А.Р. Морлен - Сборник — Финт хвостом
Чего я хотела вообще? Историй о кошках — по самому широкому спектру. Изъясняясь метафорически — нечто типа «пожарного» научно-фантастического «тур де форс» Сьюзен Уэйд. Теория хаоса, разрушение человеческих отношений.
Если поконкретнее — многое тут фокусируется на разнесчастных судьбах «аутсайдеров общества» и их кошек (хорошие примеры — рассказ Джоэла Лэйна и совместное творчество Коджа—Мальзберга). Есть и черный, на грани, юмор — такой, как в джейн-йоленовской «поэме фауны» или в истории Майкла Каднума «Человек, который обижал кошек». Короче, антология, посвященная кошкам — необычным, интригующим, ужасающим. Но — не кошкам жестоким, но — не кошкам замученным. Хотя... есть и немножко «кошачьих мучений», иногда — серьезных, иногда — просто диковатых. Есть и парочка-другая «плохих кошек». (Жестоких? Сильно сомневаюсь...)
Главное — не забывайте: перед вами сборник произведений в жанре «ужасов» и «саспенса».
Наслаждайтесь!..
А.Р. Морлен — НИКАКОЙ РАЙ НЕ БУДЕТ РАЕМ...
Простых кошек не бывает...
КолеттВ недалеком прошлом те, кто ездил по дороге Литл Иджипт, там, где южный Иллинойс сливается с Кентукки в районе реки Камберленд, замечали рекламу Жевательного табака Каца, нарисованную на сараях вдоль дороги, — в то время Говард Гарни много работал. Теперь, чтобы увидеть творения Гарни, придется ехать или лететь куда-нибудь в Нью-Йорк или — если, конечно, повезет — застать где-нибудь какую-то из его передвижных выставок. Хотя организаторам выставок не мешало бы застраховаться — ведь Гарни был своеобразным Джексоном Поллоком в настенной живописи, он работал с красками, которые попадались под руку, думая как можно быстрее закончить и получить деньги, поэтому за его работами на стенах сараев надо было ухаживать, как если бы они были нарисованы сахарной карамелью или паутиной, — ведь краска нередко осыпалась на гнилые доски. Кто-то говорил мне, что за этими картинками с рекламой Каца надо ухаживать так же, как за редкостями из египетских гробниц.
Но, кроме недолговечности его работ, египетский аспект значил для Гарни гораздо больше, чем реклама Жевательного табака Каца, — он жил ради этих кошек.
Да и умер он из-за них. Но это уже другая история... о ней вы никогда не узнаете из книжек с фотографиями настенных творений Гарни и не услышите в передачах, посвященных его жизни и работе. Но кое-кто рассказывал о египтянах, которые общались с ним... несмотря на то, что Говард знал, что кошки не боги, но он все равно их любил. И поэтому они отвечали ему любовью.
Когда я впервые познакомился с Говардом Гарни, я подумал, что это один из типичных стариков, которых можно увидеть в сельской глубинке: штаны слишком большого размера, поддерживаемые подтяжками или затянутые ремнем так туго, что едва можно было дышать, спина вопросительным знаком и плечи, подтянутые к воротнику, — такие старики обычно носят застиранные бейсболки или шотландские шапочки с помпонами, и независимо от того, как часто они бреются, их щеки всегда украшает восьмидюймовая щетина, покрытая слоем пыли. Такие люди обычно могут замешкаться на краю тротуара, потом останавливаются и стоят, погруженные в раздумья. Их не замечаешь до тех пор, пока такие старики не начинают кашлять.
Я устанавливал диафрагму на фотоаппарате, когда услышал его кашель в двух футах от меня — такие звуки моментально привлекают внимание. Это было в один из таких дней, когда облака закрывают солнце каждые несколько минут, постоянно изменяя количество естественного света, падающего на сарай, расписанную сторону которого я пытался сфотографировать... Машинально я оглянулся и произнес:
— Я не мешаю? Я пытаюсь настроить фотоаппарат.
Старик продолжал стоять, его руки по запястья тонули в карманах брюк, темные пятна от жевательного табака виднелись на его небритом подбородке, он уставился на меня затуманенными бледно-голубыми глазами. После нескольких попыток разомкнуть губы он наконец сказал:
— Ни одна уважающая себя кошка не хочет стать моделью... приходится рисовать в тот момент, когда на тебя не обращают внимание...
— Ага, — сказал я, вновь обратив внимание на шестифутовую кошку, нарисованную рядом с легендарным текстом: «Жевательный табак Каца — это кошачье мяу».
Эта кошка Каца была одной из лучших, из всех, что я видел, она была не похожа на другие плакаты с кошками, например Чесси из рекламы железных дорог, каждая кошка Каца была чем-то новым: другой цвет, другая поза, иногда изображалось несколько кошек сразу. Но эта была настоящим произведением искусства: серый тигр, животное, чью шкуру хотелось погладить и которая ощущалась мягкой, все кончики волос были белыми, и это придавало кошке своеобразную ауру, ее мягкая толстая шея говорила о том, что это скорее кот, достаточно взрослый, чтобы приносить потомство, но не такой старый, чтобы мочиться под себя или бояться драк. Это был молодой самец, двух— или трехлетний. У него были благородные глаза, доверительный взгляд зеленых глаз с легкой желтизной, серо-розовый нос и рот, скрывавший кончики клыков. Он лежал на боку, так что были видны все четыре подушечки лап, каждая из которых была окрашена серыми и розовыми тонами, и может быть, даже каких-то оттенков не хватило в палитре художника. Его хвост был загнут кверху и покоился на задней лапе, он был загнут колечком... Но что-то в этой милой мордочке говорило, что стоило только погладить его грудку и сказать «Иди ко мне», и кот прыгнет прямо к вам в руки...
Но... учитывая то, что кот был серого цвета, а сарай, бывший фоном, быстро менял яркость, мне приходилось настраивать диафрагму, иначе мне бы не удалось запечатлеть этого кота Каца. Но облака перемещались все быстрее и быстрее...
— По-моему, Малыш сегодня не хочет фотографироваться, — произнес старик добродушным тоном, и я упустил очередную возможность сделать снимок в тот момент, когда снова выглянуло солнце.
Фотоаппарат повис у меня на груди, и я оглянулся и спросил:
— Это ваш сарай? Мне надо заплатить за то, что я фотографирую?
Старик кротко взглянул на меня, его затуманенные глаза широко раскрылись и в них отразилась боль, когда он произнес очередную фразу.
— Я уже получил за это деньги, но я хочу сказать, что это мой кот...
Когда он сказал это, все мое раздражение и недовольство моментально рассеялись и превратились в чувство стыда, смешанное с благоговейным страхом — этот старик в широченных штанах, должно быть, был тем самым Говардом Гарни, художником, который разрисовывал все сараи рекламой табака Каца по всему южному Иллинойсу и западному Кентукки, человеком, который еще пару лет назад продолжал рисовать и прекратил этим заниматься только тогда, когда возраст не позволил ему подниматься и спускаться по стремянке.
