Олег Северный - 2012. Танго для Кали
Благодарю всех друзей и недругов за то, что они помогли мне стать тем, кто Я есть.
ЧёрныйПРОЛОГ
В просторном зале на втором этаже дома на Дворцовой набережной суетливо метался, чём-то неуловимо напоминая ворона, невысокий, коренастый человек в тяжёлом чёрном, отороченном мехом зимнем плаще, что крепился мощной золочёной пряжкой на широком ремне под горлом. Шапки на нём не было, букли парика свободно падали на плечи. Он то взглядывал в зеркало, то принимался копаться в кожаном саквояже, который не выпускал из рук, словно проверяя, не забыл ли что. Довольно высокая женщина в узком к талии и расходящемся куполом по ногам одеянии, также отделанном мехом, в меховой треуголке, из-под которой выбивались длинные светлые локоны, в тонких мягких перчатках и с тёплой муфтой в руках, ожидая его, старалась сохранить безмятежное спокойствие на лице, но её выдавали губы, сложенные в досадливую гримаску. Несколько разряженных в пух и прах человек, чьи наряды обнаруживали принадлежность к самому высокому сословию, стояли кучкой возле стены и следили за перемещениями «ворона». Но вот он сделал знак женщине и обернулся к ним. Тут же все оживились. Из рядов вышел невысокий, внушительного вида вельможа, двинулся к чете, поцеловал руку женщине.
— Счастлив был знакомством, ваша светлость. — Вдруг он потянулся к графу и облобызал его, как велит русский обычай. — Да будет ваша дорога лёгкой и безопасной.
— Благодарю, — откликнулся граф, так и не усвоивший русского «спасибо».
Ещё один высокого роста вельможа приблизился к ним и бережно поцеловал руку графине, слегка задержав её в своих широких ладонях. Графу он лишь высокомерно кивнул, получив столь же холодный кивок в ответ.
Третий сердечно прижал графа к груди, но лобызать не стал.
Зато поблагодарил за науку. Даме же он поцеловал руку церемонно, но довольно прохладно.
— Всё, дорогая, идёмте! — И граф первым заспешил к узкой лестнице, ведущей к выходу. Графиня, потупив глаза, следовала за ним.
Провожающие, несмотря на холодную погоду, вышли на балкон наблюдать отъезд. У дверей дома уже довольно давно стояла большая чёрная карета, запряжённая шестёркой упитанных лошадей. Карета была тяжёлой, украшенной золотыми виньетками по обоим бокам и с золочёными набалдашниками над каждым углом. Кучер топтался возле, похлопывая себя по бокам руками в больших рукавицах. Он изрядно подмёрз.
Граф стремительно покинул подъезд, проследовал к услужливо распахнутой лакеем дверце кареты, но тут отступил в сторону, пропуская вперёд жену. Она в последний раз оглядела ровную череду тяжёлых низких зданий под низким небом, грязный лёд замёрзшей реки и неожиданно дерзко устремившуюся к тучам сияющую золотом острую иглу Петропавловского собора, на вершине которой, едва различимый отсюда, застыл охраняющий город ангел.
— Алессандро… — Она подняла большие печальные глаза на мужа и слабо вздохнула.
— Мы вернёмся, Лоренца, я знаю, что мы вернёмся.
Возле дома собралась значительная толпа. Здесь были и вельможи рангом пониже, чем удостоенные церемонии провожания, и торговый люд, и даже слуги и простолюдины. Кто-то пришёл, чтобы проводить в дальний путь лекаря, исцелившего близкого им человека, оказавшего помощь, когда больше не оставалось надежды. Кого-то привело чувство уважения к Мастеру и Магистру, они считали себя обязанными хотя бы провожанием оказать ему прощальную честь. Кто-то пришёл из любопытства, поглазеть на заезжего чародея, которому наша матушка-царица показала от ворот поворот. Кто-то просто остановился, потому что увидел толпу.
Лоренца забралась в карету, граф поднял голову к стоящим на балконе царедворцам.
— Я вернусь! — произнёс он негромко, но внятно, затем взошёл следом за женой.
Лакей закрыл дверь.
Кучер вскарабкался на козлы, качнул вожжами. Карета тронулась. Кучка слуг, как обычно сопровождающих графа в путешествии, поскакала за ней. Из толпы полетели вверх шапки, раздались приветственные крики и пожелания доброй дороги. Вслед кинулись несколько любопытных мальчишек. Карета завернула за угол дома, и мальцы отстали.
Лоренца выглядывала в окно, ей махали вслед обитатели только-только выстроенных соседних домов, также высыпавшие на балконы. Граф сидел, окаменев и глядя прямо перед собой. Впрочем, с его стороны улицы домов пока не было, только какие-то то ли развалины, то ли новострой. Карета свернула налево, прокатила мимо довольно большого деревянного дома и выехала на Литейный проспект. Оттуда дорога вела всё прямо и прямо — на запад.
Как много надежд возлагал он на эту поездку, сколько выдал горделивых обещаний — и явиться во всём величии, и поведать миру тайну происхождения — и такой нелепый провал. Он не рассчитал время, рассказать кому — не поверят! Как они говорят, эти русские: «И на старуху бывает проруха»? И на старика тоже. Или же «ogni regola ha un' eccezione». Он свёл воедино тайные пророчества и официальные объявления, в точности знал, что будет и где будет, и упустил маленькую, совсем незначительную деталь — когда. Вот и осталось теперь только — «будет». Всё ещё только будет. А он уже есть здесь и сейчас, и его не будет, когда оно, то, что он хотел отыскать, в свою очередь будет здесь. Вот незадача.
Граф от досады ударил кулаком по ни в чём не повинной двери кареты, но аккуратно, чтоб не раскрыть. В результате вместо использования плодов ему пришлось заняться разбрасыванием семян. Сеятель, однако! Да и с милостью величайших, как ни крути, не повезло. И магия не помогла, взбеленилась дурная баба, царица-самодержица, как будто полцарства её морозного, а не мужика на несколько вечеров увели. Ладно, не на несколько, поговаривали, бедный Потёмкин от его жёнушки напрочь голову потерял. Так она же замужняя, да иноземка ко всему, понимать надобно — куда бы он от её величества делся? Побегал да вернулся бы. Нет, прижгло, видать, ретивое. И повелела. А он что, приходится покидать, не судьба, выходит, дожидаться да контролировать, как там семена прорастут. Верить остаётся, надеяться. А знать он будет очень сильно потом.
Да, надеяться. На мальчика, что не подведёт, не забудет, о чём он твердил ему вечерами. Каким должно стать величайшее дело его рук, как выглядеть, где находиться, а главное — что в нём должно быть обязательно. Не потеряет отданный ему на сохранение уникальный ключ, сбережёт и детям своим передаст. Вместе с именем подлинного владельца.
На его сиятельство графа надеяться, что употребит всё своё возможное и невозможное влияние, чтобы мальчика допустили к исполнению вверенного ему поручения. Не посмотрели на то, что молод, никому не известен, да и волю не слишком давно получил. Да что я, это он сейчас молод. Будет, будет известен, обязательно будет. И вольную, вольную ему не передумал бы отписать заносчивый граф. Правда, он любимый ученик Баженова. Вот ещё загвоздка — будущий император в Баженове души не чает. Ладно, пусть не чает, покуда тот в Москве, но в Петербурге ему не жить! И все иноземцы не соперники, уж на это влияния главного Академика по Художествам хватит. Своего протеже сумеет пробить. А Андре не подведёт.
