлит его ненавидящий взгляд.
— Хотя, странно. Очень странно. — Хатч ступил из-под арки на пол церкви. Люк последовал за ним. Пол был мягким, как губка. Буквально шевелился под ногами, словно он ступал по матрасу. Внезапно пол накренился.
Хатч тут же упал на бок, провалившись почти по пояс в листья за первым рядом скамей. — Черт. — Хатч не мог сдвинуться с места. — Я провалился!
Люк посмотрел себе по ноги. — С тобой все в порядке?
Хатч не ответил. Не в состоянии двигать ничем, кроме головы, он смотрел вниз, туда, куда исчезли его ноги. Потом приподнялся на одной руке, погрузив ее по локоть в гнилые листья, чтобы найти точку опоры.
— Хатч, с тобой все в порядке?
— Думаю, да. Только боюсь посмотреть.
— Вот. Хватайся за руку.
— Осторожно, — сказал Хатч. — Здесь все прогнило насквозь.
Люк остановился, затем медленно двинулся к стене слева, интуитивно чувствуя, что у основания стен пол должен быть крепче.
Хатч стоял, целиком погрузившись в образовавшееся отверстие. — Хорошо, что древесина мягкая. Представь, что натворили бы щепки.
— Или ржавые гвозди.
Хатч запрокинул голову назад и закричал дырявой крыше, — Да пошла ты на хрен! — Затем вытащил ногу из ямы и попытался нащупать подходящий кусок доски справа от себя, способный выдержать его вес.
— Я иду, — сказал Люк.
— Не. Так мы оба провалимся.
Люк издал приглушенный смешок, показавшийся ему каким-то слишком агрессивным. Он замолчал, спрятав улыбку.
Сбоку пол был прочнее, и Люк осторожно стал пробираться к последнему ряду скамей. Затем перешагнул через первую черную скамью и оказался в пространстве между двумя рядами. Он едва смог поместить между ними одну ногу. — Похоже, люди здесь были совсем маленькими. Как дети.
Его собственные наблюдения слабо, но ощутимо нервировали его. Это всегда касалось интерьеров исторических зданий, где он проходил, нагнувшись, через крошечные двери и видел маленькие кровати, некогда служившие давным-давно умершим людям. Возможно, это было внезапным и нежелательным напоминанием о бренности его собственной жизни, заставляющим остро и болезненно испытывать ощущение пугающей потери. Все проходит. Все, кто жил здесь и пользовался этой мебелью до того, как она стала антиквариатом, давно обратились в прах. Промозглая гнетущая атмосфера замкнутого, истлевшего пространства, в котором он находился, лишь усугубляла чувство одиночества. Несмотря на дождь, он был рад, что здесь не было крыши. Был рад даже этому тусклому макрелевому свету. Внезапно он почувствовал благодарность к остальным за компанию. — Святым это место можно назвать в самую последнюю очередь, — выпалил он, не удержавшись.
