Виталий Кулик - Ведьма полесская
Прохор быстро вернулся к следам кабанов. Так и есть! Внимательно глянув на снег, молодой охотник не поверил своим глазам: за то время, что он делал крюк, поверх кабаньих следов появились ещё одни свежие отпечатки. Такого в здешних лесах Прохору ещё ни разу не доводилось видеть. «Это что за невидаль такая?» — пронеслось в голове парня, и сердце его взволнованно забилось. От величайшего изумления у хлопца глаза округлились. Нагнувшись и осторожно ощупав незнакомый след, Прохор недолго ломал голову. Хотя он никогда и не видел живого медведя, но, похоже, именно этот зверь недавно прошел здесь. Следы на снегу были большие и глубокие, что указывало на внушительные размеры и тяжеловесность хищника. «Ну и денёк сегодня: одни «сюрпризы»! Кому расскажи — век не поверит!» — озабоченно глядя на взрыхленный снег, думал молодой охотник.
Прохор ещё от деда слышал, что в здешних лесах когда-то давным-давно водились медведи. Сейчас же их здесь днём с огнём не сыщешь. Но все-таки бывалые охотники такую возможность не исключают. На Полесье, среди болот и лесов есть множество глухих мест, где ещё не ступала нога человека. И вполне вероятно, что этот медведь вылез из какого-нибудь богом забытого и человеком не найденного укромного уголка. Но ведь даже если бы он и появился в этих краях, то ему сейчас в самую пору лежать бы в тёплой берлоге, а не шастать по сугробам.
Молодой охотник продолжал сидеть на корточках перед диковинными следами и, глядя на них, пытался истолковать для себя, что бы это всё означало. Наконец, что-то надумав, он решительно вскочил и быстро пошел по медвежьему следу, только в обратную сторону.
Пробежав на снегоступах изрядное расстояние, Прохор обнаружил, что медведь несколько раз переходил с кабаньих следов на следы волчьи. Было заметно, что он часто топтался на месте, видимо, долго принюхивался и пребывал в неуверенности, на что-то решаясь.
Прохор отлично знал образ жизни и повадки диких животных. Сопоставив всё увиденное со своими знаниями и опытом, он пришел к выводу: медведь-шатун, скорее всего, пришлый, а задумка у голодного зверя под стать талантливому стратегу.
Из книги на снегу, прочтенной следопытом, выходило, что волчья стая шла охотиться на кабанов. Прохор отлично знал, как мастерски волки устраивают совместную охоту, в которой всё строго распределено: одни гонят добычу, а наиболее опытные и матерые нападают. Медведю, более крупному и мощному, такое не под силу. Он одним ударом лапы мог бы сломать хребет взрослому кабану, но для этого нужно сначала приблизиться к добыче на довольно близкое расстояние. А зимой для медведя это практически невозможно. Из всего и выходило, что медведь, интуитивно чувствуя скорую кровавую резню, шёл не за кабанами, а за волчьей стаей, чтобы в случае удачной её охоты, попытаться отнять добычу у серой шайки. И если уж он решился на такой опасный шаг, значит, либо был уверен в своей силе, либо голод вынудил его рискнуть своей шкурой. А возможно, здесь находило место и то и другое. В любом случае добычу свою волки вряд ли отдадут просто так!
Сейчас зверь находился где-то недалеко и, скорее всего, останется здесь надолго — живой или мёртвый. Сможет отнять у стаи добычу — будет с пищей и живой. Не хватит силёнок на свою задумку — недолго протянет голодный и с изорванной волками шкурой.
«Да-а-а… — тихонько протянул Прохор, — похоже, здесь и в самом деле назревает кровавая пирушка. И будет это, судя по всему, ночью или ранним утром. Что ж, вот теперь не медля к пану Войховскому. Вместо охоты на вепря может получиться охота на более достойного и редкого зверя». Тихо поразмыслив вслух, Прохор вскочил на снегоступы и почти бегом помчался к имению пана Войховского. Возбуждение от сравнительно близкого присутствия грозного зверя и исходившая от него опасность придавали парню силы.
Вот уже пройдена большая часть обратного пути.
Почувствовалась усталость. Прохор сбавил темп и пошёл медленнее. Мысли о предстоящей охоте плавно сменились невесёлыми думами о тяжкой доле и убогой жизни крепостного селянства. Думал Прохор и о своей судьбине, и о дальнейшей жизни. Как она сложится и что его ждёт впереди? Постепенно мысли клонились к воспоминаниям из детства, к своим родным и близким…
Глава 2
Семья Чигирей была крепостной, и все они, от новорождённых и до глубоких старцев, являлись собственностью пана Войховского Егора Спиридоновича.
Ещё после раздела Речи Посполитой около полумиллиона белорусских крестьян оказались в собственности русских помещиков. Егор Спиридонович был сыном одного из дворян, который в числе первых получил во владение поместье на новых землях, вошедших в состав Российской империи.
Русские помещики, вступая во владения бывшими панскими фольварками[3], часто брали с собой и свою челядь. Поэтому наряду с устоявшимся местным обращением «пан» зачастую можно было услышать и «барин». Но это больше касалось восточной части Белоруссии.
Имение пана Войховского находилось чуть восточнее центра Полесского края, недалеко от волостного селения Петриков. Вокруг простирались уникальные, можно сказать, девственные природные просторы. Редко разбросанные хутора и деревеньки полешуков[4] терялись среди первозданных лесов и болот, и, казалось, были оторваны от всего мира. И даже служивые люди царя Российского как-то говаривали Егору Спиридоновичу об одном из близлежащих уголков этого края: «В Лясковичах были по делам ревизским… Селение настолько обособленно, что имеет вид неприметного застенка матушки природы. Ни туда попасть, ни оттуда выбраться. Там и царь, и бог — местный помещик Киневич…» На что пан Войховский, кивая в знак согласия головой, отвечал: «Особенность жизни у полешуков такова, и никто из них не горит желанием самопроизвольно покинуть родные места. Безмерно любят они свой край. Огромное Полесье у них одно на всех, но у каждого в сердце есть ещё и своё маленькое полесье — отчий кров. Люди свыклись с укладом такой жизни и что-то менять не помышляют. Да, цивилизация в эти уголки не скоро доберётся со своими соблазнами и искушениями, которые очень быстро развращают человека… Так что этот народ по-своему счастлив в единстве с Богом и природой».
Так и крепостная семья Чигирей, отпрыском которой был Прохор, свято чтила Бога и своего существования в отрыве от природы вообще не мыслила.
Отец Прохора, Чигирь Григорий Максимович, служил у пана Войховского и объездчиком лесных угодий, и смотрителем всего охотничьего снаряжения. Он оберегал лес от самовольных порубок, браконьерства, а зачастую по мере надобности сам добывал дичь к панскому столу. Григорий Чигирь также ухаживал за охотничьими собаками и занимался всеми подготовительными хлопотами перед охотой. Делал всё толково и со знанием. В общем, нес службу исправно, за что не имел серьёзных нареканий со стороны панской милости.
