Роман Лерони - Багряный лес
— Но это не вернет ребят!
— Я понимаю, Всеволод.
— И тебя жалко, Олег… Честное слово! Если судить по тому вооружению, какое мы здесь собираем, и по тому оборудованию, какое мы здесь видим, я начинаю понимать, что здесь крутились громадные деньги… Не простят они тебе это.
— Плевать, — скривив лицо отмахнулся Олег. — Кто-то же должен был положить всему этому шабашу конец.
"Войсковик" пожал ему руку, по-дружески тепло, ободряя.
— Ты молодец. Таких, как ты мужиков, нашей стране надо бы больше. Гораздо больше. Зажили бы мы, — мечтательно протянул он, — как у бога за пазухой.
Он замолчал, задумчиво, маленькими глотками прихлёбывал горячий чай, бережно держа в руках стакан, грея озябшие кисти.
— Нашли машину Нечета.
Переверзнев выпрямился на своем месте, словно его пронзил невидимый стержень.
— Только его машину?
— Нет. И все остальные.
— Есть что-нибудь?
Горачук замотал головой, хмуря густые седоватые брови.
— Мои эксперты перетрясли всё до последнего винтика и шишки, но ничего не нашли. Они пропали, Олег.
— Это невозможно!.. Я возьму своих экспертов, и мы еще раз всё внимательно осмотрим. Должно быть хоть что-нибудь.
— Удачи.
— Я отдам приказ допрашивать всех задержанных о том, видели ли они Нечета…
— Валяй, но я не думаю, что эта история сама по себе утихнет.
— Ничего страшно не произойдет с нами. Ладно, Всеволод, мне пора идти. Ты можешь здесь остаться: поспать, отогреться…
Но генерал встал и прошел к вешалке, где висели его вещи:
— Спасибо за гостеприимство, но мне тоже пора. Мои ребята застряли у хутора Деряки.
— До этих пор торчат там? — изумился Переверзнев.
— Там у бандитов, оказались безоткатные орудия и минометы, а гранатометов немеряно. Их там душ около четырехсот. Дерутся, как бешеные псы, будь они прокляты!.. Я бы парой вертолетов разнес их в пыль, но погода отвратительная. Нельзя сейчас авиации.
Одеваясь, Олег добавил:
— Придется тебе обходиться без вертушек. Погода сегодня будет еще хуже. Синоптики сообщают, к утру дождь прекратится, а ветер усилится. И говорят, что уже сегодня активизируется атмосферная электростатика. Уверяют, что это будет особенное представление — такого не было больше восьмидесяти лет…
— А это что за черт? — удивился Горачук, открывая дверь и делая шаг в бушующую ночь. — Что это за представление?..
Он уже кричал, стараясь, чтобы его было слышно в слившемся с шумом дождя вое ветра.
— Не знаю, Всеволод, но сегодня уже увидим…
Они пошли каждый своей дорогой, быстро растворяясь в непогоде и темноте ночи.
Фильтрационный пункт 43-ИН представлял собой две палатки и обширную территорию, освещаемую яркими электрическими фонарями и обнесенную густыми вьющимися спиралями колючей проволоки, через которую не смог бы пробежать даже маленький зверек, не говоря уже о человеке. Палатки служили для следователей и охраны. В одной проверялись документы, а в другой отдыхала другая смена специалистов — работы было столько, что пришлось организовать деятельность следственных групп в три смены, но и это не смогло разрядить обстановку на территории пункта, где под проливным дождем, под слепящим светом прожекторов и стволами пулеметов на бронеавтомобилях, под автоматами охраны, упираясь почти в само колючее ограждение, стояла толпа задержанных. Но ситуация постоянно усложнялась. Когда Переверзнев подходил к пункту, как раз подъехали три крытых грузовика, которые подвезли очередную партию задержанных. Бандиты были настолько подавлены и разбиты происшедшим, что стояли под ливнем неподвижно, как деревья в лесу, едва покачиваясь под ударами ветра. Не было слышно ни единого звука, только шелест дождевой воды, чавканье грязи под ногами охраны и завывание непогоды.
— Где? — коротко спросил Переверзнев, едва шагнув под полог палатки.
Внутри стояло около полутора десятков столов, за которыми, вытирая пот со лбов, работали следователи. Возле столов стояли табуреты, на которых, качаясь от усталости и пережитого потрясения, сидели люди и монотонно бубнили ответы на бесконечные вопросы дознавателей.
— Часть пространства внутри палатки была загорожена плотным брезентовым занавесом.
— Сюда, пожалуйста, господин министр, — указал ему на занавесь какой-то капитан. — Они все там. Их уже сорок…
Он хотел было шагнуть с министром в распахнутый проход в загородку, но Переверзнев остановил его рукой:
— Не надо, я справлюсь сам.
Хотя за загородкой было довольно светло, Олег достал из кармана длинный и очень мощный фонарь, и, освещая им лица выстроенных в ряд людей, пошел вдоль этого ряда. Его брала досада, усиленная усталостью: что общего находили милиционеры с изображением на фотографии и этими серыми измученными боями, паникой и ужасом лицами? Среди задержанных не было ни одного, кто хотя бы приблизительно напоминал Гелика.
Возвращаясь назад, он отпрянул, когда ему под ноги упал один из задержанных. Переверзнев присел возле него и перевернул, освещая лицо своим фонарём. Свет застыл в расширенных зрачках человека и утонул в темном провале открытого рта.
— Врача!
На этот крик сразу прибежал человек в белом, местами испачканном кровью халате. Он сразу склонился над упавшим, но скоро встал.
Он умер, господин министр. По-видимому, сердечный приступ и переутомление. Это не первый случай. Люди переживают страшный стресс. Надо бы их напоить горячим и дать поесть.
Министр стремительно вышел из загородки.
— Кто здесь старший?
К нему подскочил тот же самый капитан, который его встречал. Хотя Переверзнев и обладал превосходной памятью, но его усталость была настолько сильна, что он не мог вспомнить имени этого офицера, при том, что за последние пять часов был на этом фильтрационном пункте шесть раз.
— Капитан Дежавин, — представился офицер.
— Вот что, капитан… Организуйте горячее питье для задержанных. Возьмите у соседей, военных, полевые кухни. И накормите задержанных.
— Господин министр, — почти взмолился капитан, — из-за непогоды в дороге застряла колонна с продуктами. Обещают быть к утру. Надо подождать.
Олег Игоревич с окаменевшим от негодования лицом шагнул ближе к нему.
— У вас всего восемь звезд на погонах, капитан.
У того вытянулось лицо. Офицер не понимал, о чём шла речь.
— Если через час у вас будет еще один труп, я сниму с вас две звезды, будет еще — ещё две. Лишитесь офицерского звания — буду снимать сержантские лычки, вплоть до увольнения!.. Как поняли меня, капитан? Если нет продуктов, разделите пайки своих подчиненных и кормите хотя бы тех, кого приводите на допросы.
