Джи Майк - Должник
— Отпусти его, — жёстко произнёс вдруг гортанный голос за спиной.
Сёмка на секунду застыл. Медленно обернулся. В пяти шагах, скрестив на груди руки, стоял тщедушный, тонкогубый, с блёклыми вылинявшими глазами мужичонка. И что-то было в этом задохлике такое, что желание послать его по матери у Сёмки Переля враз пропало.
— Ты кто? — выдохнул Сёмка.
Выпустил верёвку, распрямился во весь рост, шагнул мужичонке навстречу.
Тот не ответил, лишь одарил Сёмку невыразительным безучастным взглядом. Но было в этом взгляде нечто, от чего могучий, налитый яростью и силой Перель отшатнулся. И, не удержавшись на ставших вдруг гуттаперчевыми ногах, грузно осел на землю.
Обогнув Сёмку по короткой дуге, мужичонка приблизился к задыхающемуся, мучающемуся в корчах полицаю. Присел, ослабил верёвку, обернулся и сказал гортанно, с едва уловимым восточным акцентом:
— Я беру этого человека под свою руку.
2015-й. Верона, ИталияОт Милана я добирался когда автостопом, когда пешком. Я не знал, зачем мне нужно в Верону, так же, как не знал до этого, почему лечу из Тегерана в Лондон, плыву из Манилы в Осаку или бреду из Мюнхена в Брюссель.
Когда-то, много лет назад, цель моих странствий интересовала меня. Потом перестала. Меня больше не тревожило, будут ли меня резать портовые налётчики в Коста-Рике, ставить к стенке северокорейские пограничники или избивать смертным боем повстанцы-подпольщики в Сомали. И то, и другое, и третье было одинаково скверно.
Так или иначе, меня влекло, несло, волочило туда, где я оказывался в центре событий. Кому-то препятствовал, кого-то останавливал, кого-то спасал. Получая в награду грязь, побои и раны. И ещё крохотный, эфемерный кусочек, лоскуток надежды, что сегодня, именно в этот раз, всё закончится и я, наконец, отдохну.
Иногда мне кажется, что это он, призрак надежды, гнал по миру моих предшественников и будет гнать тех, кто займёт моё место после меня.
Запах дыма я почуял на виа Стелла, а потом увидел вспухающие в небо клубы и услышал людские крики. Я ускорил шаг, затем побежал, помчался опрометью. На углу с виа Нуццо горел обнесённый кирпичным забором трехэтажный особняк старой постройки. Толпа зевак запрудила виа Нуццо, со стороны Корса Кава нарастал пронзительный вой пожарной сирены.
На третьем этаже с треском разлетелось стекло, из окна полыхнуло оранжевым, мгновенно сменившимся на сизо-чёрный. А затем раскололось стекло по соседству, но вместо цветов пожара в окне плеснуло белым.
— Порко мадонна, там ребенок! — ахнул оборванец-лаццарони в двух шагах от меня.
— Ребёнок, — подхватила толпа. — Ребёнок, мальдизионе!
Расталкивая зевак, я понёсся к особняку. Помимо воли, помимо желания, помимо всего. Сиганул на крыльцо, высадил плечом дверь и нырнул в огонь.
Два часа спустя в церквушке на виа Капелло, той, где, возможно, исповедовалась в грехах Джульетта Капулетти, я вознёс молитву Христу. Сложив обожжённые, ободранные при спуске по водосточной трубе ладони, я в сотый, в тысячный раз ждал его слова. Не дождался, выбрался из церкви наружу и упал, распластав руки, на мостовую лицом вниз.
Я устал, смертельно устал. Настолько, что убираться из города по собственной воле не было сил. Я знал, что сегодня ночью меня уже здесь не будет. Уйду ли я пешком, угоню со стоянки автомобиль, сяду на рейсовый автобус или попросту пальцем о палец не ударю. Последний вариант, как правило, сопровождался побоями. Мне было наплевать.
На этот раз, правда, обошлось без рукоприкладства.
— Бродяга? — небрежно осведомился полицейский сержант.
— Точно, — признался я и, не дожидаясь следующего вопроса, пояснил: — Бродяга, нищий, ещё и нелегал. Документов нет. Денег нет. Вида на жительство нет. Ничего нет.
Сержант на секунду растерялся, заморгал. Вскоре, однако, провинциальная казённая ряшка, как обычно, расцвела пониманием.
Через полчаса два солдафона вывезли меня за пределы города в полицейском джипе. Напутствовали на прощание лёгким пинком и умчались прочь.
По обочине неширокого ухоженного шоссе я побрёл, куда глядели глаза. Добрался до дорожной развязки, поднял руку. Через минуту забрался в кабину гружённой апельсинами дальнобойной фуры и укатил на юг. На следующий день, на подъезде к Неаполю, я осознал, что мне надо в США. Это осознание пришло, как всегда, внезапно и неизвестно откуда. И, как всегда, я не мог, не в силах был ему противиться. К шести вечера в аэропорту Каподикино я, проигнорировав полицию и таможню, поспел на лос-анжелосский рейс.
1946-й. Берёзово, Витебской областиОшеломлённо вытаращив глаза, Сёмка Перель смотрел, как невзрачный тонкогубый незнакомец хлопочет вокруг полумёртвого полицая. Снимает с шеи петлю, оттаскивает в сторону, прислоняет спиной к сосновому стволу, подносит к губам флягу с водой.
— Ты кто? — повторил недавний вопрос Сёмка. — Ты что творишь?
Незнакомец обернулся. Секунду, наморщив лоб, думал. Потом сказал:
— Меня зовут Шота Мгеладзе. Я из Тбилиси. Когда-то, много лет назад, звали тифлисским душителем. Ты можешь уходить, я пришёл сюда не за тобой. Ты понял?
Сёмка понял. Сглотнул. Превозмогая слабость и оторопь, заставил себя собраться. Один гад пришёл выручать другого. Тифлисский душитель — спасать дружка, берёзовского душегуба.
Сёмка Перель рванулся, оттолкнулся от земли, отчаянным усилием бросил себя на Мгеладзе. И… не достал. Неведомая и невидимая сила перехватила Сёмку, прервала прыжок, опрокинула, не дала дотянуться распялёнными пятернями до горла.
Тифлисский душитель хмыкнул и отвернулся. Задыхаясь, судорожно хватая ртом воздух, Сёмка Перель корячился на земле и тщился ползти. Ему не удавалось, он хрипел, ярость и ненависть раздирали его, рвались наружу и разбивались о невидимый барьер.
— Я пришёл за тобой, — не обращая внимания на Сёмку, негромко сказал Купцову тифлисский душитель. — Я, Шота Мгеладзе, силой и властью, данными мне свыше, обрекаю тебя на жизнь…
2015-й. Сан-Квентин, Калифорния, США— По какому делу, сэр? — охранник у тюремного входа козырнул, шагнул в сторону, освобождая напарнику сектор обстрела на случай неожиданностей.
— По личному.
— Сэр, это государственная тюрьма Сан-Квентин. Действующая. У нас не бывает туристов.
— Я не турист, у меня здесь дело, — объяснил я терпеливо. — Мне нужно попасть во внутренний дворик второго блока.
— Ваши документы, сэр.
— У меня нет документов.
Привычная, оскомину набившая процедура, завершившаяся пониманием на лицах.
— Проходите, сэр, прошу вас.
