Ричард Матесон - Зеркало, зеркало…
Две женщины, забыв про чай и глазированные кексы, во все глаза глядели на вздрагивающую Валери Касл.
— Какой кошмар! — сказала одна из них.
— С моей сестрой было нечто похожее, — добавила другая. — На любой водной поверхности она видела мордочку своего трагически погибшего пекинеса. Песик угодил под копыта взбесившейся лошади.
— Что же делать? — спросила перепуганная Валери Касл. — Я просто в ужасе… Боюсь посмотреться в другое зеркало: вдруг снова увижу то лицо?
— Получается, с того момента ты больше не смотрелась в зеркало? — спросила первая женщина.
— Да, — выдохнула Валери. — Я боюсь.
— Но ты сама сказала, что видение было мимолетным, — продолжала первая женщина. — То есть искаженное лицо ты видела всего мгновение, а потом оно распалось, и ты снова увидела свое собственное лицо.
— Совершенно верно, — подтвердила Валери Касл.
— В таком случае это не что иное, как временное помрачение сознания, — заявила первая женщина. — Хороший психоаналитик с этим справится.
— А то лицо хоть отчасти было похоже на твое? — спросила вторая женщина.
— Я тебя умоляю, — простонала Валери.
— Я хотела сказать, похоже на то, каким бы могло стать твое лицо после какой-нибудь страшной катастрофы.
Валери подалась вперед. Она напоминала прекрасную каменную статую.
— Этого-то я и боюсь, — глухим голосом призналась она. — И никак не отделаться от этой мысли.
— А я не верю в подобную чушь, — сказала вторая женщина. — Помрачение сознания, и не более того. Тебе нужен врач, но ни в коем случае не медиум.
— Я сама хочу верить, что это временное помрачение, — вздохнула Валери. — Отчаянно хочу.
— У меня есть личный психоаналитик, — сказала вторая женщина. — Вечером я ему позвоню и предупрежу о твоем визите. А сейчас… достань зеркальце из своей сумочки.
— Мне страшно, — пробормотала Валери Касл.
Ее пальцы, обтянутые белыми перчатками, тряслись.
— Ты должна это сделать, — настаивала женщина. — Посмотреть в зеркало — это способ исцеления. «Загляните в лицо проблеме, и проблема потеряет лицо». Хорошая фразочка. Я усвоила ее от доктора Мотта. Он и есть мой психоаналитик. Давай, вынимай зеркальце.
Дрожа и холодея от предчувствий, Валери Касл медленно раскрыла сумочку и взялась негнущимися пальцами за край зеркальца.
— Смелее, — сказала ей первая женщина.
— Я бы ни за что на такое не отважилась, — призналась вторая.
Валери Касл отважилась.
Служанка подала домашние пирожные с вишнями. Как она ни старалась, ей не удалось спрятать оскорбительное любопытство. «А Джон ничего не заметил», — с раздражением подумала Валери. Впрочем, Джон не отличался восприимчивостью. Жутко ненаблюдателен — вот его точнейшая характеристика.
Эти мысли, словно осы, жалили мозг Валери Касл, когда она равнодушно вонзила вилку в пирожное.
«Они ведь все равно будут пялить на меня глаза, разбирать по косточкам и судачить за моей спиной».
— Восхитительное пирожное, — сказал мистер Касл.
«Стоило мне один раз закричать от страха, и они уже таращатся как на сумасшедшую. Почему я должна терпеть это хамство?»
— Дорогая, пирожное — просто пальчики оближешь, — сказал мистер Касл.
«То лицо — всего лишь результат временного помрачения ума. Не более чем пятнышко на сознании. Завтра утром я съезжу к психоаналитику, который сотрет это пятнышко. Иначе и быть не может. Когда я смотрелась в зеркальце из сумочки, я видела только свое лицо. Потом дома я смотрелась в два десятка разных зеркал, и в каждом отражались мои привычные черты».
— Дорогая, ты меня слышишь?
«Неужели из-за одного крика меня будут изводить наглым разглядыванием?»
— Валери!
— Ну что тебе? — раздраженно спросила она.
— Я говорю, пирожное просто чудо. Неужели тебе не понравилось?
— Зачем донимаешь меня дурацким вопросом? Ты же знаешь, что я равнодушна ко всяким кондитерским изыскам.
— Конечно, конечно. Я… Прости, дорогая. Всего лишь хотел сказать, что в этот раз пирожные удались на славу.
«Если и дальше будут столь бесстыже пялиться на меня, придется их уволить. Другого выхода нет. Скажу Джону, что слуги обленились вконец. Говорить ему о своих ощущениях бесполезно. Он лишен способности понимать такие вещи».
— Что? — сказала она, прослушав его вопрос.
— Позвонить, чтобы принесли кофе? — повторил муж.
— Меня-то зачем об этом спрашивать? — утомленно выдохнула Валери. — Звони, если тебе так надо.
На губах Джона Касла мелькнула улыбка. Он позвонил в колокольчик. Служанка на кухне набрала в легкие побольше воздуха и взяла тяжелый полированный кофейник. Она спиной открыла дверь в столовую, затем повернулась и поплелась к тому краю стола, где сидела хозяйка.
Поставив кофейник, служанка сразу же ушла. Валери поднесла чашку под носик крана. В чашку полилась дымящаяся черная струйка, а взгляд Валери инстинктивно переместился, что бывало всегда, когда рядом оказывалась зеркальная поверхность.
Онемевшие пальцы не удержали чашку, темный поток побежал по гладкой дубовой столешнице, чтобы водопадом излиться на пол. Кран оставался открытым, и дымящаяся жидкость заполняла вычурное блюдо под кофейником. Джон Касл вскочил, испуганно тараща глаза.
Валери быстро завернула кран, еще быстрее накрыла пролитый кофе полотняной салфеткой, потом встала.
— Любовь моя, ты не обожглась? — заботливо спросил мистер Касл, подходя к ней.
— Пустяки.
Ее туфельки мягко стучали по ковру гостиной.
Встревоженный муж бросился следом.
— Дорогая, постой!
— Оставь меня в покое! — закричала Валери.
Слуги вторично слышали ее крик.
А каблучки уже щелкали по ступенькам винтовой лестницы. Их стук не затихал до тех пор, пока она, запыхавшись от быстрой ходьбы, не оказалась в тишине своей комнаты, перед большим зеркалом туалетного столика. По другую сторону, в коридоре, топтался муж.
Что это было? Воображение, обманутое выпуклой поверхностью кофейника? Или она и вправду снова увидела то жуткое лицо?
От страха перехватило горло, от беспомощности тряслись руки. Галлюцинация или правда?
Она должна знать.
— Валери, дорогая! Ну скажи, что случилось?
Удары ее сердца казались звоном литавр. Валери подняла глаза и посмотрела в зеркало.
Мгновением позже в зеркале отражался лишь женский будуар. Хозяйка будуара без чувств лежала на ковре под грудой щеток, расчесок, тюбиков и баночек. На ее простертую руку мучнистыми снежинками падали крупицы талька.