Роман Лерони - Багряный лес
Надо было еще раз просмотреть сообщения на компьютере. Может быть там было что-то, что в обвале ночных дел прошло мимо внимания Олега. Слабая надежда, но она все-таки была…
Он встал и начал натягивать на себя китель, тяжелый от впитавшейся в него влаги. Мокрая ткань была противной и нисколько не грела жаждущее тепла больное тело. От малейшего движения неприятно ломило кости. Одеваясь, Олег скривился.
Горачук посмотрел на него с сочувствием:
— Олег, я не могу понять тебя. Зачем загонять себя до такой степени работой? Ведь уже все сделано! Все закончилось!.. Ты оказался прав и победил. Может, все-таки ты останешься здесь, я позову врача…
— Нет, Всеволод Сергеевич, — в который раз упрямствовал Переверзнев. Он говорил и не узнавал своего голоса, который болезнь размазывала, растягивала, делала в воображении неприятно-липким. — Спасибо за гостеприимство, но мне надо закончить еще кое-какие дела. Согрелся у тебя — уже хорошо.
Неопределенно хмыкнув, Горачук развел руками.
— Я думаю, что ты знаешь цену своему геройству. Но не хотелось бы узнать, что ты почил после всего сделанного от какого-то паршивого воспаления легких… Извини меня за мою прямоту.
— Ничего. Ты хороший мужик, генерал. И тебя понять можно. Ты когда выходишь из Зоны?
Всеволод Сергеевич посмотрел на часы:
— Если ничего не изменится, думаю, что через час. А ты?
— Скорее всего, к обеду… Если тоже все будет идти по плану. Пока. Увидимся в Киеве.
— Давай… Ждем тебя на белом коне.
— Со щитом или на щите. — Переверзнев открыл дверь и вышел на ветер.
До его штабного автомобиля надо было идти не больше ста метров. Поглубже втянув голову в ворот плаща, чтобы ледяной ветер не забирался глубоко под одежду, не выбивал так необходимое тепло тела, не разбивал длительными приступами озноба, министр пошел не разбирая дороги. Его ноги неуверенно шлепали как по уже подсохшим участкам земли, так и по жидкой грязи и глубоким лужам. Грохот грома больно бил невидимыми молотами по голове, заставляя почти постоянно жмуриться, переживая короткие приступы боли. Пространство вокруг было залито частыми бликами разрядов молний, окрашивающих мир в ослепительную сине-белую седину, и замирал в глазах черно-белыми кадрами застывшего движения. Лишь на мгновение министр остановился, чтобы посмотреть на Зону, которая осталась прежней ЗОНОЙ, а не преступной вольницей. Низкое, почти черное небо вышагивало по земле корявыми ногами молний, кроша пространство тысячами ослепительных трещин. Картина была необыкновенной, но она не впечатлила человека, который чувствовал, что где-то там, в разбитой непогодой дали, был тот, кого Переверзнев ненавидел больше всего в жизни.
Продолжив свой путь, он посмотрел машины своего штаба. Возле них, замирая пятнами негатива во время очередных вспышек небесного огня, деловито сновали служащие, умело пакуя министерское имущество. Но одна фигура во время ударов молний выделялась из черно-белого рисунка жизни своей слабой подвижностью и белым пятном. Пройдя еще несколько шагов, Переверзнев увидел, что белая фигура — это женщина, одетая в белый брючный костюм. Именно одежда выделяла её из всего пространства и приковывала взгляд, из-за того, что каждый блик молнии заставлял ослепительно вспыхивать всю фигуру слепящим призрачным ореолом. А причиной малоподвижности было то обстоятельство, что женщина стояла и… кормила собак. Три какие-то страшно худые промокшие твари, жадно брали еду из рук женщины. Она была красива и спокойна, что выглядело совершенно нелепо на фоне суеты и остывающей войны. Ее не должно было быть здесь, но она была… И это несоответствие, нереальность давали понять, что она здесь не случайно. Не контролируя себя, Переверзнев почему-то ускорил шаг, быстро приближаясь к женщине. Она была так занята собаками, что не замечала ничего вокруг. Когда до неё оставалось совсем немного, на Олега ринулись собаки. Животные, не способные перекрыть своим лаем непрерывный грохот неба, набросились на министра с такой яростью, словно были готовы разорвать его на куски. Это было так неожиданно, что он опешил и остановился, скользнув рукой в карман с пистолетом. Оскаленные пасти животных беззвучно щелкали у самих его ног. Их не останавливало даже то, что в руках человека оказался пистолет. Это только добавило им ярости. Самый проворный пес умудрился ухватить Олега за ткань брюк, в мгновение ока выдирая огромный кусок. Переверзневу показалось, что женщина в белом смотрит на это с безучастностью человека, который видит то, что должно происходить, как на восход солнца, или на разлив утра на розовом горизонте. Но на самом деле ее глаза были полны пустоты презрения.
На помощь министру, схватив по длинной палке, побежало несколько человек и их стараниями нападение собак было отбито. Не замечая испорченных брюк, Переверзнев подошел к женщине, жестом предлагая ей войти в штабной автомобиль, но она отказалась от приглашения, замотав головой. Когда она заговорила, грохот бури и грозы притих настолько, что Олег мог расслышать каждое слово, хотя женщина говорила спокойно и свободно, нисколько себя не утруждая криком, единственно возможным способом общения в настоящих условиях.
— Я пришла к тебе, как и обещала…
— Кто ты?
Она печально улыбнулась, но не ответила, а стояла против него, внимательными глазами изучая его. И ему показалось, что уже когда-то он видел эти умные и добрые глаза. В прошлом, как он помнил, доброты было больше, чем сейчас, — тогда она покрывала затаенное зло только тонкой пленкой.
Удар боли в сердце заставил его покачнуться от неожиданности. У него никогда не было проблем с сердцем. Это было внезапным, как и то, что он вспомнил ее.
— Анастасия?!
Мягкая улыбка по-прежнему разливалась по ее бледному лицу, и в ней была какая-то странная, неприятная и скользкая снисходительность.
Он оглянулся, проверяя, не заметил ли кто из окружающих его растерянности, его ужаса.
— Но это невозможно?! — едва не завопил Переверзнев. — Я сам видел, что тебя…
Её глаза были неподвижными, мертвыми и ледяными.
— Они были хорошими стрелками. Не переживай — они не промахнулись…
— Но как же?..
— Я не могу тебе объяснить то, что ты не можешь понять, Олег… Мне пришлось долго ждать этого момента, а теперь ты пойдешь за мной.
Ее голос был полон той уверенности, которой невозможно было не подчиниться. И Переверзнев пошел вслед за женщиной, стараясь от неё не отстать.
Оказавшись ближе к ней, от спросил:
— Куда мы идем? — Но голос ветра и грозы был вновь непреодолимым. Она его не услышала.
